Наверное, так чувствует рыба, вытащенная на воздух, Или дельфин, которого выбросило волной на берег. Да. Наверное, так вернее. Вроде и дышать можно, ан нет. Без воды не жизнь. Так и Димон, вернувшийся месяц назад с Кавказа, где три года честно трубил по контракту и, даже, успел получить лёгкое осколочное ранение в икроножную мышцу. Там, в сырой палатке на тридцать человек, или в холодном блиндаже, сложенном из валунов на блок посту, казалось, что эта военная жизнь настолько обрыдла, что он уже никогда не влезет в прелый от пота камуфляж и вечно влажные берцы. Там, в горах, он мечтал о гражданке, как о чём-то райском, безоблачном и бесконечно приятном. И вот, за месяц, прожитый в мирном городе, очень далёком от стрельбы, засад и ночных боёв, Димка вдруг с изумлением понял, насколько дорога ему та, полная опасностей и тревог, жизнь. Слишком много условностей и подводных камней вокруг. Да и неискренние улыбки, и приценивающиеся взгляды тоже нервировали. Вот и сейчас он едет в автобусе с очередного собеседования, закончившегося уже привычно ничем. Гадливое чувство от наглого взгляда потенциального работодателя, уже подсчитавшего в уме размер Димкиных боевых, и прикидывающего, сколько можно с него поиметь за приём на работу, не оставляло. В автобусе было полно народу, в воздухе висел спёртый запах человеческого пота, чего-то копчёного, пирожков, туалетной воды и чьего-то немытого тела. Дорога неблизкая, и Диму укачало так, что он задремал. Сколько он спал, сам не понял, но, когда проснулся, понял, что автобус стоит. Открыв глаза, Димка огляделся вокруг, и ему показалось, что он всё ещё спит. Другого объяснения тому, что творилось вокруг – не было. Это был не тот автобус, в который он сел полчаса назад. Ржавый, кое где до дыр, корпус, ободранные сиденья, половины из которых не было на положенных местах, окна без стёкол говорили о том, что он никак не мог час назад ездить. Этому автобусу самое место на автомобильной свалке, но никак не на улицах города. Кстати, об улице. Дима глянул в окно и не узнал города, в котором родился и вырос. Грязные, заросшие бурьяном тротуары, выбитые кое-где стёкла домов, ветер, гоняющий по проезжей части какие-то бумажки. Где-то вдали послышались выстрелы чего-то автоматического, но никак не Калашникова. Уж что-что, а этот родной звук Димон узнал бы из тысячи. Он поднялся с сиденья и, на, неожиданно ватных, ногах пошёл к выходу. Ветер, сквозивший в автобусе, накинулся на вышедшего из салона парня с яростью бультерьера и стал трепать полы куртки, залезая под одежду и моментально выстудив тело. Стало холодно и неуютно. Необходимо осмотреться, чтобы попытаться разобраться с этой непоняткой. Дима прошёл в грязный двор стандартной пятиэтажки. На поломанной скамейке сидели хмурые оборванные личности, пуская по кругу косячок. Район этот был на окраине города и всегда пользовался криминальной славой. Но не настолько же! Какая бы беднота тут не проживала, но такое рваньё местная шантрапа с роду бы не одела. Что творится здесь? Хмурые личности уставились на подошедшего парня и поднялись со скамейки. Один из них, видимо старший, сплюнул на землю и уставился на Диму мутными глазами. Двое других стали заходить справа и слева, беря его в клещи. Ну, оно, конечно, понятно. Район криминальный. Но чтобы вот так, ни здрасьте тебе, ни до свидания, ни за жизнь поговорить. Щёлкнул выкидной нож, и за жизнь разговаривать как-то расхотелось. Удар с ноги в грудь главного смёл его с места словно пушинку. А хлипкие они какие-то. И медленные. Ну да, наркоши. Второй сломанной рукой пытается поднять с земли нож, а третий уткнулся носом в родимую землю и успокоился. Нда. Разговора не получилось. Дима оглянулся вокруг, но больше потенциальных собеседников не увидел. Двор был пуст. Только на четвёртом этаже со стуком захлопнулось окно, забитое фанерой. Надо бы до дома добраться. Да и, хотя бы из этого района выбраться. Автобусов, судя по всему, не будет. А пешком где-то полчаса ходу. Ну что ж, пойдём пешком. Димон вышел на улицу и зашагал по тротуару, обходя слишком буйно разросшиеся кусты по проезжей части. Листок бумаги на стене, который трепал ветер, привлёк внимание парня. Он подошел поближе и, придерживая бумагу рукой, прочитал. Потом протёр глаза, ущипнул себя за руку и прочитал ещё раз. Бред какой-то. «Указ оккупационной администрации северного округа. За любое противодействие оккупационной администрации – смертная казнь За любую помощь, оказанную бандитствующим элементам – смертная казнь. За помощь администрации, оказанную в поимке бандитов, противодействующих наведению порядка на территории округа – 500 оккупационных долларов». Это как? Ещё час назад ни о какой оккупационной администрации Дима и не слышал. Что такого могло случиться за час, чтобы так всё изменилось? Впереди, многократно отражённый стенами домов, раздался звук дизельного двигателя. Дима, обрадовавшись, ускорил шаг, и устремился навстречу. Хоть что-то сейчас прояснится. На перекрёсток выехал броневик неизвестной конструкции с крупнокалиберным пулемётом в башенке наверху. Уже заподозрив что-то неладное, Димка замедлил шаг, уловив, как разворачивается башня и пулемёт наводится на него. Инстинкты сработали быстрее, чем разум. Ещё ничего не понимая, он уже летел в переулок между домами, перекатом уходя с линии прицеливания и, преследуемый визгом крупнокалиберных пуль по выщербленному асфальту, метнулся за угол дома. За спиной послышались отрывистые команды на английском языке и топот подкованных ботинок. Дмитрий метнулся в ближайший подъезд, нырнул в воняющий мочой и кошаками подвал и помчался по захламленному помещению. Уже выныривая в крайнем подъезде, он увидел сзади перекрещивающиеся лучи фонарей преследователей. Дима выскочил из дома, прокрался по кустам, хоронясь от броневика, нацелившего свой пулемёт на подъезд и петляя, словно заяц, помчался прочь. Пробегая мимо бетонного кольца коллектора, он увидел, как чугунная крышка сдвинулась в сторону, и появившаяся из люка рука поманила за собой. Не раздумывая особо, парень скользнул в колодец. – Люк! – крикнули снизу. Пришлось вернуться и задвинуть за собой тяжёлую крышку. Темноту подземелья взорвал луч фонаря, упёршийся ему прямо в лицо. – Ты кто такой? – спросили из темноты. – Димка. Дмитрий Протасов. – И кто ты, Дмитрий Протасов? – Человек. Простой человек. – А почему ты, простой человек, убегал от американцев, а они тебя преследовали целым отделением. – Американцев? Не знаю. Бред настоящий. Я шёл по улице и услышал шум машины. Пошёл навстречу, чтобы спросить, что здесь творится и увидел, что меня хотят расстрелять из крупняка. Ну и чухнул от них. – Непонятное что-то ты городишь. Кто же в здравом уме вот так к американцам лезет? Ладно, пошли. Пусть с тобой особист поговорит. Шли подземными ходами минут сорок, когда впереди забрезжил неровный свет, становящийся ярче по мере приближения. Наконец, стены раздвинулись в стороны, а ход преградила баррикада, из-за которой высунулся хмурый небритый тип с М-16 наперевес. – Ещё раз последний маркер забудешь дёрнуть, пристрелю, и скажу, что так и было. – Да ладно тебе. Ну, забыл. С кем не бывает. – С тобой что-то это слишком часто бывает. Кто это с тобой? – От америкашек убегал. Вот, к особисту веду. – Ну веди. Они перелезли через баррикаду, и пошли дальше по ходу, изредка освещаемому горящими факелами. У открытой бронированной двери, оснащённой кремальерой, их уже ждали. – Заходи и руки подними, – сказали из полумрака тамбура. Дима шагнул внутрь и выполнил команду. Ловкие руки умело охлопали всю одежду. – Чисто. Проходи дальше. Бронированная дверь закрылась и в ту же минуту открылась дверь во внутреннее помещение. По глазам ударил яркий электрический свет. Когда, проморгавшись, парень немного привык к яркому свету, он увидел перед собой рослого короткостриженного мужчину лет сорока в натовском камуфляже с пистолетом в открытой набедренной кобуре. – Это кого ты опять подобрал, Васёк? – неожиданно глубоким голосом спросил стриженный. – От америкосов убегал, командир. – Сколько можно говорить, не подбирай, кого попало. Так и шпионов можно притащить в отряд. – Да нет, командир. Какой из него шпион? Посмотри, чистенький, в хорошей одежде. Амеры бы шпиона под местное население одели. Не стали бы так палиться. – Ладно, разберёмся. Ты – со мной, а тебе, Васёк, выговор. – За что? – За излишнюю доверчивость. Командир повернулся и пошёл вперёд, ни капли не сомневаясь, что Дима двинется следом. Ну, деваться некуда. Они прошли по коридору, свернули в одно из ответвлений и попали в небольшую комнатку, в которой сидел за обычным канцелярским столом неприметный остроносый мужичок с цепкими внимательными глазами. Ну, чисто особист. На Кавказе у Димы в дивизии такой же был. Неприметный такой, а попадёшь к нему – всю душу вынет, вывернет и рассмотрит под микроскопом. – Вот, Григорьевич, работу тебе привёл, – проговорил командир. – Опять Васёк подобрал. – С такими сердобольными, как наш Васёк, мы конкретно попадём когда-нибудь. Вон, за наши головы уже пятьсот оккупационных баксов дают, – проворчал остроносый. – Ну, ладно, занимайтесь, – закруглил разговор командир и вышел из комнаты. – Присаживайся, мил человек, – обратился к Диме особист, – рассказывай. Ну, Дима и рассказал. Всё рассказал. И про Кавказ, и про ранение, и про гражданскую жизнь, в которой неожиданно ему не оказалось места. И про автобус рассказал, в который сел, задремал и проснулся уже в этих непонятках. Особист слушал внимательно, кивал и поддакивал в нужных местах, потом прошёлся по комнате, задумчиво потирая подбородок и рассматривая вещи, найденные при парне. А вещи интересные. Паспорт гражданина Российской федерации, выданный 20 октября 2002 года, просто физически не мог существовать в природе. Как и купюры Российского федерального казначейства 2002, 2004, 2007 годов выпуска, монеты примерно таких же дат. Пачка сигарет «Кэмел» на первый взгляд вполне обычная, если не читать мелким шрифтом на боковой стороне пачки: «Изготовлено: Россия, Краснодарский край, по лицензии «Филип Моррис» США из табака сорта Вирджиния». Какой ещё Краснодарский край? Какая Россия? Давно уже нет никакой России. Есть Евразийская оккупационная зона. Смущал сотовый телефон «Нокиа», этакая пластмассовая коробочка с маленьким окошком и кнопками. Сотовая связь разрешена только оккупантам. Для остальных обладание таким это верная смерть. – Ты в своём уме, парень? – наконец спросил он. – Я таких сказок с роду не слышал. Или ты тупой шпион, или просто сумасшедший. – Не понял. – А что тут понимать? Какой Кавказ, парень? Кавказ уже десять лет, как зона турецкой оккупации. Было, да. Вспыхнула Чечня в 1994 году. Но в 1996-м Республика Ичхерия отошла от России. Там Масхадов тогда был президентом. А в 2001-м её турки оккупировали. И автобусы по городу уже лет десять не ходят. Мы четырнадцать лет под американцами сидим. С тех времён, как Ельцин под конец своего президентского срока в качестве жеста доброй воли передал контроль над страной представителям НАТО. Ты головой не бился, случайно? – Да какое НАТО? Какой Ельцин? Да, было такое, что чуть не легли под альянс. Но в двухтысячном году Ельцин передал власть Путину. Никакой оккупации не было! Это такой розыгрыш, да? – Нет никакого розыгрыша. Только жестокая правда. Ты, парень, не обессудь, но придётся тебе посидеть под замком до выяснения. Димка сидел в тесном пенале с бетонными стенами и железной дверью и пытался собрать мысли, метавшиеся в его голове. В голове не укладывалось всё то, что с ним случилось. И объяснений тоже не находилось. Нет. Конечно, было одно, но из области фантастики. Это в книжках человек проваливается в параллельное измерение, там, в прошлое, далёкое и не очень, и воюет или с пиратами, или с фашистами за Советскую Родину. Таких книжек Дима прочитал немало. Снайпер Серёга увлекался попаданческой фантастикой, и у него была неплохая библиотека, которую от скуки перечитали от корки до корки все ребята во взводе. Но ведь это в книжках. Неужели и Дмитрий провалился в этот параллельный мир, в котором история на определённом этапе сделала такой удивительный зигзаг? Был ещё один вариант. Автобус попал в аварию и сейчас Дима лежит в реанимации в коме и это всё просто плод его больного воображения. Видят же в коме свет в конце тоннеля, умерших родственников, даже своё тело на больничной койке или операционном столе. Так почему не увидеть и такое? – И что ты думаешь? – спросил командир, колдуя над заварным чайником. – Да что тут думать, Сергеич? Так играть просто невозможно. Парень реально верит в то, что говорит. Да и то, что при нём нашли, просто быть не может. Нет, конечно, при американском уровне техники подделать всё это большого труда не составит. Но зачем? Смысла нет. – Но, ведь, это полный бред! Кавказ, мирная жизнь, автобус. Я и сам уже позабыл, каково это выйти на остановку, дождаться автобуса и поехать через весь город. – Я думаю, что надо его показать специалисту. Есть у меня один старичок, когда-то в психиатрии не последним человеком был. – Это ты про Андрея Арсеньевича? Профессора? – Да. Про него. Пусть посмотрит. Если этот парень врёт, профессор быстро его на чистую воду выведет. – Да уж. Надо им встречу организовать на явочной квартире. – Хорошо. Сделаем. – Организуй доставку туда Андрея Арсеньевича, а я доставлю парня. Угощайся чаем, кстати. – Какой чай хороший! А аромат! Где такой достал? – У англичан в офицерской столовой. Там наш человек работает. Вот и удалось разжиться. – Англичане – знатоки чая. Тяжёлая бронированная дверь с глухим гулом захлопнулась за спиной. Диму опять вели по запутанной сети коридоров, пока не оказались в круглом колодце коллектора. Здесь парню надели на голову плотный мешок, пропахший мышиным помётом, и подтолкнули легонько в спину, приказывая подниматься. Ничего не видя, Дмитрий на ощупь поднялся по железным скобам, нащупал край колодца, где его приняли под мышки и вытащили наружу. Даже под мешком он почувствовал свежий воздух поверхности. Диму под руки повели куда-то через заросшее кустарником и травой пространство, потом, судя по запаху кошатины и гулкому эху шагов, в подъезд и, через невысокий порог в квартиру. Когда с него стянули мешок, перед ним на продавленном диване сидел сухонький старичок с совершенно лысой головой и пронзительно умным взглядом выцветших глаз. – Присаживайтесь, молодой человек, – произнёс старик, кивнув на стоящее рядом обшарпанное древнее кресло. – Давайте познакомимся. Меня зовут Андрей Арсеньевич. – Очень приятно. Меня Дима зовут. – Хорошо. Дима, расскажите мне всё то, что рассказывали до этого моим товарищам. Дима опять принялся рассказывать о себе. Старичок слушал внимательно, задавая наводящие вопросы, возвращаясь назад и опять переспрашивая то, что, вроде, уже выяснено. Потом стал уточнять детали быта, марки машин и автобусов, модели телевизоров и бытовой техники и назначение сотового телефона. Когда, через два часа, разговор был закончен, Димка чувствовал себя как выжатый лимон. А старик-то специалист! Парень рассказал даже то, что и не ожидал, что вспомнит. После этого ему снова надели мешок на голову и тем же маршрутом доставили в подземелье. – Ну, что скажете, профессор? – выйдя из другой комнаты после того, как увели Диму, спросил особист. – Случай довольно интересный. Такого выдумать нельзя. Тут может иметь место травматическое замещение памяти. – Это как?