– Ну это они хорошо повесили. Ровненько, близко, – усмехнулся Марков. – Прям про тебя. За этими словами последовал взрыв безудержного хохота. Сначала Стас просто хлопал глазами, смотря на друга, потом на лице начало проступать понимание: его только что оскорбили. – Чего? – Теперь голос Соломинцева звучал хмуро. – Я – тряпка? – Ну не зна-аю… Поспоришь? Марков веселился, но был в его взгляде вроде бы… вызов? Я окончательно перестала что-либо понимать. Что случилось? Почему низенький Рома выглядит сейчас большим боссом, а на лице Стаса читается досада и даже обида… – Давай-ка поговорим? – пробормотал он. Я не слышала слов, но словно прочитала их по губам. Соломинцев не злился, не пытался схватить друга за кофту, как в прошлый раз делал сам Рома, – он лишь легко взял Маркова за запястье, утягивая в коридор. У меня почему-то кольнуло сердце, сразу захотелось написать Катюше. Стас вел себя так мягко, относился так бережно, как делает только настоящий друг, который, даже когда ты виноват, не кинется бить морду. Я улыбнулась, отворачиваясь, а парень, стащивший имя у моего любимого персонажа, внезапно стал казаться чуточку привлекательней. Интересно, кто в их с Ромой компании больше дорожит дружбой? Глава 4 Теперь Соломинцев повадился приходить к нам практически каждый день. Он подолгу стоял у рисунка и глотал горячий чай из маленькой прозрачной чашки. Предыдущий стакан, предназначенный специально для Соломинцева, случайно кто-то разбил, а в запасе имелся только вот этот красивый, но чертовски неудобный набор для гостей. И пока Стас любовался моим творением, я порой разглядывала его, подмечая отсутствующие на карикатуре детали: пару родинок у виска, хмурую складку меж бровей… а еще переписывалась в это время с Катюшей и рассуждала о дружбе. Вот вроде бы Стас гад – разве хорошие парни выдумывают клички малознакомым девушкам? – а другом дорожит, видно невооруженным глазом. И я это не по одному-единственному поступку поняла, просто… стоит Соломинцев, рассматривает пародию на самого себя, а я ведь понимаю, что не из-за автора рисунка любуется, а потому, что Рома карикатуру оценил. Или его так задело сравнение с тряпкой? Я, как порядочный человек, его не трогала, до-олго не трогала, подавала пример хорошего поведения. Но в один ужасный день почти неделю спустя Стас сам решил «потрогать» меня. – Эй, Пигалица, а тебе самой-то рисунок нравится? – поинтересовался он, подходя к моему столу и присаживаясь на соседний стул. В руках была неизменная чашка. Такими темпами скоро при мысли о Соломинцеве я буду вспоминать об очередном Леночкином экзотическом чае. Волосы Стас вновь собрал в хвостик, зато оделся почти нормально: черная рубаха и голубые джинсы. Правда, вид расхристанный. Рукава рубахи закатаны до локтя, несколько верхних пуговиц расстегнуто, а дыры на джинсах огромные. Но к этому я почти привыкла… Прежде чем ответить, я долго всматривалась в лицо Стаса, стараясь понять, ухмыляется он или улыбается. Так и не придя к выводам, но внутренне кипя от очередной «пигалицы» в свой адрес, я не особо дружелюбно заявила: – Нравится, неплохая работа вышла. Но теперь понимаю, что не самая похожая. – Почему это? – Теперь Соломинцев точно улыбнулся. А потом протянул руку и потрепал меня по макушке, испортив и так еле держащуюся укладку. Я глубоко вздохнула. Не злись, Энжи, не злись. Все нормально. Омм… Но никакой аутотренинг не помогал. Нет, не нормально, он ведет себя со мной, как с питомцем. То пигалица, то… Соломинцев, ты нарываешься или как? Доконал! – Сейчас покажу! – Даже так? Хорошо, как скажешь. Я хмуро покивала в ответ, залезла в ящик стола и долго копалась там в поисках красного маркера, а потом направилась прямиком к доске объявлений. Стас проследовал за мной, с каким-то наигранным любопытством наблюдая за каждым действием. Невольно я усмехнулась. Ничего, сейчас твое любопытство, Стасик, перерастет в искреннее удивление. Узнаешь, как наивным – и не особо – верящим в чудеса девочкам сказку портить! И настроение. Я стянула с маркера крышку и, примерившись, подрисовала и так жуткому портрету рога, как у черта. Сразу же оглянулась, ожидая реакции Соломинцева, но удивления не было. Он лишь покачал головой, бормоча что-то себе под нос, а потом вновь потрепал меня по макушке. Я что, домашний любимец?! На меня будто ушат ледяной воды вылили. С-секундочку, что это за?.. Я нервно ощерилась, отстраняясь. В висках глухо стучало. – И все же не похож. Даже так, – пожал плечами Соломинцев. – Почему это? – я нахмурилась. – Как по мне, очень даже. Господи, почему так хочется съязвить побольнее? Это неправильно, мне не за что так уж ненавидеть Соломинцева. Обычный парень, довольно мирный. Стоит просто жить спокойно, но… – Ну ты и наглющая! – рассмеялся Стас, и раздражение вновь заклокотало в груди. – Есть желтый маркер или карандаш? Я поджала губы, поддаваясь недовольству и делая заметку, что этому паршивцу нужно будет еще отомстить за порчу прически. Может, подпрыгнуть и отчикать ножницами чуб? Я изучающее поглядела на Стаса, прикидывая, смогу ли дотянуться – раз, зачем ему желтый – два. Так и не решив ни один из вопросов, я все же предоставила Стасу маркер из личных запасов – правда, пришлось вновь обшарить весь стол, но это уже детали. Соломинцев вцепился в маркер, как голодающий в кусок хлеба – крепко и двумя руками, будто показывая, что никому не отдаст. Не страшно, у меня еще есть. Все девочки-коллеги с завистью наблюдали за нами, Лена со Светкой чуть локти не кусали, готовые в любую минуту кинуться на подмогу. Не мне, Стасику. Вдруг злая, страшная и ужасная я его съем? Или что похуже? Я же внучка директора и владельца компании Прохорова Степана Аркадьевича, которого многие боятся как огня. Нужен мне их Стас… Пусть не переживают, на этого великана я не претендую. Тем временем Соломинцев замер у доски. Так он постоял немного, потом задумчиво взъерошил волосы, обретая прекрасное сходство с портретом, и подрисовал смявшийся нимб, застрявший между рогами. Я шокированно уставилась на творение. – Ну как? Теперь гораздо большее сходство, что скажешь? – Он весело стрельнул глазами в мою сторону. Я промолчала: не представляла, что можно ответить. Если честно, шутка Стаса меня порадовала, я даже прониклась, вспомнив, что коллеги частенько повторяли, будто у лапочки Соломинцева отличное чувство юмора. Согласна, отличное. Тоже демонический ангелок нашелся, с меня пример берет? – Ну, чем-то похоже, хотя не знаю… – Я улыбнулась, не в силах сдержаться. – Не знаешь? – Стас просиял, ближе подходя ко мне, и мгновенно испортил впечатление: – Хм, конечно. Настоящий ведь гораздо лучше? Я закашлялась. Оу, полегче, герой. Самоуверенность так и прет! – Думаешь? – Не думаю, знаю. – Соломинцев навис надо мной, пользуясь замешательством, и добавил шепотом: – И, кажется, знаю, что одна маленькая девочка взялась рисовать карикатуры именно потому, что это заметила. Он слегка наклонился, вручил мне желтый маркер и самодовольно ухмыльнулся. А я, как назло, слишком запоздало поняла сказанное. «Это» заметила? В смысле, то, что настоящий Стас лучше рисованного? Он имеет в виду, что я… – Соломинцев, ты наивно полагаешь, что я пала пред твоим очарованием? – выдавила я в ответ. Голос дрожал, выдавая недовольство. Успокойся, Энж! Он всего лишь хамоватый Местный Монстр, на которого не стоит обращать внимание. Он настолько неуверен в себе, что пытается выкрутиться за чужой счет. Ты ведь понимаешь это, правда? На Соломинцева нельзя злиться просто потому, что он шут. Он не оскорблял тебя ничем, кроме глупой клички. Но Стас нагло ухмыльнулся, наклоняясь к самому моему лицу, и… тихонько дунул мне на нос. – Я уверен в этом. И я взорвалась. – Если ты, Ста-асик, – протянула я, еле сдерживаясь, – не можешь отличить симпатию от раздражения, мне тебя жаль. Так вот запомни, ты у меня вызываешь исключительно раздражение. Возможно, со временем оно превратится в ненависть. А все остальное достается моему парню. Ляпнула и тут же прикусила язык. Ой, ду-ура. Парню, да? Это какому же? Надо же так завраться. Надеюсь, коллеги этой тирады не слышали. Я обернулась. Взгляды всех девочек устремились на нас, уши-локаторы ловили любой шорох. – Неужели он есть? У Пигалицы? – Соломинцев смотрел хмуро. Ступив на сцену, играй роль до конца. Я решительно поджала губы. – Есть! Он отступил. Оправил рубашку, еще раз изучающе посмотрел на карикатуру, словно ища у нее ответа. Ангело-демонический Соломинцев молчал – он помочь своему оригиналу ничем не мог. Но когда я уже собиралась уходить, гордо унося свою маленькую ложь, Стас положил ладонь мне на макушку, вновь ероша волосы, и поинтересовался: – А что это меняет? Он махнул всем на прощание и сбежал, только дверь едва слышно щелкнула, закрываясь. Я еще какое-то время хмуро сверлила ее взглядом, слушая заинтересованные шепотки девочек. Странный он, этот Соломинцев. Иногда вполне терпимый, иногда – я потрогала растрепанные волосы, превратившиеся в воронье гнездо – невыносимый. Что он имел в виду? Не меняет чего? Того, что он меня раздражает? Или того, что я, по мнению самого Стаса, «покорена его очарованием»? Подозреваю, именно второе. Невеселые мысли не отпускали еще несколько часов. По привычке я ожидала, что после «обострения» на пару дней опять воцарится тишина. Так случалось после каждого очередного приступа разговорчивости Соломинцева: он показывал себя во всей красе и пропадал. Но, увы, надежды мои не оправдались… * * * Рабочий день подошел к концу, но я заметно задержалась, дорисовывая первую локацию, – не хотелось отрываться, чтобы потом не ловить вновь необходимый настрой. Да и немного увлеклась коротким разговором с Саймоном. Длинных у нас не бывало, потому что иногда говорить было не о чем. Я лишь ставила ему лайки и периодически отказывалась встретиться вживую, зато порой любила пожаловаться в паре строк и получить в ответ очередное задание в форме «Саймон говорит». Наверное, будь это кто другой, я бы давно перестала общаться, но он… я не знала его настоящего имени, не спрашивала, он ли был тем «парнем с зонтом», но почему-то верила, что он. Ведь тот же зонт, тот же изгиб губ. А спросить боялась. Так что я задержалась и из офиса вышла часов в восемь. Окна нашего отдела смотрели на небольшой парк, который до сих пор был удивительно прекрасен – моя сибирская душонка так и не привыкла, что здесь деревья не теряют листву к середине сентября. А против главного входа растянулась набережная – выложенная светлой плиткой, чудесная даже в самый пасмурный день. Полной грудью вдохнув прохладный вечерний воздух с солоноватым морским привкусом, я подошла к белым каменным перилам на самом краю набережной и устремила взгляд на волны. Сегодня слегка штормит, красиво… Было хорошо, спокойно, можно сказать – умиротворенно. Лишь редкие капли дождя нарушали идеальный покой. Я прикрыла глаза, слушая музыку прибоя: шуршание трущихся друг о друга камней и ракушек; легкий шелест стеклянных осколков, которые со временем обтачиваются, теряя острые края; крики чаек – их сегодня почти не слышно, но если быть очень внимательным, то обязательно заметишь. А еще иногда – если крепко зажмуриться и позволить мечтам заполнить тебя до краев – услышишь, как трепещут паруса на сильном ветру. Жаль только, что перелив чудесной музыки моря оборвал мужской голос, пропитанный вечными наигранно-задорными интонациями: – Эй, Пигалица, а чего это ты тут так поздно? – Соломинцев, ты решил сегодня меня преследовать? – безнадежно поинтересовалась я, даже не поворачивая головы. – Не-е, я не решал, оно как-то спонтанно получается! – рассмеялся Стас. Краем глаза я заметила движение – он подошел к перилам и тоже облокотился на них. Однако если я стояла почти прямо, этой дылде пришлось здорово нагнуться. Я улыбнулась, замечая, что поза у Стаса получилась комичная, как раз для шута. Хотя многие поклонницы «лапочки Соломинцева», наверное, смогли бы найти в ней что-то соблазнительное. Филейную часть? Пока я размышляла о том, насколько могут разниться мнения об одном и том же человеке, к запаху моря добавился легкий аромат дыма. Я резко повернулась, сверля злобным взглядом Стаса, в пальцах которого была зажата сигарета. Соломинцев поднес ее к губам, медленно затягиваясь, и, чуть запрокинув голову, выпустил изо рта дым. – Выброси эту гадость. – Возмущение прозвучало как-то нерешительно, хотя пару секунд назад я мечтала разорвать гада в клочья лишь за то, что он посмел достать рядом со мной сигарету.