Наконец, он осмелел, принялся заходить во все помещения подряд и требовать телефон для срочного звонка, но найденные им телефонные аппараты действовали исключительно в границах фабрики. – А в город или по стране вы не звоните? – Нет, – ответила девушка с веснушками. – Абсурд какой-то! – возмущался он. – Неужели никому ничего не нужно за пределами фабрики? Вы в другие города не обращаетесь? – Иногда приходится, конечно, но редко. – И что вы делаете? – Идем к начальнику цеха, – робко ответила девушка, словно сомневалась, стоит ли сообщать эту важную информацию человеку, похожему то ли на бомжа, то ли на интеллигента, то ли на профессора, спившегося в ранней молодости. – Как мне попасть на прием к начальнику? – потребовал Коренев, увидев спасительный свет в конце бесконечного тоннеля. Выяснилось, что руководством принимается ограниченный круг лиц по установленному графику и исключительно по рабочим вопросам, а вот кто такой Коренев – еще разобраться надо. Тем более что никаких документов, подтверждающих его право находиться на территории предприятия, он предъявить не может. – Да вы сговорились тут? – он все больше ощущал себя жертвой заговора, цель которого – всеми возможными и невозможными способами удержать его на фабрике. Для полноты конспирологической теории не хватало только мотива. – А Владимира Анатольевича вы знаете? – задал обязательный вопрос, получил привычный отрицательный ответ и ушел, негодуя по поводу странных порядков, царящих на фабрике. Он проклинал свою нерешительность. На листе бумаги таких смелых поискать надо, а в жизни он избегал конфликтов, хотя в отношениях с девушками вел себя смело – они, как правило, к рукоприкладству не прибегали. В их компании он был храбрым светским львом, умеющим пустить пыль в глаза. По крайней мере, так ему казалось. Если вечер выдавался тихим, он дожидался, пока большинство сотрудников покинет рабочие места, и в полной тишине ложился на лавочку за столовой, чтобы понаблюдать за звездами. После отключения фонарей светящихся точек на небе высыпало огромное множество, и без труда верилось в бесконечность Вселенной, наполненной мириадами гигантских пылающих шаров, вокруг одного из которых летает планетка, заселенная жизнью. Мелкой, гадкой жизнью. Ближе к полуночи возвращался в «Отдел дознания», цели и задачи которого оставались загадкой, и ночевал на том же стуле. Он забыл, когда в последний раз нормально спал – в кровати, под теплым одеялом, с разгоряченной Тамаркой. Или теплой Ленкой. Интересно, хоть кто-то кинется искать его, поинтересуется, куда он пропал? Ваня? Виталик? Ленка? Он перебрал друзей, но ни на кого положиться не мог. Тамарка даже не заметит его отсутствия, хотя из всех знакомых он предпочел бы увидеть именно ее. Как-то ему попался неадекватный прохожий с огромной седой бородой. Он отличался от остальных работников фабрики тем, что носил потертый костюм вместо робы с табельным номером. – Вы не подскажете дорогу к выходу? – обратился к нему Коренев с надеждой. Тот в ответ изрек с достоинством восточного мудреца: – Кто бежит от себя, не найдет настоящего пути. Какая чушь! С таким выражением лица можно изрекать любую глупость, и она будет восприниматься как откровение: «Кто не моет руки перед едой, заболеет дизентерией!» – Ты касался смерти? – спросил странный прохожий, чей возраст маскировался огромной бородой. – Касался? Говори! Кореневу показалось, что его пытаются схватить за воротник, и поспешил сбежать, но попался в руки охранников, которые сочли его поведение подозрительным. – Покажите содержимое чемоданчика! – потребовали они. Он подчинился и покорно глядел, как проходит досмотр личных вещей. Один из охранников, проявлявший самое сильное рвение обнаружил листок рукописи, на обратной стороне которого содержалась нарисованная карандашом от руки незаконченная карта фабрики. – Что это? – потребовали пояснений. Показал паспорт и рассказал, как попал на фабрику. – А может быть, вы занимаетесь промышленной разведкой? Собираете секреты, ноу-хау всякие… Клятвенно заверил, что тайны ему не нужны, а мечтает он только как можно быстрее покинуть предприятие. И был бы признателен, если бы его вытолкали взашей без всяких почестей. Дескать, согласен на все, лишь бы фабрику в глаза не видеть. В ответ охранники посмеялись, сообщили, что решение данного вопроса не входит в их компетенцию. Вещи вернули, но страницу с картой изъяли – к счастью, это оказалась обложка рукописи – и отпустили восвояси, строго-настрого наказав на глаза не попадаться. В конце концов, он запутался в днях недели и с трудом мог вспомнить, сколько времени провел на фабрике, поэтому нарисовал на обратной стороне одной из страниц календарь и зачеркивал палочки. К сожалению, из-за однообразия он часто забывал поставить очередной крестик. Деньги на еду закончились, но он сумел договориться с заведующей столовой и доедал за рабочими нераспроданные остатки. Еду отрабатывал мытьем посуды. Пока мыл тарелки, таращился на свое отвратительное отражение в зеркале. Из-за отсутствия бритвы борода разрослась и изменила внешность до неузнаваемости. Вопрос с водой решился питьевым фонтанчиком у той же столовой. Вкус был отвратительным, но выбирать не приходилось. Иногда у столовой показывался кот Мурзик. Он приходил за порцией объедков и ужинал на зависть Кореневу, которому объедки приходилось отрабатывать. Мурзика все любили, и он беспрепятственно заходил в любые помещения. Наевшись до отвала, кот устраивался на скамейке и дремал под последними теплыми лучами осеннего солнца. Однажды приснился Владимир Анатольевич, который с укоризной глядел на опустившегося Коренева и покачивал головой: – Молодой человек, на вас жалко смотреть! Не того я от вас добивался, когда отправлял на фабрику. Посмотрите на себя! Чем вы занимаетесь? Моете посуду за объедки? Позорище! – А чего вы от меня хотели? – возмутился Коренев и проснулся от оглушительного свистка, возвестившего начало нового трудового дня. До него дошел абсурд сложившейся ситуации. В конце концов, он решил, что ниже по социальной лестнице спускаться некуда и нужно что-то делать, а не плыть безвольным бревном по течению, иначе можно топтать фабричную пыль всю оставшуюся жизнь. Первым делом пообещал себе набить Ване морду после возвращения из командировки. Вслед за этим важным целеполагающим решением приступил к составлению плана побега. Логические построения начал с того факта, что выбраться из фабрики можно двумя путями – через Ильича или через забор. В очередной раз вспомнил о старом ружье, и вариант с проходной был отметен как опасный для жизни. Оставался забор. Тут в свою очередь, находилась следующая развилка в рассуждениях: преодолеть ограждение можно ПОД ним, НАД ним и ЧЕРЕЗ него. Рыть подкоп не хотелось. Из-за слабой физической формы отпали варианты, построенные на применении грубой силы. От разрушения забора тоже пришлось отказаться. Таким образом, оставалось найти способ перелезть сверху. В этом случае мешала колючая проволока, свернутая в спираль, которую следовало перерезать. На огромной фабрике обязательно должен был найтись подходящий инструмент. Коренев уже ничего не страшился и готов был рискнуть здоровьем, лишь бы убраться отсюда. Он решил украсть инструмент в цеху. Для начала пошел к забору, чтобы оценить толщину проволоки и продумать ход операции. Пришел к выводу, что, кроме кусачек, нужны ящик или лестница, чтобы дотянуться до верха ограждения. Далее отправился в длинную прогулку по фабричным цехам в поисках снаряжения для ночной экспедиции. Ему начало казаться, что за ним следят и только и ждут, чтобы он протянул руку и попытался что-то украсть. В каждом встречном ему виделся замаскированный охранник, но утешал себя тем, что это происки переутомленного сознания, мнительность, вызванная обстоятельствами. В конце концов, он поборол страх. С осторожностью заходил в различные помещения и окидывал взором внутреннюю обстановку. Встретив рабочих, говорил, что промахнулся дверью, и уходил. Через час нашел кусачки, висящие на самодельном крючке над верстаком. Он не был уверен, справятся ли они с колючей проволокой, но ничего лучшего не попалось. Убедился в отсутствии лишних глаз, схватил кусачки и сунул в портфель. Отдышался и направился к выходу, радуясь удачному окончанию первого этапа подготовительных мероприятий. Вышел на улицу и выдохнул. Есть! – Есть! – сказали рядом, и настроение испортилось. По обе стороны двери стояли те самые два охранника, ранее изымавшие карту. По всей видимости, они поджидали именно Коренева. – Покажите портфель, пожалуйста, – попросили они, и ему пришлось подчиниться. Тут же вынырнули кусачки. – Нехорошо, гражданин. Отвратительно. Как у вас наглости хватило на такое? – Говорил же тебе, неспроста он здесь трется, вынюхивает. Коренев не находил слов в оправдание и просто сопел. Признаки хищения были налицо, и препираться не имело смысла. Кусачки отобрали, портфель вернули. – Пройдемте с нами, – попросили его и повели в неизведанные места, куда сам он ни разу не забредал. – А год назад не вы ли украли экскаватор со складов сыпучих материалов? – спрашивали его по пути. – Нет, – отнекивался он. – Я тут этой осенью оказался, а до этого о вашей фабрике и не слыхал. – Жаль, – вздыхали они. – А может, признаешься, что это был ты? Тебе все равно, а у нас раскрываемость увеличится. По такому случаю нам премию выпишут. – Нет, это был не я, – упорствовал он. Ему не хотелось принимать на себя чужую вину, чтобы незнакомые ему люди получили премию. – А может быть, две тонны гвоздей, которые летом пропали, это твоих рук дело? – Да нет же, – не уставал повторять он. Его порядком достало, что на него пытаются навесить недостачи по фабрике за последние два года. – Жаль, – качали они головой. – А у Хромого Слесаря протез кто спер? – Не знаю, – отвечал он. – Ни слесаря, ни того, кто у него ногу украл. – А откуда вам известно, что похитили именно ногу? – Ну, – он растерялся. – Не зря же его хромым называют? – Это правда! – подтвердил один из сопровождающих. – Протез, кстати, нашелся: Хромой его за лавкой потерял, закатилось, пока после обеда дремал. Месяц отыскать не мог, а за гаечным ключом полез – и нашел. – Ну, положим, тут ты ни при чем, но вот три тонны металлолома на прошлой неделе – это верно твоя работа! Так они и шли под перечисление краж, число которых оказалось велико. Видимо, не все так любили фабрику, как рассказывал Владимир Анатольевич. К досаде сопровождающих, Коренев ни разу не признал вину и ни в чем не сознался. – Твердый орешек, но тебя выведут на чистую воду! – сказали они напоследок, завели в темную сырую клетку и заперли на замок – до выяснения. – А тут кормят? – спросил он, вцепившись в прутья. – Конечно. Только мало, – захохотали они и ушли, оставив его в маленькой камере с кроватью и окошком, в которое не пролезла бы даже кошка. Ну ничего, хотя бы еда и ночлег будут. Он уселся на кровать, которая после многодневных ночевок на старом стуле казалась пределом мечтаний. Самым страшным показалось то, что он не испытал никаких эмоций по поводу провала побега. В глубине души он не верил в благополучный исход операции и не удивился, оказавшись за решеткой.