Я не особо расстраивался тем, что мне не предложили съездить во Вьетнам. Во-первых, Антонов там уже бывал и не припоминал особого восторга, а во-вторых, нам с ним памятник у метро Академическая казался довольно уместным. Вполне такая приличная тарелка, так что пусть ее и здесь возведут в те же сроки. Раз уж тут нет и не предвидится площади Гагарина, так пусть хоть площадь Хо Ши Мина сохранится. Кстати, если мы с Юрием гробанемся в грядущем полете, до которого осталось не так уж много времени, то интересно – в честь нас назовут одну площадь на двоих или каждому выделят свою? В таком случае мне будьте добры ту, которая в прошлом Антонова одно время носила имя Брежнева. Тьфу, ну что же за дрянь в голову лезет, подумалось мне. Как-нибудь обойдусь без площади. А Дык в качестве президента будет ничуть не хуже Хо, причем и Шелепин с Брежневым после знакомства с подборкой Антонова по Вьетнаму считали точно так же. Сам же Антонов на некоторое время почти устранился от какой-либо деятельности, пребывая в состоянии возвышенной грусти. Ну да, его опять бросила женщина, на этот раз – агентесса мирового не то империализма, не то вовсе сионизма. – Все у меня как-то не так, – жаловался он мне. – По науке положено, чтобы трагедия на следующем витке истории повторялась как фарс, а у меня наоборот. С рыбной принцессой действительно был фарс, хотя, конечно, довольно приятный. А сейчас – почти трагедия. Мне даже страшно представить, кто меня бросит в следующий раз. И ведь своими же руками лечил этого гада Якова! А он взял и увез такую женщину, причем насовсем. Я даже не знаю, как в таких условиях можно не стать антисемитом. – Жениться вам, барин, нужно, – постарался я поддержать духовного брата. – Я вон женат, и уже забыл, какие они из себя, всякие там трагедии. Вроде у тебя в двадцать первом веке с той компьютерной художницей, Мариной, все в порядке. Кстати, мультики она рисует отлично, даже спецы Семичастного поначалу считали их натурными съемками. Вот и делай девушке предложение, вряд ли она откажется. – Ей тридцать четыре года, а мне вдвое больше. – Ну так и обсуждай это с ней, а не со мой! Лично я тут никакого криминала не вижу. У Джигарханяна третья жена вообще была не вдвое, а почти втрое моложе его. – Ну так она его ободрала как липку и едва не свела в могилу. – Зато тебя так просто в могилу не сведешь, ты скорее сам туда загонишь кого угодно. Обдирать же с тебя, считай, нечего. Квартира у нее куда лучше, чем у тебя. И машина есть в отличие от некоторых нищебродов. Причем не «Дэу» и не «Рено», а «мерс», хоть и маленький. – Да, «Смарт Родстер» неплохая тачка. Мне, блин, после твоего «Москвича» тоже такую захотелось. – Женишься – она станет общей. И не кати бочку на мой «Москвич»! Прекрасный автомобиль, вместительный и проходимый. И простой, как валенок, любой ремонт можно сделать самому, а в этом «Родстере» даже до аккумулятора просто так не доберешься. – Ладно, не буду, а «Смарт» и сейчас общий. В общем, я и сам об этом думаю. И значит, к следующему заседанию консультативного совета приду в норму, не волнуйся, а до него я тебе и не особо нужен. Да и во время него – только для аплодисментов. Надо же, какой в тебе прорезался талант, почти как у Мидаса. Только тот превращал все, к чему прикоснется, в золото, а ты – в цирк. Ладно там луноходная эпопея, она таковой и была задумана, но общественный консультативный комитет вообще придумал Леня, а не ты! Но на результате это не сказалось. Увы, мой духовный брат был прав в том смысле, что рекомендации этот совет выдавал аховые, но вот только их никто, кроме Брежнева и Шелепина, не читал. Да и те по диагонали, а в комиссию по разработке новой программы партии шли уже радикально отредактированные материалы. Так, никакого «настоящего социализма» там не оказалось. Был, как и положено, «развитой», причем именно с буквой «о» в конце. Однако Леня, похоже, работой этого совета был доволен. – Я тут прямо как петух из басни, ищу жемчужные зерна в твоей куче навоза, – объяснил он мне. – И уже парочку нашел. Но вообще, конечно, идея твоя очень полезная. Одно дело искать в материалах из будущего, до чего может дойти интеллигенция, получив вожделенную свободу творчества, и совсем другое – увидеть это своими глазами. Впечатляющее зрелище. – А что за зерна, если не секрет, Леонид Ильич? – Ну, во-первых, утверждение о появлении новой исторической общности людей – советском народе. Вообще-то ты, Витя, настоящий плагиатор. Я же сам эту новую историческую общность придумал, пусть и в том мире. Я скромно потупил глаза, хотя упрек был не совсем справедлив. «Новая историческая общность» появилась тогда, когда Леня в силу прогрессирующего маразма сам придумать уже ничего не мог и только с трудом читал то, что ему крупными буквами понаписали референты. И ничего он тогда не понял, хотя идея-то была довольно плодотворная. Зато сейчас он ею проникся сразу. Мол, пора кончать эти ленинские игры в национальное развитие, пока не доигрались до развала страны. Советский народ, и точка, а всякие местечковые особенности пусть украшают краеведческие музеи. А то, блин, уже в Крыму на заседании обкома кто-то пытался выступать на украинском. – А во-вторых, – продолжил генсек, – нашлась довольно глубокая мысль о поочередном и поэтапном развитии свобод. Сначала экономическая, потом социальная, а только сильно потом, когда до нее дойдет очередь, политическая. Признавайся, этот-то постулат ты у кого спер? – У Дэн Сяопина. Обоснование подготовил Ефремов. – Я так и думал. И наверняка пункт о том, что не только коммунизм, но и социализм невозможно построить без опережающего воспитания нового человека, тоже его. Ты с ним согласен? – Разумеется. Для примера возьмите любого республиканского первого секретаря, ну разве что кроме Машерова. Похож он будет не только на нового, а вообще просто на человека? – Тьфу, нельзя с тобой долго общаться, иначе незаметно для себя станешь таким же антисоветчиком. Ладно, иди, тебе сегодня еще в Звездный на тренировки. В общем, мое влияние в этом мире просматривалось уже невооруженным глазом. Вот только ни я, ни Антонов, ни даже Ефремов пока не могли сказать, к добру оно или наоборот. Иван Антонович только процитировал нам с Антоновым Марка Аврелия – «Делай, что должен, и да свершится, чему суждено». Но мы это высказывание уже давно знали. Кстати, помните, что я хотел, оказавшись в будущем в личине Скворцова? Привести, насколько у меня получится, в порядок здоровье старушки Веры Михайловны, аналога моей Веры в том мире? Я это был должен – и сделал. А получилось нечто, скажем прямо, странноватое. Вообще-то Вера из двадцать первого века имела неплохое для ее возраста здоровье, хотя, конечно, работа мне нашлась. И вот, когда я недавно снова посетил ее с целью убедиться, что все сделано на совесть и ничего поправлять пока не нужно, она мне сказала: – Спасибо вам, Виктор Васильевич, я ведь поначалу вообще не верила, что экстрасенсы действительно бывают, но вы мне блестяще доказали, что это заблуждение. Я себя уже, наверное, лет тридцать так хорошо не чувствовала. И еще отдельное вам спасибо за сны. – За какие? – удивился я. – Так это не следствие вашего лечения? Странно, я была уверена, что именно оно. А снилась мне моя молодость. Будто сосед, Витя Скворцов, не погиб в армии, а выжил во время взрыва там, на учениях. Во сне я была уверена, что его спас дракон из какого-то иного мира. Специально потом читала всякие фэнтези, но нет, там мне ничего про таких драконов не попалось. Я, хоть и сидел на диване, чуть не подпрыгнул, услышав такое, но потом подумал, что это может быть и просто совпадением. Вера же говорила, что влюбилась в Витю почти сразу, как они познакомились в новой квартире, ну, а дракон – довольно распространенный образ. Вот, значит, старушка во сне и прокручивает свои давно ушедшие девичьи мечты. Наверняка ведь ей, только узнавшей о смерти соседа, тогда хотелось, чтобы все на самом деле оказалось неправдой и его кто-нибудь успел спасти! – Мы с ним полюбили друг друга, – продолжала Вера Михайловна, – женились и жили душа в душу. На самом-то деле у меня два сына, а во сне было три дочери. Татьяна, Анастасия и Светлана. Ой, подумал я. Имя первой дочери тоже совпало! Как там говорится – одно совпадение есть случайность, два – тенденция, три – закономерность? И значит, мне можно ждать еще двух дочек? Ну, а насчет третьего совпадения недолго и уточнить. – Вера Михайловна, а кем был по профессии Витя из ваших снов? – Инженером, ученым, потом стал космонавтом. – Убедился? – встрял Антонов. – Причем ты ей ничего такого внушить не мог. Ладно там ваша женитьба и имя первой дочери, но ведь про следующих ты даже не думал! Хотел сына, и даже имя ему придумал – Вася. – Мало ли, может, Вера хочет именно дочерей. Кстати, вернусь к себе и спрошу, как она их хочет назвать, если что. – Блин, тут с тобой недолго заделаться Нострадамусом. Так вот, вангую – она тебе скажет «Настя и Света». – Честно говоря, и у меня такое же подозрение. Так это, получается, что – еще одна связь между мирами? Причем не такая, как у нас с тобой. – Возможно. Кстати, у нас тоже все начиналось со снов, но тут явно просматриваются какие-то элементы прозрения будущего. Или одного из вариантов такового. Слушай, а спроси ее о своей дальнейшей судьбе! Может, и узнаешь что интересное. Я спросил и услышал в ответ, что Витя Скворцов из ее снов разбился не то в пятом, не то в шестом полете. – Значит, так, – заявил Антонов. – Летаешь четыре раза, а потом наступаешь на горло своему героизму и сидишь на Земле до естественной кончины, которая сама собой произойдет никак не раньше двадцатых годов двадцать первого века. Если сам не сможешь наступить, я помогу. Ишь ты, собрался он там героически погибнуть, а мне, значит, тут оставаться, одинокому и всеми брошенному? Хрен тебе. – Да не волнуйся ты, я, конечно, герой, но не самоубийца же. Вера Михайловна тем временем продолжала: – В его честь назвали площадь, которая сейчас Гагарина, а тогда была площадью Калужской Заставы. И памятник на том же месте стоит, только не такой высокий, как Гагарину. Зато Витя там как живой, только, конечно, уже довольно старый. – Старый – это хорошо, но ты все равно особо не геройствуй, – прокомментировал Антонов. Вернувшись в шестьдесят девятый год, я спросил у Веры, как она себя чувствует. – Тоже заметил? – хмыкнула супруга. – Да, у Танюшки месяцев через восемь будет братик. Или сестричка. – Как назовем? – поинтересовался я. – Если мальчик, то Васей, а если девочка – то Настей. У меня тут же зашевелилась мыслишка – пожалуй, если и летать в космос, то только три раза, не больше. Мало ли, вдруг Вера Михайловна слегка запуталась в сонной арифметике и мне суждено не вернуться не из пятого или шестого, а из четвертого полета? Ну вот не нравится мне название «Площадь Скворцова», и все тут. Пусть остается, как сейчас, площадью Калужской заставы. И памятников мне не надо, еще снесут во время какой-нибудь перестройки. Или переименуют, такое, кажется, тоже бывало. Но на этом мои мысли о будущем были прерваны – вернулись тетя Нина с дядей Мишей, причем вместе. Теща предупреждала, что они задержатся, так что мы не волновались. – Ну, дети, – торжественно заявила Нина Александровна, – поздравляю, у нас скоро будет дача. – Ура! – вполголоса, потому что Танюшка уже спала, завопила Вера. – А зачем она нам? – Затем, чтобы ваши дети были не как ты, впервые гриб увидевшая на тринадцатом году жизни. Здесь все-таки город, хоть и на берегу речки рядом с лесом. Тем более что через Пахру за институтом уже строят еще один мост, говорят, и тот берег будут застраивать, тогда мы вовсе окажемся в центре. – И где это будет? – поинтересовался я. Меня Октябрина тоже пыталась втянуть в дачный кооператив, но я тогда отмахнулся, было не до всякой ерунды. – Семенково, это там, где Калужское шоссе примыкает к Варшавскому. Рядом большой лес, речка, правда, совсем маленькая, а неподалеку Вороновские пруды, там вообще, кажется, цековские дачи. – Не цековские, а совминовские, – уточнил дядя Миша. – Но эти тоже не лыком шиты, знают, где поселиться. В общем, места там хорошие. Мы записались на участок двенадцать соток и дом за девять тысяч. Но это еще можно переиграть, если у вас вдруг с деньгами не очень. Мы с матерью потянем только тысячи четыре, не больше. – С деньгами у нас все нормально, – уточнил я. – А вы туда от нас не сбежите? – на всякий случай решила слегка испугаться Вера. – Дочь, да как у тебя вообще язык-то повернулся такое ляпнуть, – возмутился дядя Миша. – Будем там с внуками сидеть, чего им, мля, в городе-то летом маяться. А потом одно за одним пошли невероятные события. Первое нас с Верой еще не очень потрясло, хотя, конечно, ввергло в недоумение. Тетя Нина достала из сумки бутылку кагора, выставила ее на стол и заявила: – Я, конечно, пьянства не одобряю, но по такому поводу можно слегка себе позволить. Вить, для тебя лимонад есть, Миш, доставай его. И тут случилось второе событие, аналогов которому не было и не могло быть. Дядя Миша достал не одну, а две бутылки лимонада, торжественно объявив: – Все, я теперь как Витя, тоже не пью. Хватит, выпил уже свое. Так что вы, женщины, давайте без нас.