Микки Спиллейн Фактор Дельта 1 Розоватый свет падал на стены странными горизонтальными полосами. Было какое-то нереальное ощущение, как будто ты открыл глаза под водой и смотришь на небо. Свет переливался и плыл, не фокусируясь, как в таинственном, гипнотическом сне. Даже приглушенные звуки, колыхавшиеся на волнах света, были неясными и далекими, пока из них не сформировалось слово, которое я узнал: «Морган». Я приоткрыл глаза и увидел, что световой узор на белые стены отбрасывали жалюзи, а звуками были голоса, ведущие негромкий серьезный разговор. Я все понял. Они бы до меня не добрались. Ни полиции, ни важным ведомствам на государственном бюджете, ни частным ищейкам, охочим до вознаграждений, — никому не удалось и близко ко мне подобраться. Невольно помог им этот угнавший машину сопляк, который, удирая от полиции, врезался в витрину и задел при этом меня. А слишком бдительный врач во избежание неясностей взял отпечатки пальцев у пострадавших и передал их в ближайший полицейский участок. Тут-то они меня и сцапали. Теперь они выясняли, кто будет опекать рейдера[1]Моргана, а рейдер Морган - это я. Я лежал, слушал и посмеивался про себя, не показывая виду, да и показать было бы сложно, слишком болело лицо. Наблюдая за ними сквозь чуть-чуть приоткрытые веки, я ощущал, как постепенно оживаю. Когда отошла онемевшая рука и почувствовался холодок металла на запястье, я шевельнул рукой: она прикована. «Все предосторожности приняли, — подумал я ехидно, — солидно подстраховались». В голосе доктора звучало сдержанное раздражение. — Вы можете обеспечить достаточную охрану этой комнаты, не обязательно приковывать его к кровати, мистер Райс. Это пятый этаж, окна зарешечены, снаружи охрана, а мой пациент не в состоянии двигаться. По крайней мере, пока. Скука приходит рано к настоящему полицейскому. С цивильными он объясняется спокойно, по-отечески снисходите л ьн о: — Это не просто пациент, доктор. Это Морган. — Я знаю, кто он. Не я ли его вам нашел? — Да. И за это вам будет объявлена благодарность от нашего управления. Насколько я понимаю, речь идет также и о вознаграждении. — Плевать мне на вознаграждение, мистер Райс. Я требую, чтобы над моим больным не издевались. — Простите, доктор. Медицина продолжала наступать. — Если надо, я смогу вас и заставить… — Ни в этом случае. — Именно в этом случае, — многозначительно сказал доктор. — К чему поднимать волну? — спросил полицейский чин. — Я ведь тоже могу нажать где надо. Послушайте, я еще раз повторяю, этот человек опасен. Это совсем не то что обычный бандит, чье поведение всегда можно просчитать, такой для нас не проблема. Этого человека нельзя отнести ни к одной из известных нам антисоциальных групп, работа с которыми подчиняется логике. Этот тип из другой эпохи. Мы даже не можем его классифицировать по существующим критериям. Вы знаете его прозвище? Помолчав немного, доктор ответил: — Рейдер Морган. — А знаете почему? — Нет. — Помните еще одного Моргана? — Только пирата. Как родитель, довольный правильным ответом своего отпрыска, Райс заметил удовлетворенно: — Совершенно верно, доктор. Он тоже пират своего рода. А с пиратами не справиться одними полицейскими силами. Понадобились флоты и армии, чтобы уничтожить их. Это была особая порода людей, рожденных командовать и пользовавшихся безграничным уважением своих подчиненных. Они жили по своим законам и почти превратились в самостоятельное государство, собравшее фантастические богатства и державшее в страхе полмира. — Он помолчал и добавил: — Вот и он такой. Доктор подошел к окну и приподнял жалюзи. — Хочу заметить, мистер Райс, что в своем историческом экскурсе вы забыли кое о чем упомянуть. — О чем же? — Некоторые из тех, кого вы называете пиратами, были каперами, уполномоченными одним государством грабить другие. Они получали каперские свидетельства от правительств и были в большом почете в своих странах. Полицейский улыбался. Я не мог видеть его лица, но был уверен, что это так. — Вот именно, доктор. Вот чего мы опасаемся. Обыкновенный преступник не мог спланировать и осуществить хищение сорока миллионов долларов. Он не выдержал бы всех тех усилий, которые мы приложили, чтобы узнать, где он припрятал такую неимоверную добычу. У него не хватило бы изобретательности бежать из камеры одиночного заключения в особо охраняемой тюрьме и оставаться на свободе в течение трех лет. Райс откинулся на спинку стула и сказал: — Допустим, он мог быть капером, доктор. Довелись противнику запустить в нашу страну достаточное количество таких каперов, представляете, каков был бы урон? «Болван», — так и просилось сорваться с моих губ. Доктор очень медленно повернулся и подошел ко мне. Я закрыл глаза. — Это лишь предположение, не так ли? — спросил он. — В наши дни нам довольно часто приходится опираться на предположения. Вы, вероятно, знакомы с подробностями этого дела? — Я знаю только из газет. Из вашингтонского монетного двора был отправлен груз в Нью-Йорк, не так ли? — Сорок миллионов долларов в банкнотах. Понадобился бы средних размеров сундук для такой уймы денег. — Не очень-то хорошо вы охраняете народные денежки. — Они хорошо охранялись. — Да неужели? — съязвил доктор. Райс ответил не сразу, в его голосе звучало раздражение: — Преимущество всегда на стороне нападающего. — Не пытайтесь оправдаться, мистер Райс. Вы его уже однажды поймали. — При нем было найдено двенадцать тысяч из похищенных банкнот. Он даже не успел ничего истратить. — Насколько я помню, его задержали по чистой случайности. Райс хмыкнул: — Удивительно, как часто случайности, как вы выразились, играют нам на руку. В пансионе, где он жил, агентами казначейства была проведена облава. Искали наркотики у одного из жильцов, а нашли кое-что почище. Мы убили двух пташек одним камнем. — Очень похвально. Что же вы его не удержали? — Вот теперь мы от него и узнаем, как он удрал. Если он сбежал из тюрымы, то отсюда ему сам Бог велел. Поэтому наручники останутся, доктор. — Если это не будет мешать его лечению, мистер Райс. Помните об этом. Я открыл глаза и посмотрел на медика. Он наблюдал за мной с особым интересом, видя во мне и пациента, и необычную особь. Однако его лицо выражало твердость, которую не могло поколебать никакое полицейское управление. — Так его, док, — сказал я. Райс вскочил со стула, и в поле моего зрения смутно обрисовалась крупная фигура в сером костюме, но только на мгновение. Все это меня утомило, и я опять погрузился в приятную сонную пустоту, где не было боли, а вокруг порхали очаровательные девушки. Тот свет — это только передышка от этого. Да и то чересчур короткая. Пробуждение было резким, и потому особенно неприятным. Ситуация четко обозначилась во всех деталях. Боль ушла, немного ныли мышцы и покалывало кожу там, где были наложены швы. Но такое случалось так часто, что уже не беспокоило. Левая рука все еще была прикована к кровати, ею можно было слегка двигать, но не более того. В комнате находились трое. В каждом чувствовалась та особая собранность, которая отличает профессиональных полицейских чинов. Это были: Райс, представитель Центрального разведывательного управления из Вашингтона; Каргер, возмутитель спокойствия из казначейства, и высокий, плотный мужчина в помятом костюме, под которым четко просматривалась кобура. Весь его вид не вызывал сомнений, что он представляет полицейское управление Нью-Йорка. Ему явно претило любое покушение на его прерогативы, и было видно, что он этого не потерпит. Он получал приказы, выполнял их, но это отнюдь не доставляло ему удовольствия. Когда доктор вошел в комнату, полицейского представили как инспектора Джека Догерти. Я понял, что этот чин назначен самим мэром представлять прокуратуру в столь особом деле. Похоже, лечили они меня по высшему разряду. Доктор первый заметил, что я пришел в себя. Он как-то странно усмехнулся. — Прошу прощения, господа. — Он склонился надо мной, по привычке проверил пульс, приподнял веко, заглянул в глаз и спросил: — Как вы себя чувствуете? — Как сорок миллионов. — Надеетесь их истратить?