* * * В итоге Рома от меня не отстал. Зато Стас больше не считал своим долгом заявлять, будто я морочу Маркову голову. Он предоставил другу самому решать, с кем и зачем общаться. Однако Соломинцев каждый перерыв заявлялся в наш отдел и недовольно косился на меня и Рому, стоило нам оказаться вместе. Игнорировать его не получалось – от взглядов пробирал озноб. К пятнице Стас немного утомился и дал нам передохнуть, так что я приободрилась. Денек выдался не то чтобы погожий, но именно такой, как я люблю: море опять штормило, небо затянуло низкими тучами, зато удивительно потеплело – красота! Сбежав с рабочего места пораньше, я направилась на пляж, отдыхать после напряженной – не из-за рисунков, а из-за осуждающих взглядов – недели и наслаждаться жизнью. Присела на прохладную гальку, сняла туфли, поставив их рядом, и обняла колени. Море я любила всегда, особенно штормовое. Это так успокаивает: сидеть на берегу, когда стихия беснуется, и ощущать себя частью чего-то большего, частью целой Вселенной. Слушать шум ветра, шелест волн… На пляже рядом с домом дедушки и бабушки есть деревянный навес. Летом под ним стоят шезлонги для самых не загорающих – ростовчан, москвичей и иных «европейцев»; мы же, сибиряки, всегда уезжаем равномерно золотистые, как курочки. Осенью этот навес неплохо защищает от дождя. Я часто в плохом настроении беру одеялко и иду туда рисовать: на свежем воздухе вдохновение ловится легче. Конечно, пляж рядом с офисом намного менее уютный, здесь даже у воздуха вкус другой, но порой… порой я прихожу и сюда. Чтобы расслабиться. Чтобы вдохнуть полной грудью и забыть обо всем, кроме новой игры: нужных сцен, сюжета, полного тайн, головоломок и задач. Названия у творения Нины все еще не было, зато были уже замок у самого моря и сказочное королевство. Прекрасные закаты, волны, достигающие вершин самых высоких башен. Я самозабвенно рисовала; крепнущий ветер трепал мои волосы, стремясь вытянуть наушники из ушей. И было прекрасно, просто превосходно! А потом я подняла взгляд и недалеко, метрах в ста, увидела его. Соломинцев сидел почти у самой воды, и порой брызги волн касались его голых ступней. Такой счастливый и в то же время хмурый, он будто сам не мог понять, каким хочет сейчас быть. Почти так же, как я, он положил подбородок на согнутые колени, обнимая их. Любовался природой. Забавно, но сейчас, когда Стас был далеко, не злился, не кричал, не пытался меня в чем-то обвинить, я даже чувствовала с ним единение – то, которое всегда появляется, когда понимаешь, что твою любовь к чему-либо так же трепетно разделяют. Стас грустно улыбался, перебирая пальцами камни, и совсем не напоминал себя обычного. Проснулось нелогичное желание подойти, присесть рядом, сказать что-то… теплое, чтобы навсегда замирить дурацкие ссоры. Но я стиснула зубы и одернула себя. После скандала в магазине? О нет, Энжи, не рыпайся, а то этот спокойный парень опять превратится в монстра. Любуйся издалека, ведь есть в Стасе что-то, за что все зовут его «лапочкой Соломинцевым». Так что я просто смотрела. Приглушила музыку, долбящую из наушников, сменила композицию… Что-нибудь инструментальное. Да, фортепиано! Тихая пронзительная мелодия клавишных. Вот что ему подходит. Когда молчит, конечно. Соломинцев подвернул джинсы почти до колен, поднялся, прошелся вдоль берега – лишь на пару метров, не дальше, можно было не волноваться, что заметит меня. А потом он вдруг шагнул в набегающую волну и рассмеялся, раскинул руки и устремив взгляд вверх. Свистел ветер, лилась фортепианная музыка, кричали чайки – и Стас, словно чайка, рвался в небо. Я ничего не смогла поделать: восхищенно покачала головой. Было в Стасе какое-то очарование. Было. Настолько явное и сильное, что я, достав чистые листы, принялась быстро делать новые наброски. Море, высокие волны и он, смотрящий в небо. Второй лист – наклонился, ловя ладонями соленые брызги. Третий – сидит на камнях, положив подбородок на колени. Надо будет использовать как основу, но изменить пропорции, чтобы никто не узнал в герое Стаса, или… или просто отложить картинки в личную папку, где никто и никогда их не увидит. Молодой человек на наброске «менять пропорции» не желал, даже прическа не хотела становиться другой. Соломинцев везде оставался самим собой, но рисовать его было приятно. Не кричащего и кусающегося монстра, а вот такого Стаса, молча и искренне наслаждающегося морем. Почему я познакомилась именно со злобной его версией, а не с этой? Я не сразу заметила, что Соломинцев смотрит на меня, слишком увлеклась набросками. Очнулась, только когда Стас начал быстро приближаться. Я торопливо бросила карандаш на камни и испуганно спрятала рисунки за спину, туда, где лежали чистые листы. Ста-ас, ну какого лешего ты очнулся? Так хорошо позировал! – Здра-авствуй, – протянула я. – Надеюсь, сегодня ты на меня орать не собираешься? Стас замер и удивленно вскинул брови, нависнув надо мной, словно коршун. Лицо было усталым. Надеюсь, у меня получилось запечатлеть это на набросках. – Ну, привет, Пигалица, – отозвался Соломинцев. – Не собирался, пока не предложила. – Ой ли… – проворчала я, незаметно пряча изрисованные листы в общую кучу бумаги. Даже извечное «пигалица» не напрягало: на кону стояло более важное дело. – Считай, что я немного успокоился и не стану пока убивать тебя за друга, – добавил он. Так и хотелось возмутиться: «Не станешь? А почему тогда сверлил меня взглядом всю неделю?», но с трудом удалось промолчать. – Что ты тут делаешь? – Рисую. А что еще сказать? «Пока ты, Стас, хоть немного адекватен, я стремлюсь запечатлеть тебя на память, чтобы потом любоваться и показывать потомкам»? Нет. Просто все красивое приятно сохранить на бумаге, а Стас, увы, довольно красив. – И что же? – Соломинцев скосил многозначительный взгляд на разбросанную бумагу. Я похолодела. Неужели заметил? Нет, вряд ли: наброски со счастливым не-монстром Стасом, наслаждающимся морем, я надежно погребла под толщей чистых листов. Фух, получилось. Удачно спрятала, мастерски. – Наброски новых игровых локаций, – ответила я с облегченным вздохом, который, надеюсь, показался Стасу недовольным. – Покажешь? – Он улыбнулся. Я чуть воздухом не подавилась. Что. Это. Только что. Было? – Соломинцев, я сейчас с тобой разговариваю или с твоим добрым клоном? Что стряслось? Где наш местный монстр? – ошалело вопросила я. – Не язви, – проворчал он, грохаясь на камни рядом и обнимая колени, почти так же, как всего пару минут назад у воды. Потом он вновь посмотрел в мою сторону. – Все зависит от того, как ты сама меня воспринимаешь. Неужели? Так и хотелось задать вопрос вслух, но зачем рушить воцарившуюся мирную атмосферу? Честно, я чертовски устала и портить морские воспоминания себе не хочу. Готова ругаться с ним хоть где, но не у самой кромки воды. Так что если уж Соломинцев решил немного побыть хорошим монстриком, я ему разрешаю. – А с рисунками просто интересно, Ромку же с удовольствием просветила, – добавил он. – Боже, Соломинцев, надеюсь, это не очередной камень в мой огород за общение с Ромой? – Я не боже, я только учусь. И тут он опять внезапно улыбнулся: не изобразил ту дьявольскую ухмылку, что всегда предназначалась мне, а действительно улыбнулся. Я зависла, не зная, как реагировать. Улыбка Стаса оказалась очаровательной, почти как у Ромки – а еще от нее на правой щеке появлялась забавная, совсем мальчишеская ямочка. Здравствуй, лапочка Соломинцев, вот мы с тобой наконец и познакомились? – Соломинцев, я о другом, – наконец выдавила я. – Я тоже всегда о другом, но в ответ на каждую фразу ты злишься. – Я злюсь? – Я закашлялась от такой наглости. То есть на набережной, когда призналась, что Прохорова, злилась я. И в магазине, наверное, тоже? – Именно, и меня следом утягиваешь. Ты на ежа похожа. – А ты на нахала. Стас легонько потрепал меня по волосам, задумчиво посмотрел на ладонь и вновь положил ее на мою макушку. Я дернулась, но безрезультатно – Соломинцев продолжал улыбаться и портить мне прическу. Наконец, все же скинув руку Стаса, я отползла подальше, – чтобы в следующий раз не дотянулся. – Иголок вроде бы нет, – в конце концов подозрительно протянул он, – но уверен, что-то такое есть! – Идиот, – обреченно протянула я, возведя глаза к небу. – Не монстр, так идиот. Меня обуревала странная смесь эмоций. Вот так спокойно сидеть со Стасом было… нормально, гораздо лучше, чем грызться. Но чего-то не хватало, и я постоянно пыталась найти в происходящем подвох. В это же время я старательно расчесывала пальцами пряди, стремясь привести в порядок получившееся на голове воронье гнездо. Волосы у меня за лето прилично отросли и теперь были почти до задницы, да еще слегка вились. В итоге безобидный поступок Соломинцева имел огромные последствия – моя каштановая грива перепуталась по всей длине. – Ну, какой есть. Краем глаза я заметила, как Стас вновь придвинулся ближе. А потом мои руки осторожно перехватили за запястья, и волос опять коснулись пальцы Соломинцева. Только на этот раз они были гораздо нежней и аккуратней. – Ровно сиди, будто не девчонка, честное слово! Выдерешь, а мне отсюда видней, – пояснил он, заметив мое возмущение. – С высоты роста. – Ты сидишь, так что не нужно никакой дискриминации. Не огрызаясь, Стас лишь пожал плечами и перевел тему. – Кстати, что с рисунками? Покажешь? – Зачем? Ты же уверен, что я попала в компанию по блату. Пальцы умело распутывали длинные локоны. Самого Соломинцева я не видела, и это одновременно и пугало, давая Стасу возможность в любой момент всадить мне нож под ребра – с него станется после укуса, – и умиляло. Он что, парикмахер? – А ты уверена, что я там задержался через постель. – Пальцы практически коснулись поджившего синяка, вызывая чертовы мурашки, но Соломинцев ничего не сказал ни о «парне», ни об укусе. – Так давай разубедим друг друга. – Он усмехнулся, я возмущенно фыркнула, складывая руки на груди. – Готово! Хотя и до этого было вполне симпатично. Но я испугался, что ты скальп себе снимешь. – O май гад. Что я слышу? Сам Соломинцев сказал мне нечто, напоминающее комплимент? – притворно удивилась я, ощупала голову и, не удержавшись, съязвила: – Я теперь должна записаться в ряды твоих фанаток? – Было бы неплохо, – протянул Стас. – Но лучше просто покажи рисунки. Чем Ромка лучше? – Он общаться умеет? – предположила я. Сейчас, когда мы мирно разговаривали, решившись на крошечный компромисс, с Соломинцевым было даже весело. Я уже привыкла считать, что он Грей из фильма, который «держится через постель», а не из сказки. В итоге прозвище перестало раздражать. В остальном же в Стасе что-то было. Еще парочка таких спокойных вечеров – и я даже перестану язвить. – А я нет? – искренне возмутился Стас. – Не всегда… – отозвалась я и все же сдалась. – Держи, это рабочее, с последнего проекта. Я сунула Соломинцеву объемную папку, а чистые листы, среди которых покоилась пара набросков с ним в главных ролях, постаралась отодвинуть подальше. Стас моих манипуляций не заметил, просиял и быстренько загреб папку в свои лапки. Секунда – и он уже открыл ее и внимательно, с каким-то затаенным довольством принялся разглядывать рисунки. Я в свою очередь наблюдала за ним, находя в открывшейся картине нечто завораживающее – как тогда, на набережной, когда представляла Стаса суровым, но романтичным детективом. Сейчас с лица Соломинцева словно слетела вся усталость. Рядом со мной сидел настоящий мальчишка, дорвавшийся до долгожданного подарка. Восторг и искреннее счастье. – Хорошо, в своей части ты меня разуверила. Не по блату. Правда, очень красиво, – протянул Стас, проводя кончиками пальцев по рисунку с макушками деревьев и закатным небом в лилово-красных тонах. Рисунок несколько лет пролежал в личной папке, я никому его не показывала, пока Нина не начала причитать, что хочет вставить в игру «безумно красивое небо». При этом она многозначительно поглядывала на меня, словно зная: такая картинка обязательно найдется. Нашлась. Я вспомнила о сокровенном памятном «снимке», который набросала, когда мы с отцом ездили в лес, и вытащила рисунок на белый свет. Афанасьева мгновенно сообразила, что художница отдает работу неохотно, потому сразу за него схватилась. И вот в новой игре уже есть кадр с этим небом. Хитрая лисица! – Спасибо, Стас. – Я улыбнулась, переводя взгляд с рисунка на Соломинцева. Тот внимательно присматривался ко мне. Соображал, как лучше разделать, чтобы сварить вкусный суп? Никак. Из одних частей получится слишком жирно, из других – совсем не наваристо. – Стас? – Он опустил голову. – Не ожидал услышать свое имя из твоих уст. Я прикусила губу, понимая, что так и есть. Памятное событие, блин. Впервые назвала Соломинцева вслух по имени лично, а не рассказывая что-то Роме. Говорить мы начали хором: – Я… – Слушай, ты извини, что я…