– Я проводом сегодня в наряде. Привёз нового. – Набис выбросил под дождь сломанный ящик и вытащил из штабеля новый. Уселся, подвигал тазом. Надёжно. Положил автомат на стол (кусок ДСП, измазанный сверху зелёной краской), рядом с точно таким же автоматом Фенимора. Только у Фенимора магазин был пулемётный, сороковка. – Это этого Блинчука? – Ну да. Петрович его выманил. – Планы Петровича – планы народа, – сказал Фенимор со смешком. – Петрович дохера умный, конечно. – Тётю Алису встретили? – Чуть машиной не снесли. «Радуги» крупные, красочные, где ж она их нарывает? – Её маза, Серёг. Дороги ей не перейду. – Да, тут без базара. – А в бар не зашёл?.. – Я провод, а не скурмач. Я не с ними, я их по наряду вожу. – Яссн, – сказал Фенимор. – В общем, Серёг, в жилу пересеклись мы с тобой. Друга своего ты видел? – Козлами таких друзей топчут. Крутился под ногами в школе, вот всей дружбы. Чмошник, очкарик. Мама с узла связи, папа… – Набис сдержался. – Но вот, хер что скажешь, с везением козлик, с чуйкой, и в Беде не бздо. Надо признать. Короче, он обосновал. Он действительно там был. И красный домик описал без подсказки, и надписи на КПП подтвердил. Фенимор сильно потёр лицо обеими руками. – Трек по времени лаговый? – Он говорит, местами да. Одно колено объективно неделю шёл. И странно там ещё… – Что? – Да он объяснять задолбался, а я понять. Бэкал, мэкал. Говорю же – чмошник, ни украсть, ни покараулить. Терем-теремок по слогам до сих пор. Говорит, что, вроде как, на батуте прыгать пришлось. И сразу на пару километров за прыжок. – То есть, трамплин там есть?! – Вот именно. Сложный трек. Но дураку достался. Фенимор думал. Дождь стучал по навесу, похоже как горох бросали в кастрюлю. – Ладно, не уточняю, твой кадр. Ну а на саму-то точку он заходил? – Испугался, говорит. Значит, правда, не заходил. Что ты там предполагаешь, Вадик? И сколько мне? – Тормозни секунду. Ещё вопрос: он там был днём? Вечером? Это был очень точный вопрос, по честному ответу Фенимор вполне мог выкупить Набисова кадра. Поэтому Набис скрестил руки на груди, чуть откинулся на ящике и стал молчать, ожидая ответа на свой вопрос, разумеется, более важный. – Я там ищу живую воду, – сказал Фенимор. Набис несильно пожал плечами и несильно потряс головой: чего-чего? попроще, как коню. – Место, где можно набрать и вынести здоровья. Фенимор говорил серьёзно. – И мой кусок с того? – А просто здоровья тебе не надо? – спросил Фенимор с интересом. – Налил во флягу, носишь с собой. Тебя ранили, глотнул, и жив. Чингисхан бы удавился за такое. – А потом удавил бы тебя. Не смешно, Вадик. – Не смешно, – согласился Вадим. – Предлагаю артель я тебе, Набис, короче. Я главный, ты основной. Людей набираем по согласию. У нас право вето, вот вся эта херня. Наши с тобой семьдесят процентов пополам всегда. И бамперами мы не ходим, ни с клюву, ни с гузна. – А контракт твой? – Я Петровичу пообещал не соскакивать до февраля. Тут он прав, телефоны в Зону и всем нужны, и нам будут нужны. – По телефонам я в доле? – Мёд спину помазать в следующем месяце завезут, мне Лида Лебедева говорила. – Не****й ты партнёр. – И даже очень. Ни себе на шею сесть не дам, ни тебе не дам. Некстати в Набисе включился дипломатический рычаг. – Двусмысленно прозвучало, – заметил он. Несколько секунд Фенимор молчал. – Ну, давай обсудим произведения Станислава Лема. Ты говорил, Сергей, у тебя толстенный том дома был? – Он побарабанил ногтями по зубам, как в кино про «Шкиду». – Или уж сразу за бабс перейдём, Набис? Где их брать и как их маять? Дипломатия, мать её. Если кого Набис и был рад видеть в своей стае, то Фенимора. Или себя в его, на самый крайняк. Надо было садиться, там же, где встал. И платить штраф, прямо сейчас, пока не огрубело. – Ладно, Вадик, прости. Полковник с шестёрками меня сегодня замиттеранили с утра пораньше. Так точно, рад стараться, спасибо, благодарю. Просто лишку чернухи сбросил, но не туда. Извиняюсь. – Проехали. Ты когда с наряда? – А сколько сейчас по-земному? Мы через жару зашли на «нейтралку», часы побило. Ты со степи зашёл? – Со степи. – Фенимор посмотрел на свою «монтану», нажал на кнопочку. – Час дня. – И я час как свободен. Бля, – сказал Набис искренне, – мне казалось, что уже к вечеру дело. – А! – Фенимор махнул рукой. – Я тоже не могу привыкнуть. – А ты вообще за чем сюда сегодня? – А вот, по телефонным делам как раз… Да-а! Значит, решил Петрович объявиться новому… Не ожидал я от него такой прыти… Раз-два, гля-яди, сам новый комендант к нему в гости… Папашей, говоришь, пригласил? – Ну да. Гульнул Папаша по Первомайской. Как на картине. Тот и заглотал. И куда ты теперь? – Ну не ждать же, пока выйдут. Домой пойду. С учёными потусуюсь. – Вот там я тебя и выцеплю. Есть там одна… – И ждёт тебя она. Трек он прометил? – спросил Фенимор. – Короче, он сказал, что второй раз не прошёл бы без вешек. Он и сам просёк, что повезло ему приехало. Так что, да, прометил, в долю его брать придётся. – Пока не проведёт. – Ну, или так. – А он как, по твоим ощущениям, шухарит что-то, шкерит? – А то. Но я же по форме подошёл к нему. Типа это я, но это новый я. И прогнал, что от Академии Наук рублюсь. Фенимор заржал. – И на меньшее он не согласен? Сразу в таблицу Менделеева? – В натуре. И пять кусков на сберкнижку. – А сберкнижку ему, она ему сердце согреет. Серёг, короче, надо его пасти. – Да. Он трепло, а живёт на самой Южке… – Набис осёкся. Фенимор, приспустив веки, насмешливо смотрел на него. Выдержав Набиса пару секунд на холодке, он медленно, искренне, хоть и сквозь приличную ухмылку, сказал: – Не бзди, Набис. Я своё слово тебе уже дал. Я тебя не разводил, ты сам расслабился. И я этим не воспользуюсь. Артель есть артель. Не буду я твоего козлика выкупать, на херу тебя проворачивать. Западло это, Набис. Смотрел «Крёстного отца»? Слово есть слово, я тебе не комсомолец. Паси его, твой кадр, ты отвечаешь. Хорошо паси, а то и гопоты там, на Южке, много, интересующейся, и сам он, как ты его описал, может сорваться к учёным. Ни в Институт, ни в Зону он уйти не должен. Делать надо на этой неделе. И Фенимор протянул руку. И Набис молча её пожал, получилось красиво, рукопожатие над оружием. Набис знал, как иногда пробивает общение с такими пацанами, как Фенимор, даже на слезу пробивает, на такую слезу, которой ни хера не стыдно. Похожее ощущение было, когда раз он вдумался по пьянке в слова песни про субмарину, что с пацанами лежит на дне, на американский мотив, и как пробило: комок в горле, как от ненависти и нежности хотелось за этих пацанов в субмарине сейчас же под танк, или, например, мента отмудохать… Бэшен Санёк пел эту песню, сурово, с переливами, с хрипотцой, как в «Пацанах» про коня, а в конце так высоко-высоко, почти тонко, закричал. Набис сглотнул. Он поверил Фенимору разом. – Не уйдёт, братан, падла буду, – пообещал он. Хотелось как-то ещё закрепить момент, и он спросил: – Вадик, а про живую воду это точно? – Ну, она не вода… Я её своими глазами видел. У меня шрам был – один мазок, и нету шрама. Чистая рука. Не вода, а как будто холодец, но не плоский, а пузырьками, маленькими, большими.