Ну, Соломинцев, ну скотина! И вообще, у меня средний для девушки рост – метр шестьдесят пять. Та же Ленка всего на пару сантиметров выше, но «забавной» кличкой не разжилась. А я за какие заслуги получила такую честь? И вообще, это не я маленькая, а сам Стас излишне вымахал. Кто просил становиться настоящей ходячей телевышкой, а потом оценивать всех и вся с высоты своего роста? Прозвище в голове парня, вернувшегося всего через пару минут, укоренилось и стало незыблемым. Он махнул рукой пышущей злобой мне, сидящей за запасным компьютером, и направился распивать чаи с Леной и остальными девочками. Я к ним, несмотря на уговоры, не присоединилась – понимала, что сейчас приближаться к Соломинцеву нельзя, а то действительно вопьюсь когтями в лицо. Ничего, Ста-асик, знай, я злопамятная! Вернее, память-то у меня плохая, девичья, но такие пакости помню. К счастью, та неоднозначная встреча была единственной. Слышала я о Стасе часто – Лена постоянно бегала подкармливать программистов сладостями и салатиками и приносила свежие новости, – но больше я его не видела. До сегодняшнего дня. И вот теперь «лапочка Соломинцев» стоял рядом и все так же нагло ухмылялся от уха до уха. Надо отдать ему должное – на этот раз хоть не казался психом, сбежавшим с автомонтажки, а подался в «солдаты», напялил обтягивающую черную майку и камуфляжные штаны с кучей ремней. Не назовешь официальной одеждой, но уже лучше. Повязка с головы тоже исчезла, зато появилась тонкая черная резиночка, стягивающая волосы на макушке в забавный хвостик. – В прошлый раз я ничего не палила, материнка сгорела от старости, – флегматично ответила я, рассматривая маникюр, чтобы как-то скрыть злость. Однако ногти тоже не радовали. Маникюром я всегда занималась сама, но уже четвертый день о нем не вспоминала. В итоге насыщенный бордовый лак местами облупился, а на одном из ногтей образовался скол. Красотка, ничего не скажешь. – А кто тебя знает? – Стас усмехнулся и присел на свободный стул рядом со мной, ставя чашку чая прямо поверх старых рисунков. – Не поверишь, Соломинцев. Я себя знаю, – проворчала я, переводя взгляд обратно на набросок и проводя очередную небрежную карандашную линию. Волосы штриховать было не обязательно, даже не стоило, потому что так я потом дико путаюсь с контурами, но раздражение брало свое. – Дааа… – неизвестно из-за чего заржал он. – А ты забавная! Кстати, что мы как неродные? Можешь звать меня Ста-асом! Протянув это, он подпер щеку ладонью и подался вперед, практически ложась на стол. – По фамилии как-то… неласково. – Улыбался он как-то подозрительно. Вот-вот, именно «Ста-асом» я тебя звать и буду, а еще лучше «Ста-асиком», так звучит ехиднее. А еще со вторым вариантом рифмуется столько приятных ругательств, которыми можно осыпать тебя мысленно. Ах, просто рай! К слову, он ведь не может не замечать, как дико меня бесит. Зачем тогда лезет? Лишний раз позлить? Неужели нельзя просто не трогать спокойно работающую девушку? Прошел бы мимо, попил чайку с девочками, готовыми скакать вокруг, как кузнечики, и вернулся бы в свой отдел, не тревожа мой покой. – А нужно ласково? – ощетинилась я. – Хотелось бы, Пигалица. Никогда не думала, что ты слишком ядовитая? Когда я уже хотела огрызнуться, что это Стас – наглая дылда, а не я – ядовитая пигалица, одновременно случились две вещи: телефон на столе призывно пиликнул, оповещая о сообщении, и от дверей послышалось ехидное: – Эй, лапуся Соломинцев. Мгновенно позабыв обо мне, Стас вскинулся и обернулся. – Ты тут прозябаешь вместо того, чтобы работать? – продолжал голос. Я тоже подрастеряла запал, с любопытством рассматривая молодого человека, так непочтительно обращающегося с «лапочкой Соломинцевым». Сперва в дверях торчала лишь встрепанная блондинистая голова, потом появился и ее обладатель, окидывая Стаса веселым взглядом поверх очков. – Здесь я, Ромыч, здесь. Чаи гоняю. – Соломинцев покивал, подхватил с моего стола чашку и направился к молодому человеку. Оказавшись рядом, Стас легонько потрепал того по макушке. Блондин зашипел, словно разгневанный кот. – Они милашки, правда? – схватилась за меня Светка, еще одна поклонница Стаса, но не такая бешеная. – Ну, так… – пробормотала я, не желая обижать коллегу. – Это кто? Света округлила глаза, недоверчиво качая головой. Я скептически поджала губы. – Невежда ты наша, совсем в работе потерялась, – наконец сочувственно вздохнула она. – Не зря внучка шефа. Это Рома Марков, лучший друг Стаса, они раньше всегда вместе заходили. – Еще один «лапочка»? – подколола я, но Света ехидства не заметила. – Именно. Видишь, даже ты заметила! Да-а, даже я. Получается, вот этот блондин – его лучший друг? А ведь паренек выше меня сантиметров на пять максимум. И он не малыш, а я – пигалица? В душе неприятно заскреблась какая-то сверхъестественная обида. А Роман в это время как раз принялся отбиваться от Стаса. Мне пришлось максимально сосредоточиться, чтобы расслышать их перепалку. – Руки не распускай, извращенец! – рыкнул он. – А то чуб вместе с резинкой повыдеру. – Не дотянешься. – Соломинцев едва ли устрашился, но ладонь с макушки друга все же убрал. – Чего пришел-то? – Тебя позвать, – отозвался Роман, складывая руки на груди. – Обед давно закончился, ребята с ума сходят, хотят протестировать скрипты… – А без меня? Рома многозначительно кашлянул и возвел глаза к потолку. Ясно. Кем бы Соломинцев ни был среди них, без него не справиться никак. Ну и слава богу! Чем меньше он будет находиться в нашем офисе, тем лучше. Но разговор у них конечно, чудесный получился. Содержательный такой, интересный. – Черт, вы идете или как? – в дверь просунулась очередная голова, на этот раз темноволосая и коротко стриженная. – Грей, у меня слов нет, ты чего застрял? Сегодня первый полноценный тест, а он в малиннике сидит… Малочисленные мужчины нашего коллектива хмуро переглянулись при слове «малинник». Соломинцев поморщился, видимо, признавая правоту брюнета. – Да идем мы, идем, – хмуро отозвался Рома, в мгновение ока ухватил Стаса за майку и утащил прочь. Выглядело комично: Марков макушкой едва доставал до плеча Стаса, но тащил его с уверенностью тарана, а Соломинцев понуро брел следом, что-то виновато возвещая коллегам. Я даже специально вскочила, чтобы подольше понаблюдать: сделала вид, что собираюсь закрыть дверь, и только когда три программиста скрылись за углом, поняла, что упустила нечто важное… – Секундочку, Светка, а кого это он Греем назвал? – подозрительно поинтересовалась я у соседки. Та в ответ уставилась на меня, как на идиотку. – Да, Энжи, ты точно заработалась. Ты чем нас слушала? Грей – кличка Стасика, – поняв, что я не отступлю, отозвалась Света. А у меня перед глазами сразу встал любимый с детства кадр: спокойное море, рассвет, одинокая девушка на пляже и корабль с алыми парусами. Я всегда хотела сказки, как у Ассоль. «В той бухте, где отважный Грей нашел свою Ассоль, В той бухте, где Ассоль дождалась Грея…» Нет-нет-нет, Соломинцев не мог украсть имя моего любимого сказочного персонажа! Это неправильно! Только не он… – Какого черта? С чего вдруг? – Стиснув зубы, я стукнула кулаком по столу. – Как в пятидесяти оттенках… – мечтательно выдала Светка. – Grey – серый, а у Стаса серые глаза и волосы. М-да, приехали… Ангелина, милая, солнышко, забудь об этом, забудь. Совсем не сексуальный Грей из «Пятидесяти оттенков…» точно не может осквернить имя любимого персонажа. Настоящий Грей приплывет под алыми парусами… Я разблокировала телефон, читая всплывшее сообщение. Simon Саймон говорит: сегодня ты обязана хорошо провести день. 13:48 …или, в крайнем случае, спрячется под алым зонтом. Глава 3 С детства мне нравилась сказка «Алые паруса» – немного жестокая, капельку нелогичная, как и все остальные сказки, но такая притягательная. Правда, когда мне было лет пять и дочь соседки, так называемая старшая подруга, читала эту историю вслух, сказка вовсе не казалась жестокой. Малышка Ангелина влюбилась в прекрасного Грея, который ради Ассоль приплыл на корабле с алыми парусами. Я даже решила, что и сама дождусь принца… Но в Сибири корабля не найти. Я все равно верила в сказки и мечтала найти своего Грея, чтобы он увез меня далеко-далеко, а после мы жили долго и счастливо. Маленькая девочка рисовала тайком под одеялом корабли, отчего потом все простыни были заляпаны красным маркером. Но постепенно детские мечты подзабылись. Взрослая Энжи просто вздыхает и любуется на море, смотрит вдаль, наслаждается неистовством волн… и в такие моменты этот город кажется лучшим местом на свете. Что бы ни случилось, желание попасть в сказку не отпускает меня, хоть и борется с пониманием: чудес не бывает. Я почти никому не рассказывала об этих мечтах, кроме Катюши. – Нравится хоть что-нибудь из набросков? – уныло протянула я, пялясь на центральный фонтан, который еще не выключили, хотя курортный сезон закончился. Сегодня у меня не было настроения мечтать, и мы пошли на площадь, а не на набережную. А все почему? Где-то в глубине души я все равно ждала Грея… а этот болван Стас отбросил тень на такую прекрасную сказку! Даже здесь «лапочка» подложил мне свинью. – Из героинь вот эта получилась очень милой. – Подруга ткнула пальцем в последний, тот самый штрихованный набросок, что я мучила в присутствии Стаса. – А если о сценах… По-моему, третий вариант бардака на первой локации выглядит симпатичней. – Тьфу ты, да там же в принципе расположение и прорисовка разная, – я покачала головой. – И действия в итоге будут другими. – Я и говорю, здесь она симпатичней. – Катюша рассмеялась, кидая на меня быстрый взгляд. – Так… Энжи, милая, ты какая-то слишком грустная. – Все-то ты видишь. Не то чтобы грустная, просто… тупость такая на работе происходит. – Я закрыла лицо руками. – Меня из колеи выбивает. Катя молчала, ожидая, когда я продолжу. Она знала, что словоизлияние обязательно будет, нужно только дать время. Из нас двоих я единственная, кто всегда любил изливать душу.