Поиск
×
Поиск по сайту
Часть 15 из 67 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Что это за процедура? — не выдержала Тэнка. Хоть она порою и была бесстрашна, как мальчик, но сейчас испытывала страх, и даже не за себя, а скорее за своего друга. Старик с жалостью посмотрел на нее, но не ответил. — С кого начнем? — спросил он. — А есть возможность «отказаться»? — усмехнулся Артур. Старик грустно улыбнулся. — Тебе, парень, надо бы учиться держать язык за зубами, иначе ты не протянешь здесь долго. Давай начнем с тебя, — с этими словами он, охая и потирая спину, подошел к Артуру и, надев ему на руки железные кандалы, прикрепил их к кушетке. Затем он взял нож и разодрал рубаху и плащ, которые были на мальчике. Артур с сожалением подумал о том, что лишается сейчас последних напоминаний о школе, где он когда-то учился. — Старое тряпье тебе больше не понадобится, — объяснил горбатый, откинув ненужные обрывки в сторону. — Что вы делаете, оставьте его! — вскричала Тэнка и схватила нож, который был в руке у старика. Но пожилой господин ловко, как перышко, оттолкнул ее в сторону и сказал: — Если будешь мешать, придет хозяин, и будет гораздо хуже. — Он мне не хозяин, — буркнула Тэнка, но все же благоразумно осталась сидеть на кушетке, сжав руки и напряженно вглядываясь в манипуляции старика. А тот тем временем достал какую-то баночку с оранжевой жидкостью. — Это охра, — пояснил мужчина. Затем он взял нож и, сунув его в полыхающий огонь, стал дожидаться, чтобы металл накалился докрасна. Вот, оказывается, для каких нужд был построен камин! — Прости, парень, но будет больно, — с сожалением проговорил старик и, достав раскаленный нож, едва надавливая, провел аккуратную полосу по шее Артура. Страшная боль пронзила тело мальчика, но он не издал ни звука, памятуя о том, что испуганная Тэнка во все глаза наблюдает за ним. — Ты не только смел, но и терпелив. Вчера, на этом самом месте сидел паренек и орал, как раненый дикий вепрь, — с уважением заметил мастер и, отложив страшное орудие в сторону, взял другой инструмент, впрочем, тоже не внушавший особого доверия и, набрав в него краски, начал медленно вводить жидкость в рану, снова причиняя мальчику ужасную боль. — Это знак того, что ты принадлежишь теперь господину Ролли. Если вдруг сбежишь, что, конечно, маловероятно, тебя непременно узнают в городе по этой отметине и вернут обратно, — объяснил старик, не глядя на Артура. Казалось, ему совестно за действия своего работодателя. Клипсянин вспомнил странную татуировку в виде орла на шее Лэка. Вот, оказывается, что это было такое. Жгучая ненависть поднялась в его сердце. Именно она помогла ему дотерпеть до конца процедуры, которая длилась около двух или трех часов. Ближе к завершению экзекуции его начало страшно мутить, и старик, увидев, что пациенту плохо, отложил свои зловещие инструменты. — Иди отдохни, — мягко сказал он юноше, который, совершенно ошалев от боли, еле поднялся с места и, шатаясь, отошел в сторону. Возле стены на неблагонадежного вида тряпичном столике стояло зеркало. Глянув в него, Артур ужаснулся. На правой стороне его шеи сидел грозный орел, хищно держащий в кривом клюве свою жертву — змею. Он был кроваво-красного цвета из-за запекшейся крови и охры и выглядел весьма устрашающе. В Клипсе мужчины иногда делали себе татуировки, которые показывали их принадлежность к тому или иному сословию. В высших кругах это считалось даже модным веянием, пришедшим, как полагали сами клипсяне, с бродячими кибитками оборванцев и армутов, путешествующих по всему свету. Артур же всегда считал подобные манипуляции со своим телом довольно нелепым и глупым способом изуродовать внешность. Какое-то время юноша с болью смотрел на свое отражение, думая о том, что позорная отметина навсегда останется с ним, как вечное напоминание об этих ужасных днях. — Ты привыкнешь, — попытался успокоить его старик. — Я вижу, вы вполне привыкли делать это с беспомощными людьми, которые не далее, как час назад считались свободными, — сухо ответил Артур. Старик нахмурился. В принципе он был неплохим человеком, но подобное ремесло действительно требовало неких моральных уступок с его стороны, на которые он научился закрывать глаза. Прямолинейные слова незнакомого юноши всколыхнули в его сердце давно заснувшую совесть. — Это моя работа, — отрезал он и посадил перед собой Тэнку. Опытный глаз его смог сразу же распознать, что перед ним девочка. Этот факт его удивлял, так как господин Ролли предпочитал иметь работников мужского пола, которые в целом были выносливее и здоровее. Старик не хотел повторять подобную экзекуцию с девочкой, поэтому он с грустью вздохнул. Обычно жалость редко касалась его сердца; нельзя сказать, чтобы мастер гордился своим родом деятельности, но, надо отдать должное, и не стыдился его. Жизнь среди армутов научила его попирать нормы морали, когда ему это было выгодно или удобно. — Я сделаю тебе кое-что другое, — ласково сказал мастер Тэнке, глядя, как она дрожит всем телом, поджав под себя ноги, как воробушек. Он взял лист пергамента и нарисовал на нем орла, но чуть поменьше. Затем он добавил к охре странную вязкую прозрачную жидкость, по-видимому, необходимую для завершения процедуры. Наконец, он прислонил к шее девочки лист, подержал около получаса и медленно отклеил его. Очертания орла теперь были четко выведены на тонкой, хрупкой шее девочки. — Мой тебе совет, — сказал старик. — Когда будешь мыться, не скреби шею особенно сильно. — Мне так не могли сделать? — раздраженно поинтересовался Артур. — Прощайте, господа свободные люди, — только и сказал мастер и три раза хлопнул в ладоши, что должно было означать, что процедура благополучно завершена. Толстяк уже пришел и ждал их в коридоре, от нетерпения переминаясь с ноги на ногу. — Какая красота и изящество, какой стиль! — неподдельно восхитился он, глядя на шею Артура. Ему уже не в первый раз доводилось видеть, как мастер своими руками превращает людей в его игрушки, но каждый раз созерцание победоносной птицы на тонких шеях вызывало в нем невыразимое удовольствие. — Вы можете отдохнуть и поесть. Завтра приступите к работе. Бат будет заниматься обустройством территории, ну а Бел… Пока займется готовкой, — толстяк сделал особенный акцент на слове «пока», отчего Артур внутренне содрогнулся от страха за свою подругу. Как бы он хотел применить силу, чтобы стереть с губ старого армута эту ехидную, довольную усмешку! Но сейчас, будучи в кандалах, он мог только высокомерно промолчать, всем своим видом давая понять, что толстяк непременно заплатит за все те унижения, которые он им причинит. Глава 11 Или за свою свободу бороться надо с собой На следующий день Артура и Тэнку разделили, погнав каждого выполнять обязанности, предписанные господином Ролли. По какой-то причине старый армут предпочел дать Тэнке более простую работу, чем Артуру, однако клипсянина этот факт отнюдь не успокаивал, ибо после разговора с Лэком он понял одно: девочку впоследствии собираются отправить на какое-то другое, более сложное испытание, поэтому ее стараются не мучать с самого начала. Артур же с первого дня прочувствовал все прелести выматывающих работ в шатре, ведь обязанностей было бесчисленное множество. Рабы переносили на себе тяжелые ящики с товаром, который господин Ролли выставлял на продажу, тщательно убирали территорию, начищали фонтаны, переносили в огромных ведрах питьевую воду, чтобы на кухне всегда имелся запас для готовки, обслуживали семью Ролли и выполняли множество других заданий, которые непрерывно сменяли друг друга. К концу дня мальчики изматывались так, что, почти не чувствуя своих ног, приползали к месту ночлега и, даже не дождавшись пока на их натруженные руки наденут кандалы, проваливались в глубокий сон. В суровом распорядке дня этих несчастных юношей существовал лишь один кратковременный перерыв на отдых, когда рабы могли выпить стакан молока, заменявший им скудный обед. Господин Ролли сам очень часто наблюдал за работой, строго контролируя качество ее выполнения; старый армут вел праздный образ жизни, и у него вполне хватало времени на подобное созерцание. Мужчине чрезвычайно нравилось смотреть, как на его глазах, подобно гигантскому муравейнику, растет его империя. Хозяин внимательно оценивал каждого мальчика и прикидывал, насколько эффективен тот или иной работник. Армут также решал вопрос о наказаниях, если ему казалось, что допущены какие-то грубые нарушения или проявлена халатная небрежность к своему труду.
Впрочем, бедные юноши не знали такого понятия, как небрежность, ибо она каралась слишком сурово. Даже секундная остановка или промедление стоили им удара плети, которыми их лениво одаривали надсмотрщики, являвшиеся рабами, но более высокого ранга, если так можно выразиться. Удивительное дело, но эти, тоже, в общем-то, бесправные люди без всякого понимания и милосердия могли истязать своих подчиненных, считая их ниже себя. Рабская философия проявляется не только тогда, когда ограничена личная свобода человека, но еще и тогда, когда он сам начинает видеть в других таких же рабов и относиться к ним соответственно. Господин Ролли иногда любил сам раздавать еду своим рабам. В эти моменты он разговаривал с каждым, делал замечания и давал какие-то советы. Мужчине нравилось общаться со слугами, ибо в этих разговорах он неизменно чувствовал собственное превосходство. Сегодня старый армут особенно внимательно наблюдал за новичком: Артур вроде бы и выполнял свою работу, однако без должного рвения, и даже, как показалось господину Ролли, с каким-то легким оттенком пренебрежения. Более того, дерзкий юноша совершенно не откликался на новое имя и, когда армут обращался к нему, наглец упорно делал вид, что не слышит его. Старый армут мечтал наказать мальчишку, чтобы тот, наконец, осознал, в какое положение он попал. Но пока для серьезного наказания на его счету имелось маловато оплошностей. В настоящий момент армут ограничивался лишь тем, что давал юноше самую тяжелую работу, какую только мог придумать его изощренный ум. Наконец, наступило долгожданное время обеда, и рабы стали робко подходить к господину Ролли, желая получить свою обеденную порцию. Когда Артур брал стакан с молоком, его руки так сильно дрожали от непривычного перенапряжения, что он едва не разлил весь свой и без того скудный обед. — Как тебе рабочий день, Бат? Утомительно? — с издевкой поинтересовался армут, насмешливо глядя на свое новое приобретение. Однако дерзкий юноша наглым образом проигнорировал эту фразу, сделав вид, что ничего не слышит. Господин Ролли добродушно улыбнулся. Мужчина понимал, что рано или поздно он все равно сломает строптивца, приближать же этот момент смысла не было. Одинаковые раболепные физиономии своих подопечных порою сильно раздражали его, особенно когда ему хотелось разнообразия. С этим же новым рабом он вполне может поиграть до тех пор, пока забава ему не надоест. Впрочем, хозяину все равно хотелось наказать его за дерзость, и этот момент вскоре наступил. Один из рабов, Лэк, отличился, ибо совершил непростительную небрежность, разбив фарфоровую тарелку с гербом мануфактуры Ролли. За этот возмутительный проступок армут приказал надсмотрщику дать ему пять ударов плетью. При этом хозяин как обычно, громко ругал мальчика. Это было необходимо по нескольким причинам: во-первых, внушение для других рабов, во-вторых, наука для самого наказуемого. Господин Ролли краем глаза заметил, что во время гневной брани Артур прекратил работу и остановился, пристально глядя на сжавшегося в совершенном испуге Лэка. И было в его глазах нечто такое, что сразу натолкнуло старого армута на мысль о том, как можно, наконец, проучить нового раба. Господин Ролли вразвалку подошел к юноше и сказал: — Слушай внимательно, Бат. Лэк только что совершил непростительный проступок и должен получить справедливое наказание. Я бы хотел, чтобы его осуществил ты. Возьми плеть и накажи Лэка. Таким образом, ты поймешь, насколько важно неукоснительно следовать всем моим приказам. Артур с каким-то удивлением посмотрел на старого армута, словно в первый раз осознав, что обращаются именно к нему. — Давай же, Бат, не заставляй меня ждать, — ворчливо проговорил господин Ролли, видя, что юноша замер в нерешительности. — Я не буду этого делать, — наконец сухо произнес Артур. Господин Ролли довольно ухмыльнулся, так как раб прямиком угодил в ловушку, специально для него подстроенную. — Вот как, и почему же? — с наигранным любопытством поинтересовался старый армут, с наслаждением вглядываясь в лицо своего строптивого слуги. Юноша презрительно молчал, не считая нужным что-либо пояснять. Понимал ли он, что армут нарочно его испытывает? Да, в некоторой степени Артур это понимал. Но тем не менее он не мог перешагнуть через себя и ударить или унизить другого человека. Он считал, что лучше ему самому перенести наказание, чем подвергать испытанию своего друга. — Хорошо, Бат, как хочешь. Мы не будем наказывать Лэка, но тебе следует кое-что уяснить. Мои приказы обычно выполняются беспрекословно. Ты только что нарушил это простое правило, за что должен ответить. Господин Ролли видел, как остальные рабы в страхе озираются на своего хозяина; они понимали, что последует за этими его словами и, возможно, втайне жалели новичка. А может, просто боялись оказаться на его месте, как знать. Артур же безразлично пожал плечами, словно вполне принимал такое положение вещей. Господин Ролли лениво щелкнул пальцами, подзывая другого раба. –— Принеси охотничий кнут, обычной плети этому наглецу, видимо, недостаточно! Раб тут же испарился, стараясь как можно быстрее выполнить приказание. — А ты… Долой рубашку, быстро! — тихо велел армут, в упор глядя на Артура. Юноша постарался придать своему лицу безразличие, когда нарочито медленно снимал с себя рубашку. Клипсянин хорошо понимал, что последствия от кнута будут гораздо более плачевными, чем от плети, которую использовали надсмотрщики. Страх на секунду возобладал над ним, затуманив сознание. Что если он не справится, покажет свои страдания, не сможет сдержать слез? Не легче ли было выполнять все приказы беспрекословно, вести себя, как другие, не лезть на рожон? При этом юноша отчетливо понимал, что только выказывая безразличие и бесстрашие, он психологически побеждал своего мучителя. Для него это было важнее боли, которую ему придется претерпевать. — На землю! — вновь отчетливо скомандовал господин Ролли. Артур медленно подчинился приказу, предупредительно положив рубашку под лицо, чтобы мучитель не видел его глаз во время истязания. Хотя, может, это будет не так уж и больно, как ему кажется… Однако когда в воздухе просвистел хлыст и опустился на его голую спину, бедному юноше показалось, что кожу прожигают каленым железом. Он не смог сдержать тихого стона и дрожащими руками вцепился в рубашку, словно она могла хоть как-то спасти его от боли. Клипсянин чувствовал, что кнут нанес ему глубокую рану, из которой сразу же хлынула горячая кровь, заливая благоустроенную дорожку. А потом было еще много вспышек боли, резких и оглушающих, когда его тело сильно вздрагивало и тут же замирало, в изнеможении. Несчастному казалось, что пытка длится вечно, и он уже не верил в то, что дотянет до конца. Сознание то уходило от него, то вновь возвращалось, подобно морским волнам; ему мерещилось, что он захлебывается в воде, ему нечем дышать, а потом коварное течение вновь прибивало его на берег, и он приходил в себя, совершенно измученный и обессиленный. Из его глаз струились слезы, которые он был не в состоянии сдержать. Наконец, воцарилась какая-то странная зловещая тишина, и удары прекратились. Песок под ним был залит его собственной кровью. — Раны глубокие, их теперь надо зашивать, — нерешительным голосом произнес раб, который все это время наносил тяжелые удары. В глубине души ему было жаль юношу, подвергнувшегося такому суровому наказанию. Теперь у бедняги может начаться лихорадка, раны будут рубцеваться и чесаться, причиняя невыносимые страдания, и он, вероятнее всего, на время будет отстранен от общественных работ. Господин Ролли удовлетворенно хмыкнул, глядя на строптивца, беззащитно лежавшего на земле. Медленно приблизившись к Артуру, мужчина грубо перевернул его на бок острым носком своей туфли. Лицо раба было белее снега, несмотря на сильный загар, а голубые глаза блестели от слез. — Прости, Бат, но это еще не все, — с деланным сожалением проговорил старый армут, с полным безразличием глядя на избитого юношу. — До вечера ты будешь прикован кандалами к дереву, а все остальные будут смотреть на тебя и набираться ума и послушания. Вечером тебя отведут к врачу; он же даст тебе воды. Так как Артур продолжал молчать, никак не отреагировав на данную тираду, господин Ролли лениво ударил его ногой в живот, заставив юношу сжаться от новой вспышки боли. Затем мужчина, подумав, что и так уже достаточно наказал наглеца, хлопнул в ладоши, подзывая надсмотрщика. Как и обещал старый армут, Артуру надели кандалы на руки и поставили у дерева в центре небольшой площади, где в основном трудились другие рабы. Обессилевший мальчик не мог стоять на ногах, поэтому он просто беспомощно повис в кандалах, закрыв глаза. Он чувствовал, как по его спине стекает кровь, а полуденное солнце обжигает кожу и накаляет железные кандалы на его руках. Кажется, мимо него тихо проходили другие несчастные узники шатров, однако они не решались поднять на него глаза. Бедному мальчику ужасно хотелось пить, а когда солнце уже достаточно нагрело ему спину, жажда стала и вовсе невыносимой. В какой-то момент он не выдержал и взмолился у проходящего раба о глотке воды. Однако юный слуга, услышав его просьбу, в испуге отпрыгнул от несчастного, словно боялся, что его тоже могут наказать. Все это не укрылось от господина Ролли, который лениво поглядывал на наказанного раба. Старый армут приблизился к Артуру и с нескрываемым удовольствием посмотрел в его замутненные от боли глаза. — Если ты чего-то хочешь, Бат, можешь вежливо попросить у меня, и я выполню твою просьбу, — с грубым смешком проговорил мужчина. Ему было интересно, в какой момент, наконец, непокорный раб примет его правила игры. Юноша с трудом приподнял голову и с безразличием взглянул на своего врага. Жажда страшно мучила его, но, тем не менее, он не сказал ни слова. Армут лишь пожал плечами и отошел в сторону; мальчишка еще не знает, насколько сурово может караться подобное упрямство. Ближе к вечеру Артура, наконец, освободили. Впрочем, бедный юноша об этом не узнал, так как был без сознания. Тогда-то он в первый раз оказался в комнате местного врача, чрезвычайно уважаемого человека, господина Льгинкиса. Покои доктора были практически такими же роскошными, как и хоромы четы Ролли. Из всего обслуживающего персонала именно господин Льгинкис пользовался особым доверием и уважением господина Ролли, ведь от этого искусного врача зависело здоровье всех обитателей шатра. Старый армут был весьма неглупым человеком, поэтому он понимал, что лекарь на самом деле является куда более полезным, чем любой из его наемных работников, и посему должен обладать особыми привилегиями. Господин Ролли, не жалея средств, вкладывался в развитие медицины; он отчетливо осознавал, что и ему самому рано или поздно придется воспользоваться помощью врачевателя. Достопочтенный лекарь занимал несколько просторных, роскошно обставленных комнат, отделенных друг от друга раздвижными ширмами. Когда рабы внесли Артура в покои господина Льгинкиса, тот передернул плечами и брезгливо сморщил крючковатый нос. — За что вы их так разрисовываете? — раздраженно поинтересовался старик у вошедшего господина Ролли. Тот добродушно пожал плечами. — За непослушание. — Таким манером у вас не только непослушных, но и вообще рабов не останется, — брюзгливо продолжал старый врач. Удивительно, но этот маленький человечек, пожалуй, был единственным в шатрах, кому позволялось подобным образом разговаривать с господином Ролли. Врач даже мог бы влиять на некоторые решения старого армута и защищать рабов, чего он, впрочем, не делал. Сострадание было чуждо его характеру.
Перейти к странице:
Подписывайся на Telegram канал. Будь вкурсе последних новинок!