– Мерзкого, злого человека повесили, и он умер, и ты был здесь, ты был свидетелем, ты видел, как свершается правосудие. Никогда не забывай этого. Восемь Айрис Чатер сказала доктору Дирбон, что она устала, но она не смогла найти слов, чтобы передать, насколько устала. Каждый день после смерти Гарри превращался в схватку с изнеможением, которое затуманивало ее мысли и, казалось, наполняло ее конечности влажным песком. Когда она отправлялась по магазинам – а она всегда выбирала те, которые были поблизости, в центре Лаффертона она не была уже несколько недель, – у нее было ощущение, что она может прямо сейчас лечь на тротуар и тут же заснуть. А сейчас она лежала на диване в гостиной. Была середина декабря. Усталость только усугубилась, несмотря на то что она проспала два часа. Трещал огонь, шторы были наполовину опущены. Птицы молчали под своим покрывалом. Она заметила, что снаружи стало темно. Это было одно из самых неприятных в жизни в одиночестве теперь, в самом конце года, – темнота наступала рано и держалась до позднего утра, делая дни короткими, а ночи – бесконечными. Но всего на секунду, когда она согрелась под одеялом, ей стало хорошо и как-то странно радостно. Комната как будто бы держала ее в теплых объятиях, и тепло облегчило артрит в ее коленях. А приятнее всего было чувство, которое приходило и уходило всегда так неожиданно. Будто Гарри был в комнате, с ней. Подождав секунду, она произнесла его имя вслух – тихо, неуверенно, испугавшись звука собственного голоса. – Гарри? Она ничего не услышала, но знала, что он ей ответил. Она протянула руку. – Ох, Гарри, милый, это тяжело, это так тяжело. Я знаю, что ты счастлив и тебе больше не больно, и я очень этому рада, конечно же, рада, но только я очень сильно скучаю по тебе. Я и не думала, что мне придется так тяжело. Ты же не уйдешь от меня насовсем, правда? До тех пор, пока я знаю, что ты тут, со мной, вот так, у меня получается справляться. Ей хотелось, чтобы он сел на стул напротив нее, чтобы она могла увидеть его, а не просто чувствовать его присутствие, чтобы он мог показать ей, что с ним все хорошо и он не изменился. – Я хочу видеть тебя, Гарри. Внезапно пламя вспыхнуло, и на секунду огонь стал синим. Она затаила дыхание, полная желания и мольбы. Он был здесь. – Я хочу видеть тебя, – громко взвыла она, и внезапная холодная уверенность в том, что этого не будет, и разочарование от этого, стали такими же горькими и острыми, как и в самом начале. Стук в заднюю дверь испугал ее, но потом она услышала, как ее зовет Полин Мосс, и начала с трудом подниматься с дивана. – Я в порядке. Я здесь. Полин была хорошей соседкой, хорошим другом, но иногда ее присутствие было совсем не необходимо. Бывали дни, когда Айрис думала, что предпочла бы больше не видеться и не разговаривать ни с одной живой душой. – Я сделала булочки в глазури. Мне поставить чайник? Айрис Чатер вытерла глаза и водрузила на место свои очки, зажгла лампу. Ну что же, ей очень повезло, так она подумала. Как же живется тем, у кого нет соседей, которые за ними присматривали бы и могли разделить с ними чашечку чая? – Здравствуй, дорогая, – ой, я тебя не разбудила? Я прошу прощения. – Нет, нет, я просто прилегла и задумалась. Самое время мне было встряхнуться. – Она прошла за Полин на кухню. – Ты молодец. Поднос был накрыт, тарелка с теплыми булочками в глазури стояла на плите. – Нет, я – эгоистка. Мне просто очень хотелось этих булочек, и ты дала мне повод. Я теперь никогда не сброшу лишний вес, учитывая, что Рождество на носу. Я уже достала свою форму для пирога, пока делала булочки. Не хочешь походить со мной по магазинам в субботу, когда я буду выбирать фрукты? Рождество. Айрис посмотрела на вышитые люпины на салфетке, накрывавшей поднос. Рождество. Это слово не значило ничего. Она не хотела ни думать о нем, ни вспоминать, даже пытаться. Полин подняла поднос. – Ты принесешь чайник? Она встала, и боль раскаленными до бела вертелами пронзила ее колени с такой силой, что ей пришлось ухватиться за край стола, пытаясь выровнять дыхание. Полин внимательно на нее взглянула, но ничего не сказала и молчала до тех пор, пока они не устроились напротив огня и булочки в глазури не были съедены, а они пили уже по второй чашке чая. – Я добавляю щепотку пекарского порошка в эти булочки… моя мама всегда так делала, и не знаю почему, но это делает их вкуснее, тебе так не кажется? Айрис Чатер с нежностью посмотрела на свою подругу. – Я не знаю, что бы я делала без тебя последние несколько недель. И пока Гарри болел. Я бы хотела что-нибудь сделать для тебя, Полин. – Ты можешь. – Тебе стоит только попросить. Надеюсь, ты и так об этом знаешь. – Хорошо. Я хочу, чтобы ты показала эти свои колени доктору, и не надо мне говорить, что с ними все не так плохо, потому что я вижу, что именно так. – Нет, я имела в виду сделать что-нибудь для тебя, Полин. – Я знаю. Ну, так что сказала доктор Дирбон в последний раз? – Ой, все старо как мир – на операцию стоит целая очередь, и, как она сказала, бедрам везет заметно больше, чем коленям. Ну и таблетки от боли. Айрис не считала нужным признаваться, что артрит ее коленей не был даже упомянут в беседе с доктором. Какой в этом смысл? Бывало гораздо хуже, когда боль была острее и подолгу не проходила, тем более то, что она сказала Полин, было правдой: существовал список ожидавших, и один бог знает, когда подойдет ее очередь, а от мощных обезболивающих у нее точно будет расстройство желудка. Аспирин она может и сама себе купить. – Тогда возвращайся. Скажи ей, что тебя это не устраивает, пусть включит тебя в приоритетный список. – Там есть те, кому гораздо хуже, чем мне. – Гм. Айрис потянулась вперед, чтобы налить себе последние полчашки из чайника. – Гарри все еще здесь, знаешь, – сказала она. Полин улыбнулась. – Ну конечно же… он присматривает за тобой, и всегда будет. – Я имею в виду, здесь, в этой комнате. Иногда меня это пугает. Просто я хочу… видеть его, я хочу слышать его… не просто чувствовать. Я схожу с ума? – А ты сходишь? – Это такая радость, Полин. Я не хочу, чтобы это исчезло. В комнате было тепло. Свет от лампы отражался от латунных обезьянок на полке и заставлял их сиять. – Ты когда-нибудь, ну, знаешь, не думала пойти поговорить с кем-то? – В каком смысле? – С одним из этих спиритуалистов. Медиумов. Когда она услышала, как Полин озвучивает вслух мысль, которая уже давно гнездилась в ее голове, она покраснела, и ее сердце подпрыгнуло в груди. – Многие люди ходят, многие говорят, что они и правда… ну, что у них есть дар. – Ты когда-нибудь к такому ходила? – На самом деле у меня никогда не было повода. Да и вообще, это была просто идея. – Я бы испугалась. – Чего? – Просто… что это меня расстроит, – она взглянула вниз, на свою чашку. – Моя бабушка читала по чайным листьям. – Ой, моя тоже. Они все раньше это делали, разве нет? Столько ерунды было в головах. – Ну да. И все-таки когда бабушка Биксби описала человека, за которого Айрис выйдет замуж, еще задолго до того, как она впервые встретила Гарри Чатера, она все угадала абсолютно верно, все о нем: его внешность, его манеры, направление его работы, и про семью, все. Она правильно угадала, что у них не будет детей, за долгие годы до того, как они перестали надеяться. – Кроме того, – сказала она, – как мне найти такого? Я хочу быть осторожна. – На Пассадж-стрит есть церковь спиритуалистов. Может, у них есть доска объявлений. – Мне никогда не нравилось, как выглядит это здание, напоминает хижину Ниссена[7]. – Ну, ты уж точно не захочешь пойти к тем, что выступают рядом с отелями… иногда рядом с Дир-парк такое бывает. Они вывешивают табличку типа «Вечер ясновидения и ярмарка экстрасенсорики» и тому подобное. Мадам Розита, вся обвешанная золотом. Это просто ерунда. – С другой стороны, люди отдают им деньги. Полин начала составлять посуду на поднос.