Руки трясутся, сердце колотится. Дакс был моим другом. Моим напарником по кодированию. Я мечтала, что мы будем вместе после того, как закончится эпидемия. А теперь я не была уверена, что смогу доверять самой себе, если окажусь рядом с ним с оружием в руке. – Там Крик? – спрашивает Коул позади меня. Он забирает у меня винтовку и пытается пробраться в кабину, отчего «Комокс» стонет и раскачивается на расколотом дереве. – Какого черта он здесь делает? – Не знаю, – говорит Леобен, опускаясь на место штурмана и хватаясь за второй штурвал. Он надавливает на него, и двигатели «Комокса» со скрипом запускаются. Они звучат неправильно – их привычный устойчивый ритм сбился, и от нагрузки начинают дрожать стены. – Эта штука не выдержит еще одной атаки. Нужно убираться отсюда, пока не появились солдаты «Картакса». – Мы не возьмем его с собой! – рявкает Коул и хватается за воротник лабораторного халата Дакса. – Коул, – предупреждающе говорит Леобен. – Он явно не на нашей стороне, Ли, – возражает Коул. – Он же стрелял в нас. Леобен тянется и хватает Коула за запястье. – Дакс стрелял дротиками с транквилизаторами и не собирался нас убивать. Но он прилетел сюда не просто так, и, думаю, нам стоит узнать почему. Я с сомнением перевожу взгляд с одного на другого и обратно. С одной стороны, я согласна с Коулом – Дакс взорвал джип Леобена и стрелял в нас. Он явно не планировал дружеский визит. Моим первым желанием было вытащить его из квадрокоптера и оставить на поляне, расщедрившись лишь на аптечку. Но, с другой стороны, как только кошмарные воспоминания о Саннивейле угасают, меня охватывают другие чувства. Хоть и кажется, что с наших розыгрышей в хижине прошла вечность, я не могу не ощущать эхо той привязанности, смотря на него. В хаосе моего прошлого Дакс один из немногих, кого я помню совершенно ясно. Потому что эти воспоминания мои. Мы оба были тогда молоды и наивны, но он много значил для меня. И, возможно, так будет всегда. Я поворачиваюсь к Коулу: – Думаю, мы должны выслушать его. Коул разочарованно рычит, а затем сдергивает Дакса с кресла и тянет в грузовой отсек. – Хорошо, пусть летит с нами. Но сидеть он будет там. Леобен провожает его взглядом, а затем наклоняет штурвал. Дверь закрывается. Коул толкает Дакса на одно из мест и пристегивает ремнями поверх халата, чтобы тот не свалился. Лобовое стекло украшают брызги грязи и щепки от дерева, но сквозь него видно безумные светящиеся вихри, которые вырисовывает стая. – Куда мы полетим? – спрашиваю я. – На юг, – отвечает Коул. – Ты говорила, что твоя подруга проследила за Лакланом до Невады? – Да, Агнес, – кивнув, подтверждаю я, и меня охватывает тревога от мысли, что она отправилась за Лакланом в одиночку. Я до сих пор не знаю, почему она ушла так внезапно и почему не отвечает на мои звонки. Но она должна быть в порядке. Она самый упрямый человек, которого я знаю. – Значит, в Неваду, – поворачивая штурвал, говорит Леобен. Мы взлетаем под скрежет металла. Ветер от винтов влетает в разбитое окно. Когда мы поднимаемся выше, рев двигателей усиливается, становится более монотомным и пронзительным, а сбитый ритм напоминает непрерывный скулеж. Хотя прошел всего час после заката, мы так далеко забрались на север, что летом здесь небо темнеет ненадолго. Горизонт уже окрасился в бледно-голубые тона, и проглядывают первые намеки на солнечный свет. Коул натягивает металлическую шторку на разбитое окно, чтобы сдержать порывы ветра, а затем хватается за один из ремней на потолке, встает рядом со мной и переводит взгляд на Дакса. – Может, тебе лучше присесть? – спрашиваю я. – Еще несколько минут назад твое самочувствие оставляло желать лучшего. – Я в порядке, – говорит он. – Просто моим модулям нужно было время. – У тебя из тела торчал кусок металла. – Знаю. – Он закидывает винтовку на плечо. – Но у меня были ранения и посерьезнее. Мы взлетаем над стаей голубей, и Леобен увеличивает скорость, отчего «Комокс» кренится вперед. Я опускаю одно из сидений возле кабины пилотов и сажусь на него, разглядывая Дакса. Он выглядит ужасно. Волосы грязные, одежда мятая и испачканная, как будто он не менял ее несколько дней. Правда, на челюсти нет и намека на щетину, хотя, скорее всего, у него стоит какой-нибудь алгоритм, отвечающий за это. Синяк на щеке темный и явно болезненный, а рана на лбу глубокая, и из нее все еще сочится кровь. Похоже, последняя неделя далась ему так же тяжело, как и нам. Он начинает кашлять, его веки трепещут, а затем он моргает, приходя в себя. Дакс поднимает на меня глаза, а затем они расширяются от удивления. – Принцесса, – невнятно бормочет он. – Ты жива. Коул вскидывает винтовку: – Не называй ее так, если хочешь и дальше оставаться в сознании. Дакс переводит замутненный взгляд на него, а затем на Леобена, сидящего в кабине. После чего вздыхает и откидывается на спинку сиденья. – Все пошло не так, как я планировал. Я встаю и взмахиваю рукой, прося Коула убрать оружие. – Какого черта ты стрелял в нас, Дакс? Он прижимает пальцы к ране на лбу, и они окрашиваются кровью. – В джипе было оружие. Я опасался, что вы подстрелите меня, поэтому и взорвал его. Я прилетел сюда, чтобы помочь вам. Центральный штаб «Картакса» объявил вас в розыск. Леобен оглядывается на него из кабины: – Центральный штаб? Дакс кивает, щурясь, словно пытается разглядеть что-то за оповещениями, которые всплывают у него перед глазами. – Бринк отправил к вам посланника и солдат. Они отправились к лаборатории, где вы разбили лагерь. – Черт! – вскрикивает Леобен. – Кто такой Бринк? – спрашиваю я. Коул беспокойно переступает с ноги на ногу. – Глава Центрального штаба «Картакса». Именно там управляют всей организацией: военными, учеными, бункерами. – Почему я никогда об этом не слышала? – Потому что именно это им и нужно, – говорит Коул. – В Центральном штабе не попадают под радары. Они обычно не вмешиваются, пока все не становится… сложно. – Ну, сейчас все, определенно, сложно, – говорит Дакс, дергая ремни. Он выглядит пьяным, его лоб заливает пот. – Нам нужно спрятаться, и быстро. Я забил в навигатор место… – Он замолкает, когда под нами раздается взрыв, достаточно громкий, чтобы заглушить на миг гул винтов. – Что это было? – Наверное, снова чертовы фейерверки, – говорит Леобен. – Похоже, мы пролетаем над лагерем выживших. Побледнев, Дакс переводит взгляд на металлическую шторку, закрывающую разбитое окно, а затем на меня. – Улетай отсюда. Держись от него на расстоянии не меньше полутора километров. – Не ты здесь отдаешь приказы, – говорит Коул. – Просто сделайте, как я говорю, – резко отвечает ему Дакс. Он снова заливается кашлем, наклоняясь вперед и приоткрывая рот. По шее ползут мурашки. Этот взрыв совсем не напоминает фейерверк. Звук был совершенно другим. Он очень похож на те взрывы, которые мы с Леобеном слышали в лагере. «Комокс» кренится влево, а я встаю и захожу в кабину. Леобен с остекленевшим взглядом наклоняется вперед и всматривается в происходящее внизу. Все еще царит ночь, лес окрашен в оттенки синего и серого, но первых лучей рассвета хватает, чтобы увидеть темные полосы дорог, петляющих между деревьями. Под нами находится лагерь – с десяток машин припарковано вокруг нескольких приземистых строений. Я вглядываюсь в лес, пытаясь отыскать хоть намек на фейерверк или взрыв, но ничего не вижу. Дакс снова кашляет. Я оглядываюсь на него, и мурашки от шеи ползут вдоль позвоночника. Он все еще смотрит на разбитое окно «Комокса». Он посмотрел на него сразу, как услышал взрыв, а потом перевел взгляд на меня. Сквозь металлическую заслонку с шипением проникает воздух – она не герметична, но это не важно. Нам больше не нужны воздушные шлюзы, ведь вакцина найдена. – Ты в порядке, Дакс? – насторожившись, спрашиваю я и иду к нему. – Я в порядке, – сглотнув, отвечает он и вытирает пот на лбу рукавом халата. – А по виду не скажешь. Я опускаюсь на одно колено рядом с ним и всматриваюсь в лицо. Он потеет, его глаза налиты кровью, а синяк на шее окрашен в фиолетовые и красные цвета. Я тянусь к воротнику его рубашки, но он хватает меня за запястье. – Пожалуйста, – шепчет он. – Не трогай ее! – выкрикивает Коул. – Все нормально, Коул, – успокаиваю его я. А затем высвобождаю руку из хватки Дакса и снова тянусь к его воротнику. Он пораженно вздыхает, закрывает глаза и сжимает в руках ремни. Я расстегиваю верхнюю пуговицу его рубашки и тянусь к следующей. Оказавшись так близко, я ощущаю, что от Дакса исходит неприятный запах – он явно не мылся последние несколько дней, как и мы. Но дело не только в этом. Что-то меня настораживает в этом запахе. Я развожу в стороны полы его рубашки и вижу бледную грудь, усеянную темными синяками. Это не может быть то, о чем я думаю. Но когда Дакс поднимает голову и его изумрудные глаза встречаются с моими, меня охватывает ужас. Он заражен.