Часть 20 из 54 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Думаю, в этом-то и суть. – Кэл снова тянется ко мне и хватает за руку. – Ханна, ты перенесла сильнейшую эмоциональную травму. Быстро от нее не оправиться. Послушай меня…
– Но у меня все хорошо, – упираюсь я, хотя по щекам текут слезы, изобличая меня во лжи. Голос раскалывается на миллион осколков. – Клянусь!
– Ты должна позволить себе скорбеть, горевать и печалиться. – Кэл притягивает меня к себе, и слезы еще сильнее струятся по лицу. В груди становится так тесно, что я не могу дышать. – Если не позволишь себе прочувствовать все страшные, жуткие, мучительные грани боли, твой дар, возможно, никогда не станет прежним.
11
Заклинатель заказывает доставку пиццы и за ланчем уговаривает проверить высказанную им теорию.
– Позволь себе легкое переживание и призови воздух. – Кэл стирает с пальцев соус. – Я все время буду рядом. Уязвимой и ранимой быть не стыдно.
Я ставлю тарелку на кофейный столик. Мы сидим в маленькой гостиной, ведь кухня здесь – скорее мастерская ведьмака, чем место для трапезы.
– Кэл, вряд ли я могу позволить себе легкую душевную боль. Такой просто не бывает.
– А ты все-таки попробуй.
– Ладно. – Я сажусь на диван прямо, закрываю глаза и опасливо подбираюсь к воспоминаниям, которые неделями держала под замком. Вспоминаю, как папа, торопясь на работу, влетал в гостиную чмокнуть маму в щеку и потрепать меня по голове. Вспоминаю, как на собраниях ковена чувствовала незыблемую силу отцовского дара.
Я уже готова сказать Кэлу, что теория не работает. Хочу заявить, что я в порядке, и причина внезапной болезненности вовсе не в психологической блокировке, как вдруг в памяти всплывает одна школьная вечеринка.
Вероника приехала, чтобы меня забрать, а папа сыграл роль тайного папарацци. Он снимал нас с невероятных ракурсов, высовывал телефон из-за угла, чтобы сделать снимок. Даже перескочил через спинку дивана, чтобы сфоткать Веронику, привязывающую бутоньерку к моему запястью.
От этих воспоминаний я смеюсь. Но стоит отвлечься, на секунду ослабить бдительность, подкатывает боль, и другие воспоминания перекрывают мне кислород.
Отец в больнице.
Доктор протягивает маме обручалку, а я понимаю, что папа умер.
Хочется кричать, а я не могу дышать, не могу думать. Почему мое сердце еще бьется?
– Нет! – Вскакиваю с дивана, ковыляю по комнате, закрыв лицо ладонями, давлю пальцами на опущенные веки, чтобы остановить слезы. Рушится стена самоконтроля, которой я окружила себя в первые недели после отцовской смерти. Нужно отстроить ее заново и заглушить воспоминания. Надо спрятать боль.
«Я в порядке. Я в порядке. Я в порядке».
– Ханна! – За спиной раздается нерешительный голос Кэла, его рука осторожно касается моей спины. – Ты как, ничего?
Глубоко дышать. Отстроить стены. Повесить замок.
Я оборачиваюсь и растягиваю губы в улыбке.
– Я в порядке, Кэл. Твоя теория не работает. – Беру тарелку с кофейного столика и уношу ее на кухню в раковину. – Нам пора ехать к Арчеру. Дела ждут.
Кэл как-то странно на меня смотрит, но не спорит. Несколько минут спустя мы выезжаем к детективу, каждый – на своей машине. Я прокручиваю в голове теорию Кэла. Если он прав, как объяснить, что дар слушается меня лучше в присутствии Морган?
По дороге ответ я не нахожу. Паркуюсь и следом за Кэлом вхожу в дом: из кухни-столовой до нас доносятся голоса.
– Нет никакой гарантии, что девушка пригласит меня выступить в головном офисе компании. – Голос Элис я узнаю не сразу. Звучит он робко, чуть ли не испуганно.
– Мы просим лишь попробовать, – настаивает Арчер. А вот его голос звучит совершенно нормально, и я представляю, как он сидит с блокнотиком, который всегда носит в кармане. – По нашим данным, она твоя преданная фанатка. Если попросишь, велики шансы, что Эйша скажет «да».
Мы с Кэлом появляемся на кухне, не дав Элис ответить. Она поднимает голову, и при виде меня в глазах Кровавой Ведьмы мелькает что-то недоброе. Элис молчит, но выражение лица у нее – донельзя оскорбленное. Да, на остаток дня – перспектива радужная.
– Я не ожидала увидеть Элис, – осторожно говорю я, прохожу через кухню и усаживаюсь напротив Кровницы.
Кэл садится слева от меня.
– Вы приехали, отлично! – Арчер игнорирует весьма недобрый взгляд Элис и просматривает папку с бумагами, лежащую на столе. Перед Элис сейчас – фото Эйши и сообщения с фанатских форумов, которые неделю назад показывали мне. – Вот твой следующий рекрут, Дэвид О’Коннелл.
– Заклинатель из Итаки? – Тяну к себе глянцевый снимок, которой Арчер заранее приготовил. О’Коннелл – молодой светлокожий брюнет. Это официальный фотопортрет, ниже – биография, напечатанная мелким шрифтом. Парень выглядит довольно безобидно, но, по словам Кэла, именно он может создать снадобье прицельного воздействия, которое убьет Охотников.
– Да, – подтверждает Арчер. – О’Коннелл – постдок в Корнеллском университете, специалист в области биохимии. Для регуляров доктор О’Коннелл изучает продолжительное воздействие фармацевтических препаратов на человеческий организм. Его настоящие интересы куда необычнее.
Я киваю, просматривая биографию Дэвида.
– Что он изучает на самом деле?
Детектив не отвечает. Подняв голову, я замечаю, как агент и Кэл переглядываются.
– В чем там дело? – снова спрашиваю я.
Детектив Арчер откашливается.
– Дэвид уже давно пытается объяснить появление магии с научной точки зрения.
Элис отрывается от посвященных Эйше распечаток.
– Вы серьезно?
Арчер кивает, и она хмурится.
– Дар Сестер-Богинь – не наука. Его нельзя рассматривать под микроскопом.
Как ни странно, я с Кровавой Ведьмой согласна. Объяснить наши деяния наука не могла никогда.
Очень много в них идет вразрез с законами физики, просто потому, что это больше, чем строгая научная дисциплина.
Это магия.
Но если так, то почему Охотникам удается разрушить ее препаратом?
Не успевают сомнения закрасться мне в душу, Арчер продолжает:
– Как только ты рассказала о препарате, я обратился к Старейшине Китинг. Она связалась с доктором О’Коннеллом и попросила его создать противоядие. Или хотя бы вакцину для защиты еще не отравленных.
Идею использовать Дэвида для истребления Охотников Арчер не упоминает, и я тоже молчу: не желаю создавать Кэлу проблемы из-за того, что он мне доверился.
– Раз Старейшина попросила меня его завербовать, значит, доктор О’Коннелл ей отказал.
Арчер кивает и опять обменивается с Кэлом странным взглядом.
– Что я упустила? Почему он не хочет помогать?
Детектив скребет затылок и прячет от меня глаза.
– Ранее Совет отклонил его просьбы о финансировании. Старейшины не одобрили исследования Дэвида, поэтому он в свое время и отправился в Корнеллский университет. Ему требовались дополнительные средства.
Меня больше удивляет не отказ Совета а то, что Дэвид утруждал себя просьбами о спонсорстве.
– Полагаю, Совет уже предложил оплачивать исследования доктора О’Коннелла, если тот согласится помочь?
– Предложил, – подтверждает Арчер, – но Дэвид не изменил свое мнение. Для Старейшины Китинг он как ахиллесова пята, потому что категорически отказывается делиться с нами результатами исследований.
– И вы надеетесь, что Принцесса Ледышка его переубедит? – фыркает Элис. – Ага, семь футов под килем![8]
Я скрещиваю руки на груди. Как же, «робеет при Арчере»!
– Тебя я убедила.
– Не льсти себе! Страх перед препаратом, передаваемым по воздуху, – вот главный аргумент. – Элис рассматривает свой маникюр. – Очень не хотелось бы остаться в живых благодаря тебе одной.
Богиня, ну что она за ведьма?! Проигнорировать бы стерву, но ее слова накрепко застревают в голове.
– В каком смысле, «остаться в живых»? Известно ведь, что Охотники не убивают ведьм, которых считают исцеленными, – говорю я. «По крайней мере, тех, кто не дает им отпор», – беззвучно уточняю я, вспомнив про агентов, погибших во время последнего рейда.
Элис смотрит на меня, как на полную идиотку.
– Магия воздействует на каждую клеточку наших тел. Нет никакой гарантии, что клан переживет воздействие препарата. – Элис бросает нервный взгляд на Арчера. – Поэтому Совет лишает силы Кровавых Ведьм, нарушивших закон. Дар у нас отнимают, – Элис снова смотрит на меня, – только если желают нам смерти.
– Старейшины не желают смерти никому из ведьм, – парирует Арчер: ни насмешки, ни беспокойства из-за речей Элис в его голосе ни слышится.