– Конечно, а как иначе? Государство со мной идеологически борется от рождения Скворцова и до выхода на пенсию Антонова. Можно было за такое время хоть чему-то научиться. – И вы за компанию предлагаете еще и законсервировать программы полетов к Марсу и Венере. – Предлагаю, потому что на современном этапе развития советской электроники все равно ничего хорошего не получится. А то, что перепадает от Антонова, – это ширпотреб, на космос не рассчитанный совершенно. За неполных три месяца из строя вышла почти треть оборудования. Пока спасает резервирование, но и резерв тоже вырождается, только немного медленнее. К Марсу же лететь почти год. – Вот-вот, затем от вас сегодняшняя подборка и понадобилась. А вы все пытаетесь самоустраниться от участия в резком ускорении развития нашей электронной промышленности. – Во-первых, Антонов уже насмотрелся на ускорение, за которым следует гласность и перестройка. А во-вторых, все бы так устранялись! Кто завалил «Пульсар» образцами для копирования и описаниями технологий на несколько лет вперед – не я, что ли? – Ваши заслуги никто не пытается умалить, но я о другом. Подумайте, как вы сможете применить ваши способности не только как инженера, но и как организатора. Я уже советовался с Александром Николаевичем относительно расширения ваших полномочий – теперь это уже никакого удивления не вызовет, вы достаточно известны. Не думаю, что Леонид Ильич станет возражать. – Подумать-то я подумаю, но что, по-вашему, меня от этого перестанут считать выскочкой по протекции? – Разумеется, нет, и это хорошо. Правильная протекция – серьезная сила, и все, с кем вам придется вступать во взаимоотношения, это понимают. Врагов самим себе в руководстве отраслью нет. – Я не про руководство, а про инженеров и ученых. – С ними вы до сих пор прекрасно ладили, хотя поводов для подозрений было даже больше. – И последнее уточнение. Не исключено, что на меня пойдут доносы о недостаточной идеологической выдержке вплоть до антисоветчины. Мне плевать, а вам? – Виктор, зачем вы передо мной-то притворяетесь идеалистом не от мира сего? Они на вас давно идут, еще с тех времен, когда вы с Ефремовым начали свою врачебную деятельность. – Как раз затем, чтобы уточнить, а то мне Семичастный ничего не говорит. Наверное, опасается, что я найду авторов по почерку и спущу на них Антонова. – А вы сможете? – Спустить-то? Без проблем. А вот найти несколько труднее, я еще не пробовал. Спасибо вам за подсказку, надо будет попытаться. Наверное, получится. Насчет же всего остального – я не против, но только после завершения третьей лунной экспедиции. Там гораздо более сложная задача, чем в первых двух. Не только сесть на Луну, но и вернуться на Землю с образцами. В истории Антонова это удалось только через три с лишним года, со второй попытки, да и масса доставленного грунта была граммов сто. У нас луноходы до второй попытки вряд ли доживут, опять же камней собрано шестьдесят с небольшим килограммов. В общем, работы хватит не только Челомею, но и мне. Отдохнув пару недель после бдения в евпаторийском ЦУПе, на работу вышел Саша Фроловский. И уже через пару часов он зашел в первую из секретных комнат, где я прикидывал схему сопряжения микрокомпьютера с имеющейся аналоговой системой управления взлетными двигателями будущей станции «Луна-20». Не просто так зашел, а с категорически заявлением: – Нет в жизни счастья! – Только сейчас узнал? Тогда расскажи, что тебя наконец-то достало. – Проект перевода управления полетами лунных станций из Евпатории в Калининград. – Сам же его инициировал, разве нет? – Кто ж знал, что начальство начнет так спешить. И представь себе, какое гадство. Под Новый год, значит, лететь в Крым, где ветер, мокрый снег и слякоть. А летом потом торчать в Калининграде! Где, спрашивается, справедливость? – Поищи в Большой Советской Энциклопедии на букву «С», там она должна быть. Кстати, лично мне и летом в Евпатории не очень нравится. В Новом Свете лучше. – Ты там разве был? – В здешнем – нет, а в нашем сподобился пару раз. И действительно, почему надо ограничиться только одним резервным центром? Зимой лучше всего работать из Калининграда, весной и в самом начале лета можно из Евпатории, там море мелкое, прогревается быстрее, а с июля по сентябрь включительно из Нового Света. Но это в не таком уж близком прекрасном будущем, а пока напиши, что перевод управления именно сейчас является несвоевременным. Мол, он может сказаться на сроках третьей лунной, а там и так все висит на волоске, что чистая правда. Я подпишу и лично вручу Шелепину. Вскоре к нам в «Мечту» явился Келдыш, который еще не решил, чей именно я побочный родственник – Косыгина, Шелепина или самого Брежнева, но явно пришел к выводу, что мной что-то полезное делается и без учета гипотетического родства. Он лично привез пронумерованный от единицы до ста трех список камней, подлежащих переправке с Луны на Землю. Перед тем, как положить в контейнер, мой «Мальчик-четыре» их со всех сторон фотографировал, взвешивал и присваивал номер. А теперь ученые перед каждым порядковым номером вписали свой приоритетный. То есть список выглядел таким образом: 1 – 32 2 – 12 3 – 95… Ну и так далее до «103 – 7». То есть если станция не сможет вывезти с Луны все, а этого пока никто обещать не мог, то нам расставили приоритеты. – Мстислав Всеволодович, так это что – обломки какого-то необычного метеорита, корабля пришельцев или вовсе чего-нибудь непонятного? – Лично я склоняюсь к третьему варианту, потому и прошу вас как можно серьезнее отнестись к решению данной задачи. – Обязательно, Мстислав Всеволодович, мне самому интересно. Готовящаяся к полету «Луна-20» явных аналогов в прошлом Антонова не имела. Челомей создавал ее на базе инициативного проекта корабля для пилотируемого облета Луны одним человеком – такой был, но от него отказались по двум причинам. Во-первых, риск все же показался слишком велик, а во-вторых, такой полет не имел особого смысла. Пилотируемый облет мог быть оправдан только как репетиция полета с посадкой, но как раз этого не предусматривалось. А ни в научном, ни в пропагандистском плане он не давал почти ничего. Зато для задачи по доставке образцов лунного грунта на Землю даже появился некоторый запас. Когда я приехал в гости к недавно ставшему трижды Героем соцтруда Челомею в Фили, он спросил меня: – Виктор, как вы оцениваете вероятность того, что хоть один луноход доживет до прилета «двадцатки»? – Процентов в тридцать. Это самое узкое место проекта. – Вот-вот, и мне тоже так кажется. Поэтому лучше захватить с собой еще один, специально предназначенный для загрузки образцов в станцию. Но он должен быть существенно легче «Мальчика». Мы можем выделить всего семьдесят пять килограммов. – Ясно, – сказал тогда я и позвонил своей секретарше, чтобы она приобрела мне билет на самолет до Ленинграда. Без чего можно обойтись в шасси «Мальчика», обсуждать надо было с его конструкторами. С электроникой-то я разберусь сам, но на ней много не сэкономишь. И вот в конце февраля шасси аппарата «Пионер» прибыло в мой институт. Это был тощий, то есть с узким облегченным корпусом, анемичный «Мальчик». Его укороченные легкие манипуляторы были сдвинуты почти к самой передней грани и для повышения проходимости использоваться практически не могли. Главной телекамеры он не имел, только две для обеспечения пилотирования. Все, относящееся к подогреву, отсутствовало, он мог только охлаждаться, потому что ночевка на Луне не предусматривалась вообще. Ведущими были только задние колеса, да и то их двигатели имели всего по двести ватт максимальной пиковой мощности. А постоянной – вообще по сто. – Хилый уродец, – вздохнула Вера, увидев этот механизм. – Увы, – подтвердил я, – но зато он вместе с электроникой и аккумуляторами будет весить пятьдесят шесть килограммов. А про себя подумал, что надо срочно придумать причину, по которой Вера не станет заниматься пилотированием «Пионера». Потому что полет, скорее всего, состоится, когда она будет уже на восьмом месяце. И тут хоть она его будет гонять по Луне, хоть не она – все равно плохо. Волноваться и переживать начнет в любом случае. На следующей неделе, поздним вечером, когда мы с женой уже легли, она меня спросила: – Вить, а ты не можешь мне сделать такое самоходное колесо, как у дракона? Очень хочется попробовать. – Пожалуй, смогу, но тут будут два условия. Первое – делать начну только после того, как ты благополучно родишь. И второе – ездить на нем можно будет исключительно по территории института. И всегда в мотоциклетной защите. – Спасибо, – шепнула Вера и поцеловала меня в ухо. – А ты не будешь потом говорить, что я езжу быстрее, чем летает мой ангел-хранитель? – Не буду, эти колеса довольно медленные. То, которое у дракона, развивает всего сорок километров в час. Но у меня такое не выйдет, твое будет разгоняться хорошо если до тридцати. Это надо талант иметь, чтобы разбиться на такой скорости, да еще в защите. – А… – несколько разочарованно протянула Вера, – понятно. Ты решил, что если я начну ездить на колесе, то буду меньше гонять на мотоцикле, потому и берешься делать. А я-то, наивная, думала, это потому, что ты меня любишь. Беда с этими беременными, подумал я. Впрочем, ближе к концу срока должно полегчать. Ей, ну и мне тоже. И честно заявил: – Конечно! Стал бы я о тебе беспокоиться, если бы не любил. Спи, нам завтра вставать рано. – Нет, Вить, – шепнула Вера. – Не нам, а только тебе. Я, конечно, могу с тобой съездить, но обкатывать «Пионера» не буду. Ты был прав, хотя причину назвал не ту, но все равно. – Да? А какая же правильная причина? – Жалко мне его! Он и так уродец с рождения, а его еще и придется готовить к самоубийственной экспедиции. Я понимаю, что он железный, титановый и дюралевый, но все равно не могу. Пусть с ним Юрий Степанович возится. А ты мне ту машинку почини, которую я по старой квартире гоняла на радость Джульке. – Хорошо, починю, хотя Джуля вроде не скучает. – Во-первых, он толстеть начал, совсем обленился. Пусть побегает. А во-вторых, я на ней буду нашего сына учить водить луноходы. – А если родится дочь? – Тогда тем более. Глава 11 Школа-интернат, которой я собирался помочь, если в этом окажется нужда, располагалась в квадрате, ограниченном Ленинским проспектом, к «е» на табличках с номерами домов на котором еще никто не приклеивал сверху две точки из изоленты, превращая проспект в «Лёнинский», улицей Новаторов, Воронцовскими прудами и безымянным тупичком, который еще не превратился в улицу Пилюгина. Антонов часто ездил и по Ленинскому, и по Новаторов, но никакой школы тут не припоминал. Я в виде Скворцова в двадцать первом веке не поленился и смотался туда – как-то не верилось, что школу снесли. И убедился, что она стоит, родимая, на своем законном месте и даже неплохо выглядит, просто ее со всех сторон заслонили недавно возведенные высотки. Ну, а в шестьдесят восьмом году тут пока ничего, кроме нее, и не было, даже немецкого посольства.