«Скорую» надо вызвать, сообразил Макс и зашарил по карманам. Вот телефон. Только вызвать никого не получится, сигнала нет. Вообще. Может, у деда другой оператор и с сигналом получше? В одной семье, конечно, редко разные сотовые компании задействованы, но вдруг. Макс посидел, вспоминая номер деда, сообразил, что и не знал никогда, и принялся шарить по полочке возле рычага, где телефон лежал, пока дед разговаривал через гарнитуру с Настиной бабушкой и мамой. Ничего не обнаружил и полез в ноги к себе, потом к деду. Тут до Макса дошло, что номер-то можно и в Настином телефоне проверить – дошло ровно в тот миг, когда пальцы наткнулись на скользкий экранчик. Оператор, как ни странно, был другим, но тоже без сигнала. Это в какую же глушь мы заехали, подумал Макс. Он попытался отодвинуть или закатать обратно матрасик, прикрывавший окно, и открыть дверь. Матрасик упрямо падал обратно, а дверь не открывалась. Окно за матрасиком вроде разбито, порезаться можно. Макс оставил дверь в покое и осмотрелся. Выбираться-то всё равно надо. Проще всего – через водительскую дверь, но через деда перелезать было неловко и как-то не по-людски. Значит, назад. Правда, щель между креслами узкая, да ещё «мешалка» торчит, поди протиснись. Во я дебил, понял Макс, поводил руками вокруг сиденья, нашёл рычаги регулировки, отодвинул кресло до упора и опустил спинку так, что прямо кровать получилась. По ней он уполз на задний диван и взялся за ручку двери. Ручка зашуршала. Макс отдёрнул руку. Шуршала не ручка, шуршал куст, к которому прижималась дверь. Макс замер. Низ стекла непонятно перекрывали корявые веники, а выше было тёмно-синее небо с чёрным силуэтом лося. Лось стоял в нескольких метрах носом к машине, неподвижно, будто фоткался на паспорт. Луна висела у него между рогов. Рога были похожи на контур детских стульчиков, у стульчика справа, кажется, не хватало ножки. Глаза на силуэте различить было невозможно, но Максу всё равно показалось, что зверь глядит прямо на него. – Козёл ты, – гневно сказал Макс и снова взялся за ручку. Лось мотнул рогами и беззвучно исчез. Макс с трудом вытолкнул дверь, прижатую кустом, вывалился наружу, оскальзываясь и царапаясь, осмотрелся. Машина засела посреди здоровенного куста, как кочан капусты поверх листьев. Чуть позади было покосившееся дерево, о которое машина, видимо, шарахнулась Максовой дверью, когда летела с шоссе. Максу, похоже, здорово повезло. Машине чуть меньше, но тоже могла радоваться – удар вмял дверь, но стойки и колеса вроде не пострадали. Можно было ехать дальше. Надо только из куста выбраться. И водителя найти. Макс вылез на шоссе и осмотрелся. Дорога серебристо поблёскивала под луной, только тормозной след чернел длинным неровным шрамом. Ни в ту, ни в другую сторону ничего не было. Ни света, ни звука. Чернота да шелест леса. И ветер, холодный. Макс поёжился, ещё раз проверил телефоны и съехал обратно к машине. Самое умное было вытолкнуть машину обратно и потом забраться задним ходом по взрытому склону. Но выталкивать было некому – и колёса обязательно застрянут во вспаханной земле. Зато впереди проплешина в ряду кустов, да и передние колёса земли почти касаются. Макс открыл дверцу водителя, осторожно перегнулся через деда и выключил зажигание, чтобы не садился аккумулятор. Ещё немножко походил кругами, прикидывая и дрожа всё сильнее – от волнения и ночной свежести. Набрал вдоль дороги палок, подсунул их под колёса. Попробовал выдрать и потоптать ветки, какие уж смог. Распахнул дверцы, откинул спинку и, кряхтя да постанывая от боли в руке, оттолкал деда на пассажирское сиденье. Дед был неудобный, как связка тяжёлых мешков, но Макс справился – даже с ногами, которые цеплялись то за коврик, то за рычаг. Посидел немножко, отдыхая и прикидывая последовательность действий, пробормотал «ну всё», захлопнул дверцы, сел за руль и повернул ключ. Машина дважды заглохла – сперва Макс забыл поставить рычаг на нейтралку, потом слишком резко отпустил педаль сцепления. Сейчас аккумулятор сядет – вот тебе и грабли, испуганно подумал Макс, сунув вдруг озябшие руки под бёдра. Дед застонал. – Сейчас, деда, сейчас, – прошептал Макс, бережно включил зажигание, чуть поревел перегазовкой и, мягко поигрывая педалями, врубил первую – и сразу заднюю, первую – и заднюю. Машина, рыча, качнулась вперёд, назад, чуть сильнее вперёд, наза-ад, и вперёд! – со скрежетом выдралась из ветвистой подушки, взмыла по склону – Макс еле успел отыграть рулем, – и угрожающе забалансировала на правых колёсах. Сорвётся, понял Макс. Сердце ухнуло вниз, он прижал рукой деда, судорожно вспоминая, пристегнул ли его. Машина упала на четыре колеса, взвыла и выскочила на дорогу, как с пинка. Жутко хотелось дать по газам или по тормозам, но Макс заставил себя остановиться плавно и бережно. В памяти посыпались друг на друга кадры из забытых фильмов, в которых слетевшие с дороги машины взрывались, загорались, теряли колесо или протыкали бензобак. Приборы ни о чём таком не говорили, но Макс всё равно включил аварийку и, не глуша мотор, долго ползал вокруг, трогая и нюхая всё подряд в поисках щелей, пробоин и течей. Время от времени он испуганно вздрагивал и резко оборачивался – а ну как мстительный лось вернулся за рогом. Или подкрался какой-то менее рогатый, но более зубастый обитатель чащи. Никто не подкрался. Машина была в порядке. А Макс вообще молодец. Справился. Он ухнул, сел за руль, обернулся к деду и вздрогнул. В лунном свете лицо деда было мёртвым. – Деда, – безнадёжно позвал Макс. Дед коротко застонал. Ему же больно, понял Макс наконец. А я тут гуляю, нюхаю. Он зажёг свет, отыскал на полу помятый атлас дорог, дрожащими руками расправил и некоторое время изучал его. Отложил и закрыл глаза, прикидывая маршрут. В принципе, всё понятно. Главное не пропустить поворот направо после Коровина и не запутаться в развязке под самым Зотовом. Машина в управлении простая. Ехать надо поближе к серёдке дороги, чтобы не зацепить невидимый камень, яму или обрыв справа – правая фара не горит. Иногда можно аварийку включать, но не постоянно – полиция остановит, и поди ей что объясни. Ладно, повезёт, так к четырём или половине пятого приедем. Они въехали в Зотово в начале седьмого. В развязке Макс всё-таки запутался, пришлось делать петлю и возвращаться. К тому же у машины не включалась четвёртая передача, а на третьем часу пути мотор стал постанывать. Зато удалось не наткнуться ни на один пост ДПС. Даже на въезде в город поста не было. Был указатель на горбольницу. И была горбольница – синие железные ворота почти сразу после указателя. Макс вышел, покачиваясь, и подёргал ворота за петлю. Они не шелохнулись. Макс постучал, попинал, обнаружил рядом обычную дверь, побарабанил по ней, обнаружил приборчик типа домофона, ткнул в кнопку, дождался ответного шороха и сказал: – Тут человек разбился, срочно помощь нужна. Динамик пошуршал и устало ответил: – Женщина, обойдите, приёмный покой с левой стороны. – Человек разбился, – упрямо повторил Макс. Подождал немного, понял, что ничего не дождётся, отошёл к машине, сел за руль и нажал на клаксон. Машина заревела. Макс давил на сигнал, пока дверь не растворилась, выпуская недовольного человека в зелёной одежде. Он вгляделся в машину, обернулся и что-то сказал. Макс убедился, что люди из больницы вытаскивают носилки и идут к нему, подхватил сумку с ноутбуком и неуклюже пошёл в противоположную сторону. – Девочка, постой, ты куда? – крикнул один из санитаров. Макс ускорил шаг, прижав сразу и хлопающую по бедру сумку, и руку – она что-то совсем разболелась. Ладно, перетерпим. Макс свернул за угол и замер, будто на стену наткнулся. За углом была небольшая площадь, через площадь стояло трёхэтажное здание со здоровенным застеклённым крыльцом. На крыльце стояла мама. Его, Макса, мама. В плаще поверх домашнего халата. Стояла и пыталась закурить. Она выглядела очень усталой и бледной. Дверь приоткрылась, мама оглянулась в её сторону, поспешно закивала и спустилась с крыльца. Ты же бросала, подумал Макс тоскливо. Она и сейчас бросила – жадно затянулась пару раз, с отвращением сунула сигарету в урну, мельком посмотрела на Макса и поспешила обратно. В детскую больницу. Она же возле взрослой, точно, вспомнил Макс. И мама тут сидит день и ночь. Рядом со мной. Макс стоял, опираясь о стену, и крутил в голове простые, мелкие и прямые, как спички, мысли: мама со мной в больнице, а я здесь без мамы, а она меня не узнала, а дед без меня в больнице, а Настя без меня непонятно где, а папа без меня… Он сейчас без меня на работу уйдёт, вспомнил Макс. Надо шевелиться. Потом пострадаем. Макс покрутил головой, и будто упали друг на друга несколько незнакомых прозрачных картинок – так, что получилась одна непрозрачная и знакомая. Макс стоял на улице Пушкина, если идти прямо, будет перекрёсток с Мира, потом с Дружбы, на которой дом номер 26 – Максов. Папа уходит на работу в начале восьмого. Надо бежать. Он побежал и прибежал вовремя. Дом был таким, как всегда, серым и пятиэтажным, двор забит машинами, и папина тут же, возле подъезда. Значит, папа дома. Папа был дома. Он открыл дверь, не спрашивая, кто там. Папа был одет по-рабочему, в брюки и рубашку под тонкий пуловер, который носил до самой жары. Лицо у папы было бледным и усталым. Макс хотел закричать «Папа!» и броситься ему на шею. Но папа смотрел на него с холодным ожиданием, и Макс, сглотнув, поспешно затараторил заученную, пока бежал, заготовку: – Здравствуйте, Андрей Викторович, меня Настя зовут, я с Максимом вместе учусь. Мы с ним вместе презентацию готовили, сдавать надо, а она у него в компьютере осталась, он передать не успел. Вы не могли бы посмотреть? Лицо у папы дрогнуло, он нахмурился, пытаясь понять, что говорит ему незнакомая девочка. Макс переступил с ноги на ногу, пытаясь не отвлекаться на родной запах дома и папы, и начал заново. – Слушай, я… – сказал папа и растерянно потёр подбородок. – Я в этих делах как-то не очень. Максима, понимаешь, пока нет, он в больнице. – Я знаю, – сказал Макс, стараясь не морщиться. – Как он? Отец пожал плечом, заморгал и ответил: – Стабильно. Врачи так говорят – стабильно. А я сам и… Он махнул рукой и замолчал, глядя в пол. Папа был совсем незнакомый – растерянный и даже ниже ростом. Макс затоптался на месте. Отец поднял глаза и некоторое время явно вспоминал, кто перед ним и зачем. – Н-настя, да? Настя, я эту вашу работу просто не найду сейчас, я, понимаешь, не знаю, где искать. – А нам сдавать сегодня, – сказал Макс и добавил от отчаяния: – Максим так старался. И сообразил, что вот тут отец может выступить на тему: «Старался, ну и где он теперь, и какое это имеет значение» – и захлопнуть дверь. Но папа вместо этого спросил: – Ты сама в компьютере сможешь найти, что там надо? Макс кивнул. Отец отворил дверь пошире и пригласил: – Проходи, комната вон там. Только я пароль не знаю, у Максимки это тайна, что у твоего Мальчиша. – Я знаю, – отозвался Макс, разулся и уверенно вошёл к себе в комнату. Тут был удивительный порядок – не такой, конечно, как у Насти, но такой, как после генеральной уборки, проведённой после страшных маминых угроз в связи с очередным Максовым косяком. Постель заправлена, одежды не видать, шкаф закрыт, диски и книги по полочкам, даже плакаты ровненько висят. Мама убралась, когда меня в больницу сдали. Нет, не мама – мама там и осталась. Папа. Он так постель заправляет – подогнув покрывало и чтобы подушка стоймя. – Настя, чай будешь? – крикнул папа с кухни. Совсем как Максу крикнул.