– Тогда Аня с чего решила, что у вас все было? – озадаченно разводит руками Тина. – Может, она видела, как мы с ней разговаривали около душевых. – предполагаю вслух. И рассказываю все Тине, по пути к тем ангарам, геолокацию которых мне прислал Дима минутой назад. – Да если бы я вас в таком застукала, сама бы подумала, что ты её трахнул, – говорит Тина. – И что мне теперь делать? – спрашиваю подругу. – Всё ей рассказать, – советует Тина, и я соглашаюсь. Дождь лупит по лобовому. Дворники еле справляются. К месту, где мы находим телефон Ани, добираемся быстро, но самой Ани там не находим. Отписываюсь Диме. Объезжаем все ангары и обходим каждый уголок. На зов Аня тоже не отвечает. В одном из заброшек находим трех нариков с иголками и бутылками алкоголя. Трясем их на ответ, но они невменяемые. Возвращаемся отсюда в машину и по карте осматриваю местность. Тут рядом трасса и лес. С другой стороны, речка и мост. Направления два и оба не самые перспективные. Вызывают опасность. На улице уже поздно. – Я позвоню её маме, скажу, что Аня у меня осталась, – говорит Тина. – Окей, – соглашаюсь с ней. Сейчас это самое разумное решение. Паниковать раньше времени не стоит. А зная её предков, этого не избежать. Я же вызываю Клима и Тихона. Те присоединяются к нам около леса. – Ты с Тиной на мост, – даю указания, – а мы по лесу пойдем. Созваниваемся через каждые десять минут. – Лады, – отзывается Клим и стартуют с Тиной к нему в машину. Сейчас не время препираний. И они прекрасно понимают. При мне не заводятся, терпят друг друга и ладушки. Берем фонарики и идем по обочине. Если где и проскальзывала, то должен быть хоть какой-то след. Если еще дождем не размыло. Натыкаемся на табличку, что медведь Гриша еще не ложился в спячку, а значит, может обитать в этих краях. В лес детям ходить не желательно, дабы избежать встречу с мохнатой достопримечательностью леса. Повезло, блять. Уходим вглубь, на север. Останавливаемся. Осматриваемся. Прислушиваемся. Среди шума деревьев и дождя больше ничего. Зовем Аню. В ответ тишина. Если бы была, уже отозвалась. У меня появляется надежда, что ушла домой или хотя бы вернулась в академию. – Как ты собираешься прочесывать весь лес? – задает вопрос до этого молчавший Тихонов. – Давай я матери позвоню? Сообразим поисково-спасательный отряд. Так будет быстрее и практичнее. – Ник, нужно всё сделать анонимно, без записей и лишних вопросов. Твоя мать пойдет на это? – в лоб спрашиваю. – Тебе не откажет. – в упор на меня смотрит. Переглядываемся. Тихонов – рассудительная часть нашей команды. Не зря носит такую фамилию. Подтверждает. И, черт возьми, он прав. Масштабы нашего леса огромные. Вдвоем мы его закончим прочесывать к утру следующей недели. Даже если Клим и Тина к нам присоединятся. – Подумай только, Кир, она без куртки. Сейчас конец октября. Сколько она протянет тут? – выдает Никита. Мне не хочется думать и предполагать самые ужасные вещи, но он прав. – Ладно, звони. – устало потираю переносицу. И переключаюсь на мобильный. – Тут её нет. Мы возвращаемся к вам, – говорит Клим за рулем. – Блять. Ладно. – кидаю гео. Выдыхаю. Эмоционально я на пределе. Физически, хоть и выдохся на игре, но сейчас расходую запасные резервы для поиска. Плевать, сколько они продолжатся. Готов идти. Бежать. Сколько нужно. Лишь бы она нашлась. Лишь бы здоровая и невредимая. Даже если видеть меня не захочет. Пусть. Главное, чтобы жива. На этой мантре несусь. Демон еще одолевает звонками. Нахер бы послал. Сука. Снова на одного все наваливается. Как снежным комом всё. Распластывает. Но должен выдержать. Ради нее. Себя. И возможно нас. Минут сорок спустя мы уже общаемся с поисково-спасательной группой во главе с Алевтиной Георгиевной Тихомировой. Мама Ника сама вызвалась. Чем еще большее уважение от меня. Ей не смеют перечить и сделают, как нужно. Отвечаю на вопросы. Даю информацию. В отряде собралось пятнадцать человек. Две собаки. И один вертолет. И нас четверо. Это вдвое больше людей. А значит, зона поиска увеличивается в два раза. – Контроль связи каждые пятнадцать минут, – дает распоряжение мама Ника, пока передаем рации. Каждому вручают термос с чаем. Расходимся по зонам. Мы с Ником стартуем оттуда же, где и были. Тина и Клим уходят на юг. Остальные тоже получают свои зоны и расходятся. Время уже близится к полуночи. Полина Бурцева: Ты нашел Аню? Приходит сообщение от сестры потеряшки. Кирилл Сомов: В процессе. Полина Бурцева: Тина предкам сказала, что Аня на пару дней у нее задержится. Они какой-то важный проект делают. Отец в ярости. Он не может до неё дозвониться. Телефон выключен, и Тина не звонит больше. Полина Бурцева: Вы не уверены, что сможете её найти? Кирилл Сомов: Малышка, ну ты чего. Твоя сестра самая смелая и сильная во всем мире. Конечно, мы её найдем. С нами поисковая группа. Тут много людей и даже собаки есть. Так что не волнуйся, слышишь? А телефон у меня, она его потеряла, но я нашел. Тина с нами её ищет. Полина Бурцева: Напиши, как найдешь. Я волнуюсь. Кирилл Сомов: Конечно. К двум ночи нас единственное, что радует, это прекращение ветра и дождя. Теперь тут так тихо, только слышны наши шаги. Но когда останавливаешься, то стоит гробовая тишина. Только слышно твое сердцебиение. Контролируем созвон с группы. Двоих мы уже лишились. Одна подвернула ногу и вернулась в лагерь. Еще двое отправились на другой объект. Там потерялась маленькая девочка с дедушкой. Мы остаемся в меньшинстве. С воздуха тоже все чисто. Её не видно. Мы идем дальше и ещё глубже. К пяти утра с воздуха поступает сообщение, что с западной стороны есть объект времен войны и возможно, она могла туда забраться, чтобы спрятаться. Мы с Ником переключаемся на эту зону. Также туда стартуют те, кто был на западном объекте. Чтобы быстрее найти Аню. Добираемся туда примерно к семи утра. Квадратное каменное строение с круглым отверстием, утопленное в землю. Чтобы туда забраться, нужно применить силу. Но теоретически Аня могла это сделать. Только вход сейчас закрывает ствол поломанного дерева после ветра. Там настолько маленькая щелка, что только белка пролезет. Сам ствол отодвинуть вдвоем у нас не получается. Это только звать на помощь остальных с отряда, что мы и делаем. Внутри темно и ничего не видно. Никаких очертаний. Если бы была, то выглянула бы. Или, по крайней мере, собралась бы домой, если бы была тут. Или звала бы на помощь. Но ничего. Тишина. Ненавижу её. Ненавижу тишину. Она добавляет груза. Меня разрывает. Тут или не тут? Идти дальше или оставаться? Если там, почему не выходит… Не шевелится. А если там нет? То мы теряем время. Складываю руки по бокам от губ, сооружаю некий рупор и ору «Аня». В ответ тишина, полная моего бессилия и отчаяния. Да, представляете. Я, блять, в отчаянии. Уже начало другого дня. Ровно сутки с момента её пропажи. Усталость сказывается. Бессонная ночь тоже. Через час к нам уже подтягиваются остальные, по мере их удаленности и возможностей. Наваливаемся и отодвигаем. Действуем слаженно. Еще пятнадцать минут и освобождаем хоть какой-то кусочек для прохода. Первым влетаю туда. Включаю фонарик и обнаруживаю Аню у стены с мхом. Подлетаю к ней. Она холодная и мокрая, но слабый пульс есть. Тормошу её, она не отвечает. – Она тут! – кричу ребятам, укутывая Аню в пуховик. – Она без сознания. Ребята следом заходят. Меня отодвигают в сторону. Что-то суют ей около носа, укладывают горизонтально. – Нужно снять мокрую одежду и укутать её. – говорит Яна из команды спасателей. Отодвигает в сторону меня. Садится на моё место. Тина переодевает. Я бы сам себе позавидовал, когда увидел бы её голой, но, черт возьми, сейчас не та ситуация. Но то, что она охуительно красивая, вне сомнения. На живот ей кладут теплую грелку. Делают искусственное дыхание и массаж сердца. Пока она слабо не подает сигналы, что приходит в себя. Укутываем в пуховик и несем к машинам. – Её надо в больницу, – говорит Мама Нику. Но я всё слышу и включаюсь, укладывая Аню на заднее сиденье вместе с Тиной. – Не надо. В больнице это перестанет быть анонимностью. – перебиваю их. – Кирилл. Ну, узнают родители. Ну, поругают. На то и родители, но она их ребенок. – вклинивается Алевтина Георгиевна. – Нет. Я её в обиду не дам. – машу головой. – Настолько всё плохо? – спрашивает Тихомирова старшая. Моего кивка головы хватает, чтоб отпустила. Включаю обогрев и везу Аню домой к родителям. Попутно вызываю семейного врача. 17 А может, там и не было ничего. Анна Бурцева. Просыпаюсь от того, что мне жарко и чьё-то дыхание опаляет мне щеку, а чужая рука вальяжно лежит поверх пухового одеяла с белыми цветами и прижимает меня к его телу. Аккуратно поднимаю верх одеяла и заглядываю под него. Я в спортивном топе и трусиках. Значит, кто-то меня раздел. Опускаю одеяло и поворачиваю голову. Там Кирилл собственной персоной. Сейчас как никогда расслабленный и милый. Такой, что сердце екает и сжимается. Не удерживаюсь от улыбки. Рассматриваю его вблизи. Ещё больше влюбляюсь. Лежу настолько тихо, чтобы его не разбудить. Хочется подольше продлить этот сон, в котором мне нравится находиться. Ведь реальность куда ужаснее. Но всё равно возвращаться приходится. Зажмуриваюсь. Последнее, что вспоминаю, как выбегала из академии, увидев Кира с Алиной. Как убегала от парней и потеряла телефон. Как забрела в какую-то постройку, чтобы согреться, но уснула. Боже. Я все еще тут. Но Кир рядом. Во снах. Так не хочется расставаться. Тут он такой родной, а там, за порогом этого сна – предатель. Сама себя призываю от него отказаться и резко распахиваю глаза, как пластырь срываешь с раны. Резко, чтобы мозг еще не проанализировал всю степень боли. Только вот получается то же самое. Я лежу на той же кровати и рядом Сомов. И это вовсе не сон, как я думала, а реальность. В голове масса вопросов и противоречий. С одной стороны, мне нравится, что он рядом. С другой – мне не хочется, чтобы касался хоть как-то. Это он был с другой, а не я. Да, мы не обещали друг другу верность. И наши отношения и вовсе дружеские. Но черт… Неужели он не понимает, что я его люблю. К этому умозаключению прихожу и ужасаюсь. Осматриваю комнату. Она светлая и уютная. Серые обои по бокам и перед кроватью. А над изголовьем двуспальной кровати обои с черными линиями, больше похожие на рисунок цветов. Очень стильно и органично. Белые тумбочки у кровати с металлическими ручками. Такая же дверь. Белый шкаф и письменный стол у окна. Металлического оттенка шторы. Много деталей яркого оранжевого и теплого бежевого оттенка, что придает комнате уюта. Много статуэток, вазочек на полках. И ярких подушек на софе недалеко от кровати. Стеклянный шкаф с книгами. Там красуются статуэтки. Мне тут нравится. Тут чувствуется женская рука. Все обустроено с любовью. Это видно в каждом уголке. Пусть может и не на своем она месте, но делали с любовью. – Доброе утро. – произносит хрипло Кирилл, когда замечаю, что он уже поменял положение и теперь лежит на боку, подставив под голову руку. – Доброе. – хрипло отвечаю и морщусь от боли в горле. – Кто меня раздевал? – спрашиваю Кира, натягивая одеяло до подбородка. – Я. – отвечает и усмехается. Смешно ему. А мне ужасно стыдно. – Прости, но это были необходимые меры. – Как ты меня нашел? – спрашиваю то, что мне важно, пока Кир поднимается с кровати и натягивает футболку. А я сажусь на попу, облокачиваясь на спинку кровати, зажимая одеяло подмышками, и удерживаю для надежности руками. Слежу за его действиями. – С трудом и очень долго. Всем поисковым отрядом прочесывали лес, – говорит Кир, присаживаясь на край кровати около меня. Прикладывает руку ко лбу. – Измерь. – протягивает градусник. – У меня нет температуры. – отодвигаю его в сторону. Но следом действует неожиданная реакция Кира, что я взвизгиваю. Он резко переворачивает меня на живот и проходится звонким шлепком по ягодице. Это больно и возбуждающе одновременно. Тело пронизывает настолько, что каждая клеточка становится сверхчувствительной и возвращает в обратное положение как раз в тот момент, когда заходит его мама. – Доброе утро, – с широкой улыбкой говорит Екатерина Владимировна, присаживаясь на то же место, где только что был Кир. – Как ты себя чувствуешь, дочка? – заботливо спрашивает. Так, что аж спазмом сводит. Слезы к глазам подкатываются, увлажняют их. Застилают пеленой. – Ну что ты, дочка… что ты, – приговаривая, обнимает меня мама Кирилла. Так тепло и хорошо становится. – Давай мы сейчас с тобой померим температуру, а потом ты спустишься к нам за стол. Я супчик тебе приготовила и пряники с лавандовым сиропом. Кирилл сказал, что ты их любишь, – мотаю головой в знак согласия и забираю градусник. – Отдохнешь у нас, и все наладится. – Мам, вообще-то нам поговорить нужно, – вставляет Кир. – Довел девочку, изверг, – сурово говорит тетя Катя. – Дай ей в себя прийти. Никуда твой разговор не денется, – отсекает мама. – Ну вот, тридцать семь и два, – всматриваясь в градусник, отвечает тетя Катя. – Жаропонижающее пить еще рано, а супчик можно. От него станет легче. Одевайся и спускайся на кухню за стол. – Хорошо, спасибо, – глухо произношу из-за боли в горле. Вот тебе и прогулялась под дождем. Здравствуй, ангина. Домой возвращаться не хочется. Мать бурчать будет. Отец так, наверное, вообще в ярости. Звонили, наверное. Телефон. Точно. Я ж его потеряла. Зажмуриваюсь и скулю тихо. На новый моих запасов не хватит. Учитывая, что маленькую помощь я всё же внесла Тине, хоть она и упиралась. Но вспоминая, сколько раз она меня выручала – это капля в море. А на новый телефон родители точно не раскошелятся. Боже, надо же было так вляпаться. Уже скулю громче. – Что болит? – озабоченно спрашивает Кир. – Мой телефон. Я его потеряла. Родители, наверное, с ума сходят, – тараторю. – Держи. – достает из тумбочки мой телефон. На нем стопроцентная зарядка. Есть небольшие трещины по экрану, но в целом он реагирует и оживает незамедлительно. – Где ты его нашел? – Недалеко от ангаров, около мусорного бака, – отвечает Кир. – И за родителей не переживай. Тина им позвонила, сказала, что вы делали проект, и ты уснула. Будить тебя не решилась, но вам нужно срочно его доделать, поэтому вы все выходные будете у неё, но по факту у меня. – улыбается на последнем слове. А мне неловко и страшно одновременно. Мы не проводили столько времени вместе. Мы не спали вместе до сегодняшней ночи, которую я не помню. – Должно подойти. – протягивает мне спортивные штаны и толстовку. Я беру и присаживаюсь на постели, опуская ноги на пол, но при этом прикрываю часть бедер одеялом, где трусики. – Эммм... Можешь отвернуться? – прошу Кира. Он хоть и закатывает глаза, но отворачивается. Натягиваю штаны до колен и быстро поднимаюсь. Натягиваю выше, до талии. Они большие, приходится снизу закатать. Сверху надеваю толстовку. – Всё, – командую. И Кир поворачивается. Смотрит таким взглядом, будто на мне самое дорогое платье во вселенной, а не широкие мужские спортивки и толстовка. Красота в глазах влюблённого. Я густо краснею и стесняюсь. Пальцами прочесываю волосы. А Кир подходит и завязывает на моей талии шнурок на штанах. Так близко. Так интимно. Что дрожат коленки и бабочки порхают. Хочется прижаться. Прикоснуться к губам. Хочу поцеловать. Смотрю на его губы. И это желание с точностью отзывается. Да, я этого хочу. Поцелуя. Глубокого. Настоящего. Такого, который не сравнится ни с чем. – В них должно быть тепло. – наклоняется и подставляет мне тапочки с Микки Маусом. Знаете, в которые вы засовываете ногу, и они вас обволакивают. Вот тут такие же. – Я их не надену. – мотаю головой и улыбаюсь.