— Я должен сказать Бёрд, — я обратился к жирному копу с не менее уродливым голосом из задней части автомобиля. — Да, я уверен, что птицы захотят услышать твои историю. Расскажешь это доктору. — Нет, придурок, Бёрд — это человек, который разговаривает, а не говорящая птица. — Я сделал глубокий вдох, думая о том, как могу объяснить этому простому человеку, что я должен быть свободен. — Послушайте, я не сумасшедший, — пот стекал по моему лбу и в глаза, заволакивая мое зрение. Я хотел пить, и когда соленая струйка попала мне на губу — это было прекрасно. — Бёрд — очень важный человек. Вы не поймете, но она сияет, и ее голос как северное сияние, и... — я затих и сделал еще один глубокий вдох, потому что изо всех сил пытался казаться адекватным, но говорил слишком быстро для этих имбицилов. Мне нужно было разговаривать с ними медленно, как будто они были детьми. Но было тяжело поддерживать их черепаший темп, потому что мне нужно было рисовать. — Послушайте, хорошо. Послушайте, Бёрд зовут — Аннализа Робин Кэмпбелл. И я не могу ее потерять. Поэтому хорошо, подождите. Подождите, есть кое-кто. Миллер Торо — мой брат, и он знает кое-кого. Поэтому просто позвоните ему, и я смогу вернуться к своей инсталляции. — Чувак, ты бросил кирпич в витрину магазина. Я забыл об этом. Я начал злиться, чувствуя себя в ловушке наручников. Как только меня перестали отвлекать мои собственные мольбы, все вокруг начало казаться маленьким, и я почувствовал, что не могу дышать. — Эта машина сужается, — сказал я офицеру как можно спокойнее. Но он и парень с какашечным голосом о чем-то болтали и смеялись. Затем я решил, что больше не могу терпеть. Воздух все тяжелее поступал в легкие. Мое лицо и грудь были прижаты к сиденью и из-за каждого паникующего вдоха, казалось, я получал все меньше кислорода. — Переверните меня... лучше нет, освободите руки. Я не буду бороться. Мне нужно дышать, — выдохнул я. Они забыли обо мне. Я буду забыт и умру здесь. Извините офицеры, но моя жизнь находится под угрозой. Они не знали, что машины опасны? Если мы разобьемся, я не смогу выбраться. Мне плевать, если это их взбесит, мне нужен воздух. Мне, бл*дь, нужен воздух. — Откройте окно, я не могу дышать! — кричал я. Если бы я мог получить немного кислорода, то мыслил бы более ясно. Я мог бы дышать. Я бился лбом в дверь перед собой. — Выпустите меня! Выпустите меня! — я чувствовал, что синею, и мог видеть голубые вспышки перед глазами. Бах. Бах. Бах. Я ударялся с каждым разом сильнее. Я заставлю их выслушать, даже лучше, я потеряю сознание, чтобы не ощущать болезненное стискивание груди. Мелькавшие мысли о смерти прекратились. Мне было плевать, что с каждым ударом еще больше теплой жидкости стекало по моему лбу, пока я больше не мог ничего видеть кроме своей крови. — Выпустите меня! Выпустите меня! 24 глава Бёрд Я шла за Миллером, когда он подошел к столу медсестры. Когда он заполнял документы и разговаривал с медсестрой, Джордан и Тревор вбежали в психиатрическое отделение. — Слава Богу, — вздохнула я. Мне казалось, что меня выбросило в альтернативную реальность, а при виде своих мальчиков, я снова стояла ровно на земле. — Он в порядке? — спросил Джордан. — Не знаю, мы только что приехали. Джордан обнял меня, а Тревор положил руку мне на плечо в успокаивающем жесте. — Бёрд, я так сильно был занят шоу и так часто оставался у Тревора, что даже не заметил. — Как ты думаешь я себя чувствую? Как идиотка. Как я могла позволить этому так далеко зайти? — Не вини себя, — сказал Тревор. — У тебя не было подобного опыта раньше. Психические расстройства часто не диагностируются. Но это не было не диагностированным. Эш знал и не сказал мне. Миллер подошел к нам, и я представила всех друг другу. — Я думал, что он одиночка. Он не рассказывал мне о своих друзьях. Может, поэтому он перестал так часто приходить, — сказал Миллер. Это было неподходящее время, чтобы сказать ему, что Эш подслушал разговор Эллы. — Могу я поговорить с тобой минутку? — спросил меня Миллер. — Конечно. Миллер отвел меня подальше. — Он бунтовал, когда его привезли сюда, поэтому ему вкололи успокоительное. Плюс тот факт, что он не спал больше пары часов всю прошлую неделю, а может, и дольше, означает, что он не проснется до завтра. Затем они назначат лекарства, на что потребуется пара дней. Затем, возможно, попробуют кое-что еще. — Кое-что еще? — Я не хочу тебя волновать. — Ты не думаешь, что уже достаточно поздно для этого? — Электрошоковая терапия. Знаю, звучит устарело, но в основном шокотерапия. — Нет, — выдохнула я. — Они будут пропускать через его мозг ток? — Я только что разговаривал об этом с доктором. Вот что они делали в Нью-Йорке. Это не так плохо, как звучит. При острых случаях, особенно, когда у пациента появляются галлюцинации — это способ немного повлиять на его мозг и помочь лекарству действовать быстрее. Будет очень низкое токовое напряжение. Я понимала, что Миллер руководствовался интересами Эша, и он был его братом, а я просто его новой девушкой, но мое сердце сжималось от картинок, которые я видела по телевизору, когда людей мучили подобным образом: депрессоры языка, толстые кожаные пряжки ремней, чтобы связать руки и ноги, сильные судороги. Я просто не могла представить Эша в подобном виде. — Бёрд, спасибо тебе за все. Но тебе нужно пойти домой. Отдохнуть. У меня есть твой номер, и когда он будет в состоянии разговаривать, я позвоню тебе. Зная Эша, думаю, он на захочет, чтобы ты видела его в таком состоянии. И я должен первым с ним поговорить. Думаю, ты понимаешь. Я понимала. Но я не могла избавиться от чувства. что Миллер не понимал то, что было между мной и Эшем. Мы были моложе его, и он только что узнал обо мне. Он мог решить, что меня не будет здесь на следующей неделе. Но он был прав по поводу того, что Эш не захочет, чтобы я видела его в таком состоянии в больнице. Теперь тот раз, когда он сказал, что «болен», и исчез, стал намного понятнее. — Хорошо, но, пожалуйста, позвони мне. Я не смогу мыслить здраво, пока не увижу его и не узнаю, что все хорошо. — Обещаю, рассказывать тебе новости каждый день, если хочешь. — Пожалуйста. Я всмотрелась в глаза Миллера и увидела, что он действительно устал. Не только от этой ночи, а от того, что из всей семьи он единственный разбирается с проблемами Эша. Я неловко обняла Миллера. и, как только собралась развернуться и уйти, он снова заговорил: — Подожди, еще кое-что... — Да? — Дерьмо. Не знаю, правильно ли то, что я собираюсь сказать. Я даже не знаю, сколько времени вы с Эшем встречаетесь. Но я чувствую необходимость сказать тебе это. Что бы он ни собирался сказать, это ни звучало хорошо, и у меня на сердце стало тяжело. Миллер вздохнул. — Я знаю, что Эш может быть забавным и загадочным, а его способность — гениальность — соблазнительной. Но он болен. Очень серьезно болен. И я должен разбираться с этим. Это моя обязанность. Я его брат. Но ты молода и должна подумать, что значит для тебя быть с таким, как Эш. Просто по тому, как вы познакомились и как ты пришла ему на помощь, подвергнув риску себя, я понимаю, что ты из того типа людей, что будут держаться за него. И я рад за Эша. Я знаю, что не могу его спасти. Но, пожалуйста, подумай об этом сейчас. Потому что если ваша связь станет крепче, а потом ты уйдешь, я не уверен, что он с этим справится. После смерти Сары ему было плохо. Не думаю, что он вынесет еще один подобный удар. Если у тебя получилось вытащить его из своей оболочки, то значит, он очень сильно привязан к тебе. До этого момента Миллер был настолько собран, и я была поражена уязвимостью в его заявлении. По какой-то причине я не обиделась на его предположение о том, что я могу захотеть уйти и не вернуться. Я понимала, что он изо всех сил пытается защитить Эша и меня в процессе. — Я понимаю, что наши с Эшем отношения для тебя в новинку. Но мне нужно, чтобы ты понимал, что это не просто какая-то глупая интрижка. Между нами что-то настоящее. Я люблю его. И пробраться под его оболочку было дико сложно, и я думала, что у меня подучилось, но теперь мне кажется, что я даже поцарапала поверхность. Миллер вздохнул и немного наклонился. — Бёрд, из-за тебя он снова рисует. Он всегда говорил, что рисование — это его душа. Ты дотянулась глубже, чем любой из нас мог мечтать. Мне просто нужно убедиться. — Конечно. Я повернулась к обеспокоенным Тревору и Джордану. Я не знала, что будет дальше, но понимала, что все изменилось и мы никогда не вернем то, что было. *** Дорога домой была мрачной. Казалось, что я возвращаюсь домой с похорон. Я устала, была перегружена информацией, а завтра у меня была репетиция, которую нельзя было отменить из-за моей личной жизни. Тревор высадил нас и поехал к себе. Думаю, он хотел дать нам с Джорданом время, чтобы я могла поплакать, покричать. Но мне не хотелось даже разговаривать. Когда мы оказались в моей квартире, Джордан молча сделал чай и протянул мне кружку. Я несколько раз опустила чайный пакетик, затем подняла его за веревочку, чтобы он поднялся над водой, а затем снова опустила. Я фокусировалась на этом повторяющемся жесте какое-то время, пока Джордан не заговорил. — Так что ты собираешься делать? — спросил он.