А затем хватает Коула за плечи и переворачивает так, чтобы тот лежал на боку. – Они не отправятся за нами? – спрашиваю я, пока тянусь через Коула, чтобы достать рюкзак. Покалывание в левой ноге превратилось в онемение, расползающееся по спине. Леобен качает головой, а затем пролезает между сиденьями на водительское место. – Если они умны, то не станут приближаться к джипу. Для одного квадрокоптера такая погоня слишком опасна. У нас может быть ракетная установка, или мы можем заманить их в ловушку. Скорее всего, они приземлятся и вызовут подкрепление или выпустят беспилотники. Я сомневаюсь, что они нас заметят под стаей голубей, но могут установить посты на дорогах. Давай просто не будем стоять на месте и посмотрим, получится ли у нас переиграть их. Он прижимает руку к приборной панели, и стекла сразу темнеют, а задние двери захлопываются у меня за спиной. Мы разворачиваемся и въезжаем обратно на склон. Трясущимися руками я открываю рюкзак и достаю аптечку. Там в ряд стоят пузырьки с разными значками «Картакса». Раньше они для меня ничего не значили, но теперь, когда панель заработала благодаря модулю VR рядом с каждым из них, у меня перед глазами возникает текст. Миорелаксанты[3], антикоагулянты[4] мгновенного действия. Я достаю флакон, который подписан «АНТИДОТ ДЛЯ ТРАНКВИЛИЗАТОРА», и прижимаю колпачок с иглой к шее. И уже через секунду чувствую, как он прожигает и пронзает мои клетки, препятствуя нарастающей волне онемения. – Ты знаешь, куда его ранило? – оглянувшись, спрашивает Леобен. – Нет. Я выбрасываю пустой пузырек и поворачиваюсь к Коулу. Его глаза закрыты, дыхание поверхностное, а лицо побледнело и блестит от пота. – Ты когда-нибудь видел его в таком состоянии? Леобен кивает: – Несколько раз. Некоторые из алгоритмов тайных агентов экспериментальные, и они не очень хорошо сочетаются с остальными модулями. Если мы переусердствуем, это приведет к сбою в системе. Вколи ему исцеляющую сыворотку, быстрее. Он плохо выглядит. – Сейчас, – бормочу я и снова принимаюсь рыться в рюкзаке и вытаскиваю коробку со шприцами, наполненными исцеляющей сывороткой. Она с шипением открывается, и меня обдает холодным воздухом. Осталось всего три. Сыворотка работает лучше, если ее ввести прямо в рану, поэтому мне придется найти это место на теле Коула, прежде чем вколоть ее ему. – Коул, ты меня слышишь? Я наклоняюсь к нему и осматриваю спину. А затем, поставив коробку со шприцами на пол, принимаюсь водить руками по телу в поисках припухлости или других намеков на осколки. Кожа на его спине все еще отливает серебром и кажется очень твердой из-за наносетки, которая активировалась после взрыва в лаборатории, когда его спину разорвало, но на ней ни следа новых ранений. Я обхватываю его лицо руками, стараясь не думать о том, каким слабым он сейчас выглядит. – Коул, мне нужно, чтобы ты сказал, где болит. Он лишь качает головой. Мы выезжаем на гравийную дорогу, он стонет от этого рывка, и его лицо бледнеет еще сильнее. От каждого толчка джипа его веки дрожат, а я все еще не нашла рану. Перекатив Коула на живот, я провожу рукой по его боку в поисках раны и замираю. Из-под ребер торчит кусок металла. – Черт, – выдыхаю я. – Что там? – выворачивая руль, откликается Леобен. Я хватаюсь за сиденья, чтобы не свалиться, а затем открываю рюкзак, пытаясь отыскать маленький генкит, которым пользовалась, но его там нет. Он остался в джипе Леобена. Который разлетелся на тысячу маленьких кусочков. – Черт, – снова говорю я. – Я начинаю волноваться, кальмар. – У него осколочное ранение, – объясняю я. – Не знаю, какой величины осколок застрял внутри, и у меня нет генкита. Без генкита я могу лишь включать и отключать алгоритмы на панели Коула. Но не смогу установить что-то новое или, в случае необходимости, направить поток искусственно созданных нанитов, способных исцелить его. Панели созданы, чтобы взаимодействовать друг с другом. Но они не предназначены для установки обновлений и изменения других панелей. На них даже нельзя кодировать – у панелей нет возможности компилировать и проверять коды гентеха или оптимизировать их для уникальной ДНК человека. Для этого нужны генкиты. Леобен влетает на склон и снова выезжает на дорогу. – У тебя есть исцеляющая сыворотка? – Да, но она не поможет, если у него внутри останется кусок металла. Мы с Леобеном встречаемся взглядами в зеркале заднего вида. – Ты можешь его вытащить? – Я боюсь, что ему станет хуже. – В полевых условиях медики выдергивают осколки, а потом вкалывают лекарство, – говорит он. – Исцеляющая сыворотка поставит его на ноги. Я киваю, но сомнение все еще не отпускает. Исцеляющая сыворотка способна справиться с большинством ран, но это не означает, что люди бессмертны. Существуют код для насыщения крови кислородом на случай остановки сердца и код приоритета исцеления жизненно важных органов тела, но если мозг умрет – если искра жизни погаснет хоть на мгновение, – то никакое количество исцеляющей сыворотки и алгоритмов не гарантирует ее возвращение. Тело может исцелиться, сердце может начать биться вновь, но вы можете уже никогда не очнуться. Я прижимаю пальцы к ране у ребер Коула. Его жизненные показатели низкие, а модули все еще не заработали, к тому же я не знаю, сколько энергии осталось у его панели. Он провел весь день на наблюдательном пункте под дождем, поэтому голоден и истощен. Если я выдерну этот осколок, то его тело исцелится быстрее, но и шансы, что он умрет, возрастут. – Поторопись, кальмар, – просит Леобен, маневрируя между деревьями. Коул заходится влажным кашлем, сотрясаясь всем телом. Его веки трепещут. – Что… что ты делаешь? – Шшш, – успокаиваю я. – Просто не двигайся. У тебя в боку застрял кусок металла. Он стонет и неловко ерзает. Его дыхание прерывается. Если я буду тянуть дальше, то он все равно умрет. И от этой мысли сжимается горло. Я хватаюсь за окровавленный край металла, задерживаю дыхание и вытаскиваю его. Он с хлюпаньем выскальзывает из раны, а следом начинает литься кровь. Коул напрягается, с его губ срывается крик, а тело вновь сотрясается от дрожи. Осколок по форме напоминает нож. Беспощадный, острый, размером с мой палец. Я бросаю его на пол, достаю один из шприцев и вонзаю его глубоко в рану. – У вас там все в порядке? – Леобен поворачивает к нам голову. – Его жизненные показатели упали. Что ты?.. – Он замолкает, а затем его взгляд устремляется в заднее стекло джипа. – Проклятье! Похоже, это будет не так просто. Я обхватываю Коула одной рукой, а другой зажимаю рану на его боку и смотрю назад. «Комокс» вернулся и теперь парит над лесом, а его прожекторы рыскают по земле. – Я думала, они должны были приземлиться и вызвать подкрепление. – Должны были, – дергая руль, бурчит Леобен. Мы съезжаем с гравийной дороги обратно в лес и теперь мчимся между деревьями. – Они не следуют правилам ведения боя, установленным в «Картаксе», и, уверен, используют ручное управление. – Может, нам стоит остановиться? Я приподнимаю руку и осматриваю рану на ребрах Коула. Он продолжает истекать кровью. – Коул ранен, а нам некуда бежать… – Я не для того последнюю неделю прожил в грязи, чтобы сдаться сейчас, кальмар, – кричит Леобен. Мы взбираемся на склон и начинаем спускаться по камням. От тряски меня бросает из стороны в сторону. Я хватаюсь за спинку сиденья Леобена, чтобы поймать равновесие. Пока мы несемся по зарослям кустарников, «Комокс» ревет над нами, а его прожекторы пронзают темноту. Коул откашливается и пытается сесть. – Коул, – выдыхаю я и крепче обхватываю его. – Не двигайся. Ты как? Он кивает и пристально смотрит в заднее окно, а затем поднимает руку к цепочке на шее. – Приманка, – шепчет он. – Слишком рискованно, – кричит Леобен и выворачивает руль, направляя джип в лес. – Тем более мы можем от них оторваться. – Что это значит? – спрашиваю я. – Что такое «приманка»? Коул тянет за цепочку. Из-под воротника футболки появляется блестящий черный кулон. Дубинка. То же оружие, которым я воспользовалась, чтобы вырубить Дакса в Саннивейле. Она выбивает все панели гентеха в радиусе шести метров. Тогда, в Саннивейле, она не подействовала на меня, потому что моя панель еще не установилась, и сейчас мы тоже отключимся. Если мы активируем ее, когда «Комокс» подлетит достаточно близко, она повлияет на пилотов. – Ты сказал, что они используют ручное управление, – говорю я. Коул кивает: – Мы можем вырубить их. – Он приподнимается на локте, морщась от этого движения. – Мы должны остановить джип на открытом участке. Вы с Ли убежите, а я дождусь, пока они опустятся ниже, и активирую дубинку. Как только квадрокоптер упадет, вы сможете вернуться. Леобен качает головой и выворачивает руль, чтобы вернуть нас на дорогу. – Слишком опасно. Если что-то пойдет не так, мы попадемся к ним в руки. – Они дважды отправились за нами, Ли, – стиснув зубы, говорит Коул. Его лицо все еще бледное и блестит от пота. – А если все сработает, мы заполучим квадрокоптер. И вечером сможем оказаться на другом конце страны. Леобен сжимает челюсти, а затем бросает взгляд на зеркало заднего вида. «Комокс» приближается к нам, а голуби с криками разлетаются в стороны. Мы никогда не сможем обогнать их на джипе. Они заставят нас взлететь на воздух еще одной ракетой. Или будут преследовать часами. – Мы сделаем это, – говорю я и поворачиваюсь к Коулу: – Но я не оставлю тебя. Если они доберутся до тебя, то я буду рядом. На мгновение мне кажется, что он начнет спорить, но Коул кивает. – Черт побери! – взрывается Леобен.