— А сама так сможешь? — Я что — дура? — Уже легче… Может, попробуем? — Владимир Александрович сделал вид, что тянется к зажигалке. — Не имеете права! — взвизгнула «сестра». — Я требую, чтобы… — Во! Другое дело. Давай разговаривать. …Главное — Маренич был жив! Насчет здоров — это еще требовалось проверить, но главное, главное заключалось в том, что меньше чем через полчаса капитан уже мчался в сторону Всеволожска: Орлов жал на газ, рискуя в лучшем случае водительским удостоверением за превышение скорости, чудом выворачиваясь из-под колес несущихся навстречу «КамАЗов» и каждый светофор воспринимая личным оскорблением. Владимир Александрович и «сестра Марианна» чинно расположилась на заднем сиденье, плечом к плечу, испытывая, правда, некоторое неудобство от невозможности сменить позу — на всякий случай капитан пристегнул к себя к даме наручником, любезно одолженным здоровяком из охраны. — Вернете? — для порядка поинтересовался тот, вынимая «браслеты» из специального кармашка. — Постараюсь сегодня. Не получится — передам лично Следкову или в дежурку вашу… Ну а если что — спишете на боевые потери. Вместе со мной… Шучу! — Может, с вами съездить? Особого энтузиазма в голосе бойца не ощущалось, он был рад и не только наручники отдать, чтобы поскорее избавиться от обрушившейся на голову «непонятой», поэтому Виноградов успокоил: — Не надо. Как договорились: для этого клоуна вызывай машину из психушки, пусть разбираются — лечить или в приемник-распределитель. А мы с миледи съездим, прокатимся… Спасибо скажи шефу своему, передай — «по жизни» должен буду! Сочтемся. И вот теперь шикарная орловская «вольво» несла их невесть куда по мокрому асфальту шоссе. «Сестра» уверяла, что дело было так: тогда вечером она вместе с еще двумя «ученицами» работала на Невском. Те, как обычно, попрошайничали, распевая гимны и трясясь в своих белых балахонах, а она присматривала в сторонке — мало ли нужно будет с милиционером «разобраться» или вдруг кандидат интересный попадется… — В каком смысле — интересный? …Долго объяснять, но чтоб было понятно… В Братстве, кроме сподобившихся приобщиться к блаженству, таких, как вот этот бородатый, есть еще и другие — не удостоившиеся этой чести: на их долю выпадает вся черновая работа по пополнению кассы, по организации мест проживания, транспортировки, типографских услуг… да много чего, включая подбор и вербовку новых членов. И сама «сестра Марианна» — она ведь не просто так, она координатор «Братства» по всему Северо-Западу! Так вот… Поздно уже было. Денег никто не подавал, собрались уже смываться, как подходит мужик — вид простой, курточка, джинсы… А лицо интеллигентное. Если и выпимши — то самую малость. Постоял, послушал… Вообще-то сразу ясно было — клиент не их, Братство в основном на этих, «детях улиц», специализируется — от четырнадцати и до двадцати. Но на худой конец… Последнее время вербовать становилось все труднее, менты наседали, в газетах всякое-разное, родители по глупости и серости своей какой-то комитет организовали, но Отцу же и Матери не объяснишь! Им вынь да положь пять-шесть душ в неделю! В Белоруссии один координатор план вербовки сорвал — и что? Вызвали, «приобщили к благодати» — и на прошлые заслуги не посмотрел никто! Прыгает теперь где-то, говорят, в балахоне вместе со всеми… — Строго у вас! — Не то слово. Поэтому, когда этот ваш дядя «нарисовался», пришлось и его прибрать. Как? Да уж есть способы! Нет-нет, никакого насилия — вы что? Он хоть и не Сталлоне был, но все-таки поздоровее меня и уж тем более — наших заморышей. Все тихо-мирно: вовремя подойти, вовремя заговорить, сценочку маленькую разыграть… — Вроде как у «наперсточников»? — Да приемы везде одни! Главное — цель. Она, как известно, оправдывает средства… Ну кто откажется, когда девчушка, божий одуванчик, угостит риса горсточкой? И глоточком настоя травяного? Вся чистенькое, беленькое… С молитвой! — Что подсыпали? Димедрол? Клофелин? Синтетику? — Слушай, мы же договорились. Не знаю! Отец и Мать уже готовое присылают. А сама не пробовала, понял? Ну, короче, он хлебнул, «отлетел». Посадили в такси, привезли на хату… — Куда-куда? — Тьфу, прости Господи… В приют! Для новичков. Переодели, еще «лекарства» дали, уложили спать… — Шмонали? — А чего там шмонать? Паспорт, денег с гулькин нос, да эта вот карточка долбаная, чтоб ей… — А что домой к нему не поехали? На квартиру? — Дурных нема! Зачем? Мы же не воры… Еще недельку бы, на крайний случай — две, и он сам бы к себе отвел. И дарственную на квартиру оформил бы, и еще что есть из вещичек в Братство отдал бы. Доб-ро-воль-но! Пацаны вон и девки-соплячки, те — да, из дому по мелочи несут, попадаются, муки терпят. А если солидный человек, в возрасте… Ну, к тому же и прописка в загранпаспортах не указывается… — А в валютник зачем потащилась? Жадность фраерская? «Сестра» досадно повела плечами: — Бес, сволочь, попутал! Восемнадцатого координатор приезжает, надо будет встретить как положено, да и самой чего-то этакого захотелось… Мы ведь из ларьков не питаемся, только с базара или из магазинов хороших! — Послушай… Как он сейчас? Очень… ну, это самое? — В смысле «крыши»? Не очень ли «съехала»? Да как сказать… Я думаю — оклемается. Он ведь меньше трех недель у нас. Так?! Так! Это уж потом: хоть ты их гипнозом, хоть электрошоком… — Ты говорила, что на первом этаже новичков только успокоительным пичкают? И волю подавляют? А уж программирует их лично Отец? — Это ты говорил. У нас по-другому называется. — Не важно, суть одна… Смотри, «сестричка», если его вытащить не удастся, на том свете найду! — Пошел ты… Эй, дядя, здесь сворачивай направо, вон к тем домам! И у будки остановись, ближе не надо. Прежде чем открыть дверь, Виноградов достал из кармана крохотный ключик и вложил его в руку Орлову: — Это от наручников. Слушай внимательно! Если через десять минут не вернусь, давай сигнал нашим, по радиотелефону… Вызывай, на хрен, группу захвата, пусть развлекутся. Дальше… Запрись. В машину никого не пускай, по бы ни говорили. Будут ломиться, сигналь и тоже вызывай ребят. Вообще действуй по обстановке: почувствуешь что-то не то в моем поведении, в ее или шефа — сразу же поднимай тревогу. Тут лучше перестраховаться, всякое может быть. — А я? — Не волнуйтесь, мадам! Слово офицера. Пьеса в двух актах: клиент в машине — ключик в замочке… Один щелчок — и вы свободны! И век бы вас не видеть… — Ладно! Пошли… Да не дрожи ты, дядя! Скоро вернемся. — И «сестра» решительно потянула капитана за собой. …С такой скоростью Виноградов не ездил даже в эскорте Черномырдина. Владимир Александрович в очередной раз перевел взгляд с завалившейся направо стрелки спидометра на бледное, равнодушное лицо Маренича: полуприкрытые слезящиеся глаза, сальная прядь волос, уголки губ с присохшими остатками какой-то еды… От бесформенного балахона, накинутого на Виктора, чем-то отвратительно пахло — переодеть его капитан не успел, куртка, джинсы и обувь просто валялись рядом на сиденье. — Все в порядке, шеф! Все будет в порядке… — зачем-то все повторял Орлов, то и дело поворачиваясь… — Уже скоро! — За дорогой следи! — то ли молил, то ли приказывал Виноградов. — А то ни хрена не будет в порядке… Запищал телефон: — Алле! Это Зайченко… Врачей мы предупредили, жена уже в курсе! Поезжайте прямо к нему домой, в офисе светиться незачем. Верно? — Верно… — вздохнул в трубку капитан. — Светиться незачем… Из-за поредевших по осени деревьев выступил силуэт восстановленной недавно церкви Ильи Пророка. Виноградов незаметно перекрестился. Начинались трамвайные пути, и Иванычу пришлось сбросить скорость. 11 Если вы окно разбили, не спешите признаваться. Погодите — не начнется ль вдруг гражданская война. Артиллерия ударит, стекла вылетят повсюду, И никто ругать не станет за разбитое окно. Григорий Остер — О-о! Владимир Александрович! И ты «продался»? — вылезший из стеклянной будки почти двухметрового роста сержант в легкомысленно заломленном на бровь берете приветливо улыбнулся и поправил брезентовый ремень автомата. — Я не «продался», — буркнул Виноградов. — Я пока только «сдался в аренду». Он аккуратно запер дверь зайченковского «БМВ», убрал в карман пульт сигнализации с ключами и за руку поздоровался с постовым: — Привет, Миша! — День добрый… — Когда-то они с Ипатовым побывали в паршивой заварухе в горах, тогда еще считавшихся югом России. И это несколько сокращало дистанцию, предусмотренную дисциплинарным уставом. — Там полный букет — генерал, корреспонденты… Говорят, тебя можно поздравить? — Тьфу-тьфу, не сглазь! Ладно, бегу… — Виноградов ринулся через плац, стараясь не наступать на лужи… — Давно начали? — поинтересовался он у соседа, опускаясь на свободное место в зале. Парадный мундир, провисевший в шкафу с позапрошлого Дня милиции, жал где только можно. И даже там, где нельзя. — Только что, — понизив голос, ответил плохо выбритый старшина. — Затеяли, понимаешь, тряхомудию из ничего! Лучше бы насчет квартир или зарплату прибавили… И куда машины деваются… А то пашешь, как папа Карло, а эти на три дня съездили, прокатились… — Пойди выскажись, — равнодушно пожал плечами Владимир Александрович. Он знал этот тип людей — вечно недовольные, обиженные «по жизни», склонные винить в собственных неудачах кого угодно, кроме себя: коммунистов, евреев, демократов, американский империализм и непосредственное начальство. Явление абсолютно надклассовое — их одинаково много и на киношных тусовках, и в цехах заводов. Этакая клозетная оппозиция…