– Я рад, – говорю я. – По крайней мере, хоть один из нас хорошо провел время дома. – Ты не собираешься съезжать? Я облокачиваюсь на дверной косяк своей спальни. – Зачем? У тебя есть для меня предложение? – Я не это имел в виду. Мне просто любопытно. Самым честным ответом будет: «Я не строю планов на будущее, потому что пока не знаю, что такое будущее». Чем больше я думаю о том, что меня ждет, тем больше убеждаюсь, что не могу полагаться на то, что все сложится наилучшим образом. – Возможно. Я планировал поразмышлять об этом после тура, но это может подождать, пока мы не выясним, что делать дальше. – В Лос-Анджелесе? – Да. Может быть, Санта-Моника. Зак выглядит немного разочарованным. – Ох. – Это всего лишь короткий перелет, не забывай, – говорю я, но по мере того, как я это произношу, понимаю, что находиться в двух часах полета друг от друга – это слишком тяжело. Я не хочу думать о жизни, в которой Зака не будет рядом со мной. – Я еще не уверен, – добавляю я. – Мне нравится Санта-Моника, – говорит он в то же время, совершенно непринужденно. Я изучаю парня, в моей груди теплеет от нахлынувших чувств. На мгновение я позволил себе представить, что это может быть нашим будущим. Мы в группе, мы вместе, мы свободны и можем жить без секретов. На пляже, под солнцем. Счастливые. – Мне тоже. В спальне мы на мгновение замираем. Внезапно в голове всплывает его вчерашнее сообщение, и мое сердце начинает бешено колотиться. Тишина кажется тяжелой и гнетущей. Поэтому я, конечно же, паникую и заполняю ее. – Итак, мы можем посмотреть фильм или заняться чем-нибудь еще, – говорю я, оттолкнувшись от дверного косяка и шагая в комнату. – Ты не голоден? Думаю, да? У нас есть остатки тортильи, но разогревать их снова, наверное, не стоит. Ты когда-нибудь пробовал испанскую еду? Тортилья классная, это что-то вроде смеси картофеля, яиц и лука, обжаренных вместе. Или мы можем купить еду навынос? – Я не голоден. – Круто. Ну, тогда кино подойдет. По-моему, я уже предлагал это. Или мы можем пойти погулять? Ну, знаешь ли. На улице, гм, красиво? Зак моргает. – Мы можем? – Только если ты хочешь, – добавляю я. Зак делает шаг навстречу. Его выражение лица говорит «не надо». Оно просит остаться дома. Оно говорит… Господи, оно говорит «поцелуй меня». – А ты хочешь? Я сглатываю. – Нет, не особо. Зак стоит так близко, на его губах играет полуулыбка – это настоящая мука. Потому что все, чего я хочу, – чтобы этот момент длился вечно. Но я чувствую, что он закончился, едва успев начаться. Это парадокс, потому что мы – парадокс. Отношения Шредингера. У нас обоих есть совместное будущее, но мы вот-вот разобьемся и сгорим дотла. И пока Chorus не решит раз и навсегда, снять ли с нас цепи, мы не можем знать, какая реальность правдива. До этого момента я буду делать вид, что знаю ответ, что все будет хорошо. Я хватаю его за запястье, притягиваю к себе и отчаянно целую. Дверь остается открытой, пока мы целуемся. Зак прижимает меня к стене, все больше и больше одежды падает на пол. Есть что-то столь волнующее в том, что вокруг нас так много открытого пространства. Быть самими собой вне тесного, закрытого гостиничного номера. И хотя у нас есть миллион тем для разговора – начиная с Chorus и заканчивая его мамой и Энджелом, – возможность отпустить все это хотя бы на мгновение и предаться счастью кажется невероятной. Даже если это совсем ненадолго. Как выясняется, парень привез презервативы. Несмотря на то что Зак сейчас единственный, кто никогда не занимался подобным ранее, и мне предстоит стать его первым, он колеблется, прежде чем открыть коробку, и спрашивает меня, все ли в порядке. Конечно же, все в порядке. Даже больше, чем просто в порядке: это невероятно. Сначала Зак слегка дрожит, пока я не целую его губы, шею и ключицы. Потом он проводит пальцами по моей обнаженной спине, пока его ладонь не становится более требовательной. Когда он шепчет мое имя, в его голосе нет ни капли неуверенности. Глаза Зака встречаются с моими. Они потемнели от желания и стали цвета шоколада; парень выдерживает мой взгляд. Закончив, мы лежим, запутавшись в телах друг друга, голова Зака покоится на моей груди. Сквозь туман безграничного счастья я размышляю, что больше никогда не хочу спать ни с кем другим, кроме него. И хотя я понимаю, что однажды могу оглянуться назад и подумать, что надеяться на этот момент было наивно, сейчас это чистейшая правда. Возможно, настанет момент, когда Зака больше не будет рядом. Но сейчас он – единственное, что существует в этом мире. Поэтому я отгоняю все страхи и печали еще на некоторое время. Я представляю, что существуем только мы и что будущее останется таким же, как сейчас, еще на протяжении нескольких минут. Глава 24 Зак Прошло шесть недель с тех пор, как я видел остальных участников Saturday. Я навестил Рубена и, позвольте мне заметить, мы занимались достаточно приятными вещами. Мы были очень осторожны: Рубен принимает таблетки, и мы пользуемся презервативами. Да и в целом знать, что нам не нужно беспокоиться о венерических заболеваниях, очень успокаивает. Так что я бы соврал, если бы сказал, что не хочу видеть Рубена по этой причине. Я скучаю по группе. Не могу дождаться, когда увижу их сегодня. Энджела выписали из реабилитационного центра несколько дней назад. Как и всегда, оказалось, что интуиция Вероники была удивительно точной – парня выписали почти через месяц. Чтобы отметить это событие, мы договорились встретиться у Рубена, после того как Энджел увидится со своими родителями. Мы также хотим посмотреть клип на песню Overdrive, который совершенно неожиданно пришел в наши почтовые ящики чуть больше недели назад, но смотреть его без Энджела казалось кощунством, поэтому мы ждали его. Люди из Chorus спрашивали о наших впечатлениях, но все мы прекрасно знаем, что их это не особо волнует, да и они не давили на нас. Я подхожу ко входной двери дома Рубена и стучу. Минуту спустя она открывается. На пороге стоит Рубен. Мой парень. Губы растягиваются в улыбке. Он тоже улыбается в ответ. Я быстро целую парня в губы и захожу внутрь. Рубен живет в частном охраняемом районе, поэтому я знаю, что папарацци нам не угрожают, по крайней мере, внутри. Даже если у кого-то есть камера дальнего обзора, они не смогут продать фотографию, иначе на них подадут в суд. – Я скучал по тебе, – произносит он. – Я тоже по тебе скучал. Рубен поглаживает мою руку. – Хочешь содовой? – Да, пожалуйста. Мы оба берем диетическую колу и выходим на веранду. Остальные, включая Энджела, уже здесь, а отец Рубена жарит что-то на барбекю. Пахнет дымом и чем-то вкусным. Джон и Энджел сидят на садовой мебели и смотрят на бассейн. Энджел слегка улыбается, прежде чем неловко встать со своего места. Я замечаю золотисто-черный гипс Versace на руке, где был сложный перелом. Я даже не знал, что такие делают. Может быть, он создан на заказ. – Вот он! – восклицает парень. – Наконец-то. – Привет. Энджел обнимает меня, а Джон поднимается, засунув руки в карманы. Рана на виске Энджела, кажется, почти зажила, но я подмечаю, что он все еще ходит прихрамывая. Хотя, не считая этого, он выглядит здоровым. Я обнимаю Джона, а затем жму руку отцу Рубена. Вероника просто кивает мне. Наконец-то мы все рядом. Saturday снова в сборе, впервые с тех пор, как тур отменили. – Как дела? – спрашиваю я Энджела, когда мы садимся. – Лучше не бывает. А у тебя? Я немного удивлен, что он ведет себя как ни в чем не бывало после нашего последнего разговора. Но это Энджел. Я гляжу на Джона, чтобы узнать, разделяет ли он мое мнение, но парень не смотрит в мою сторону. – Не могу пожаловаться. – Еще бы, – говорит он, переводя взгляд с меня на Рубена и поигрывая бровями.