– Куда? – строгим голосом спрашивает здоровенный обросший мужик. Тут только это значение подходит. – В храм на ночную службу, – шепотом отвечает Тина, меняя голос на более низкий и чуть звонкий. – А эта че молчит? – показывает на меня. – У нее день покаяния. Ей нельзя ни с кем разговаривать, – ловко выкручивается Тина. Пока к нам подходит второй охранник, мы спешно ретируемся. Проходим внутри двора в самый низ. Там через открытую дверь в узкий подземный проход, больше похожий на тайный вход. Длинный туннель, еще три двери и таких же коридора. И лестница небольшая. Тина делает три коротких стука поверх своей головы, и погреб открывается. Вылезаем. Нас встречает маленькая девочка лет двенадцати. С полностью закрытой головой и свечкой в руках. – Я тебя заждалась. Принесла? – спрашивает малышка, и Тина отдает ей пакет. Там сладости и газировка. Все, что под запретом. Даже соль в спичечном коробке и сахар. – Пойдем, – молча ведет нас девочка. Только вот слышим приближающиеся шаги. Она толкает нас в комнату. Как только они стихают, выглядываем и идем дальше. Я словно в шпионском фильме играю. Доходим до полностью белой двери. Она её открывает. Увиденное погружает меня в транс. Я думал, в фильме Вий все так приукрашено, но только сейчас понимаю, что ошибался. Тут еще хуже, чем там. Полностью белые стены, увешанные по четырем сторонам иконами. Живого места на стенах нет. Также маленькая свечка, хилая табуретка с мокрым полотенцем и с наполненным до половины графина водой. В центре хрупкое, обессиленное от слез тело Ани. Она стоит на коленях и что-то причитает. Как по словам понимаю, молится. И плачет. Она почти голая. На ней прозрачное длинное платье, полностью оголяющее её тело. И тут бы пофантазировать, как она прекрасна и что её тело совершенно. Но, блять, меня ужас накрывает. В комнате холодно. Меня злость и ненависть затмевает. Кто, блять, это сделал и за что? Меня, сука, люто кроет. Хочется разнести тут всё. Подрываю её с коленей. Она ледяная. Губы дрожат. Дорожки от слез застыли на щеках. Защитить хочется. Целую всю. Обнимаю. Растираю ладони. – У нас мало времени, – врывается в пространство голос Тины. – Держи вещи. – командует Ане. Та словно из морока выходит. Смотрит на меня, отходит. – Тебе… Тебе нельзя здесь быть. Сюда нельзя мужчинам! – в ужасе говорит. – Так, на улице поговорите. – стягивает с неё платье, оставляя полностью голой. И я реально не вру. На ней даже чертовых трусов нет. Никаких. Она голая. Ебать! Меня должно штырить, если бы мы были в другой ситуации. Но сейчас меня колошматит от того, что с ней сделали. С Тиной они меняются одеждой. – А я тебя прикрою, – перед уходом говорит Тина. И мы исчезаем тем же путем на свободу. Держимся за руки. Слава богу, не попадаем никому на глаза. Запрыгиваем в машину и стартуем. Аня жмется ко мне, хоть и включаю печку на полную мощность. Отогреваю. Едем далеко за город. Тут лес, море и тишина, которая необходима нам двоим. – Чей это дом? – спрашивает, осматриваясь. – Моего деда. Он три года назад умер, а дом сохранили как память о нем и нашем детстве. – Тут спокойно. – впервые улыбается. В доме уже полностью расслабляется. Меня самого отпускает. Не берусь заводить волнующую меня тему, но поговорить стоит. Если есть проблемы касательно её, их нужно решать. Я не хочу, чтобы она делала это в одиночку. Вместе готовим. Ужинаем. Смеемся, когда рассказываю о моментах, связанных с детством. Убираемся так же вместе. Набираем большую ванную с пеной и потрясающим видом на задний двор. Тут живописно. Бескрайний простор леса. Шелест листвы и капельки дождя. И потрясающее небо, уходящее в горизонт. Снимаю все с себя и погружаюсь в пенную глубину. Руку ей протягиваю. Мнется, но пересиливает себя и снимает одежду. Мы полностью оголенные. Внутри импульсы тока поражают тело. Трясет всего. Сердце усердно качает кровь. Несется по венам с удивительной скорость. Кислорода критично мало. Рассматриваю Аню. С её охуительным телом. Красивой округлой грудью, торчащими сосками, плоским животом и не менее красивым лобком, где прячется вершина её удовольствия, моего тоже. И блять, я не про секс говорю. Любые, даже простые ласки и её стоны – мое удовольствие. Вижу, как краснеет и смущается под моим откровенным взглядом. Стискивает бедра сильнее. Только вот я притягиваю к себе, помогаю забраться в ванную. Спиной на свою грудь притягиваю. Обнимаю. Дрожим неимоверно. Целуемся. Много целуемся. Я чувствую, как отпускает себя. Как обмякает тело. Как согревается. Становится нежнее и импульсивнее. Срывается дыхание. Иногда молчим и просто слушаем капли дождя, что бьют по крыше, и завывание ветра. Природа с ума сходит за окном. – Расскажешь, что произошло? – прерываю наше единение с природой. – Не сейчас, ладно? Не хочу портить момент, – мотает головой Аня. – А когда, Ань? – спрашиваю чуть жестче. – Ты постоянно ждешь какого-то удобного момента. Мы оба сейчас голые. Это доверие, понимаешь? – клятвой выдаю. – Я доверяю тебе, как себе. Я уязвленный тобой, понимаешь? Я хочу, чтобы ты так же доверяла мне. Доверяешь? – Доверяю, Кирюш. Доверяю, – отзывается Аня. – Но все сложно сейчас, – тихо выдает. – Поделись. Вместе сможем придумать. – целую за ухом. Спускаюсь по шее. Веду дорожкой к плечу и ниже. Обнимаю за грудь. Выкручиваю уязвленные сосочки. – Мм-мм, – прикрывая глаза, выдает Аня. – Говори, – шепчу на ухо, возвращаясь. Глажу по животу и спускаюсь ниже. Там, где начинается пульсация. Аня выгибается. Тяжело дышит. Голову на мое плечо кладет. Цепляется за мои ноги. Касаюсь её бутона. Раскрываю стеночки и растираю её соки о половые губы. Надавливаю на точку и стимулирую. – Арх... ахх! – стонет. Ресницы трепещут. Выгибается и толкается навстречу. А я прекращаю. Дразню её и снова начинаю. – Боже… – все, что говорит. Но мне этого мало. – Расскажи мне всё. Отпусти себя. – растираю, надавливаю, стимулирую, пока она не задыхается и не отпускает себя. И я вместе с ней. Кончаем вместе. Только она на мои пальцы, я на её спину. Успокаиваемся. Дыхание выравнивается и она переворачивается ко мне лицом, притягивая ноги к себе. Барьер создает, только я его разрушаю. Закидываю их на свои ноги и притягиваю к себе. Промежностью своей ко мне прикасается. Там снова все поднимается. Гашу все. В глаза друг другу смотрим. – Мама… Мама против наших отношений, – выдыхает она. Внутри буря поднимается. Понимаю, что легко не будет с её предками. – Просила от тебя отказаться. – то, что выдвигает Аня, меня убивает. Внутри все переворачивается. Закипает, словно буря. Сердце стучит о ребра, словно на холостых сейчас функционирую. – Но я не смогла, – заглядывает в глаза Аня. В глазах слезы стоят и следом дорожки образуют по щекам. – Не смогла, Кир. – всхлипывает. Обнимаю её еще крепче. Слизываю соленые дорожки с щек. Прижимаю к себе сильнее. – Мы справимся, – обнимаю её еще крепче. Только вот Аня сама прижимается сильнее. Как будто это убережет от всего. Только понимаю, что дальше будет сложнее. А пока что делать? Нихера не понимаю. – Ты поэтому была в той комнате? – тихо спрашиваю. Она кивает. – Кстати, что это за комната? – Молебная. Для очищения души и тела. В ней нужно до утра молиться. Чтобы разум, душа и тело очистилось от плохого влияния. – То есть, по идее, ты должна была от меня отказаться, просидев в этой комнате? – делаю свои умозаключения и оказываюсь прав. То есть настолько все пиздец как хуево… Утром отвожу Аню обратно в храм, а Тину домой. Затем вместе несемся в академию. Весь день пребываю в своих мыслях. Вот только после пар меня поджидает Ирина Васильевна. 25 Я не откажусь. Кирилл Сомов Добрый день, Ирина Васильевна. Вы к Полине? – интересуюсь у мамы Ани. – Нет, я к тебе, – говорит прямо, смотрит в глаза. Что для меня откровение. – Есть пару минут? – Да, конечно, – отвечаю так же прямо. Бегать я не собираюсь. Лучше честно поговорить. – Давайте присядем в том кафе за углом. Там сможем спокойно поговорить. А то тут полно зевак, и я уверен, большинство из них уже может настрочить Ане, что видели вас в академии со мной. Как я понимаю, разговор у нас будет конфиденциальный, раз Аня мне не говорила о том, что вы хотите встретиться. – Правильно понимаешь, – кивает Ирина Васильевна. – Я бы хотела, чтобы эта встреча осталась только между нами. – Принято, – киваю, пропуская её вперёд в заведение. – Добрый день! – улыбается подоспевший к нам официант. – Ваше меню. Или сразу же сделаете заказ? – интересуется работник. – Кофе. А вы что будете, Ирина Васильевна? – Воду с лимоном, пожалуйста. – обращает на него свой взгляд и обратно возвращает на меня. – Итак, о чем вы хотели со мной поговорить? – первым сглаживаю тишину. Должен же кто-то начать. Двоим тут неловко. И точно не так должна происходить эта встреча. Но раз это случилось, то в молчанку играть глупо. – Кирилл, ты очень хороший парень, я уверена. Я хорошо знаю твоих родителей. Также знаю, что ты встречаешься с моей дочерью Анной, – принимаю свой кофе и киваю в знак подтверждения данного факта. – Но я бы хотела тебя попросить оставить мою дочь в покое. Не надо вам больше встречаться. Ты не тот человек, который ей нужен! – не сбиваясь, говорит как есть. В глазах холод и где-то даже отчуждение. – Интересно, какой же человек ей нужен? – интересуюсь с усмешкой и долей раздражения. – Вы же сами сказали, что я хороший парень и что знаете моих родителей. Я не алкаш, не наркоман. Я люблю вашу дочь. Так какой ей парень нужен? – Другой... Другой нужен. Нашей веры, устоев и правил, – чуть нервничая, говорит, одёргивая рукава на запахнутой под горло чёрной блузе с вышитыми красными розами, с зелёными листьями по запястью и горловине блузки. – Послушай, я понимаю, сейчас у вас такой период. Бушуют гормоны, эмоции. Влечение и влюблённость. Вы их принимаете за любовь. Но это всего лишь порыв страсти, не более. Сейчас вы всё принимаете за чистую монету, а потом слезы и разбитое сердце. ЕЁ, – добавляет с нажимом. – А ты наиграешься и оставишь её. Ты видный парень, Кирилл. – слегка касается руки. – Ты найдешь ещё девушку. Любая будет счастлива быть с тобой. Но я тебя прошу, отпусти Аню. Но не пара вы друг другу. Между вами пропасть. Не только нравственная, но и социальная. Извини, что так прямо, но я говорю, как есть. – разводит руки в стороны и отпивает глоток воды. – А вас не смущает, что мы любим друг друга? – Господь с тобой, Кирилл! Какая любовь?! Любовь в браке рождается. А то, что у вас, даже любовью назвать нельзя. Грех это, вот что. И пока вы не совершили ещё больший грех, отпусти Аню. Я тебя прошу. Сама она от тебя не откажется. Я прошу тебя это сделать. – Вы понимаете, что вообще предлагаете?! – в упор на неё смотрю. Хочется встать и выйти, чтобы просто не заорать. Ну и не высказать своё отношение к ней. Если раньше я только сомневался в её любви к своим детям, то сейчас это вижу наверняка. Ужасное чувство. Настроение катится к черту, а вот злость набирает обороты. – То есть вы предлагаете, чтобы я вашей дочери сделал больно. При этом я останусь для неё козлом, а вы хорошей?! – Я мать! Это в моих правилах – заботиться о чувствах дочери. Направлять на истинный путь. Мать для своих детей всегда должна быть святой. – Только это не забота! – уже повышаю голос на поворотах. – Это всё что угодно, но не забота и любовь. Если бы вы любили своих детей, то приняли бы наши отношения. – уже на конкретных холостых горю. – И нет, я не откажусь от вашей дочери. Я люблю её и буду с ней. – подрываюсь с места, кидая пару купюр на стол. – Всего доброго, Ирина Васильевна. Вечером Ремешков загоняет нас на тренировке. Сезон отыгран. Но этому старому хрену какого-то лешего от нас нужно. – Вот какого хуя он до нас доебался? Сезон отыграли. Кубок наш. Че ему ещё надо?! – тарахтит Клим. – Если бы Сомов почаще на тренировке появлялся, этот пёс бы на нас не отыгрывался. – вклинивается Тихон. Вот только мне похуй на это замечание, Ремешкова и всех остальных. Сейчас, блять, у меня две проблемы. Это контракт, который вот-вот должен закончиться и родители Ани. Только вот с первой все и так решаемо, а вторая не так просто, учитывая их отношения ко мне. Знал, что с Аней легко не будет, но блять, таких проблем не рисовал так точно. Знаю, что у них Костенька на уме и от этого злюсь ещё больше. Бегу ещё мощнее, сильнее, выносливее кажусь. Мышцы после перерыва все помнят, но сразу работать в такую мощь отказываются. Только я иду напролом. Пот ебашит по всему лицу, рукам, телу. Тело языками пламени жжет. Форму хоть выжимай. И это не дождь, который прямо сейчас срывается на нас. – Сомов, мать твою, куда, блять, стартанул? Мы не марафонцы, блять! – выговаривает Руслан, когда догоняет. – Пожалей остальных. К концу тренировки я заряжен энергией и болью, которая пламенем разжигает все мышцы. Пульсирует даже в висках. – Как тренировка? – спрашивает Тина, когда выходим из раздевалки. – Ремешков как с цепи сорвался. Все тело, сука, болит, гондон старый! – выплескивает свое недовольство Ник. – Так его жена вчера из дома выгнала, – делится новостями Тина. – Он ей с нашей завхозом изменил, пока она на конференцию в другой город летала. – С Лидией Петровной? – удивляется Ник. – Да ладно? Она ж весит, как добротный мамонт! – ржет Руслан. – Ну, она вчера рано вернулась и застала их в постели вдвоем, – рассказывает Тина, пока выходим из академии. – Она его вещи через окно выкинула и его выгнала, в чем мать родила. Вся общага вчера этот цирк наблюдала, – смеется Тина, – как он голышом вещи свои подбирал по всему палисаднику. А Лидочка его у себя приютила. – Пиздец. Ну, теперь он будет на нас отыгрываться, пока Шанина его не простит. –вздыхает Ник.