– У меня досадное ощущение – как в игре в подкидного, когда выясняется, что противник подглядывал в твои карты. И снова уткнулся в отчет, произнося вслух из текста, в этот раз уже акцентируя: – «…из чего следует, что во время переговоров американский президент знал о сверхъестественной сути происхождения крейсера». Оторвался от чтения, поглядев поверх очков: – К чему такие сложности в очевидных фактах? Не знали бы, не затеяли эту маленькую войну. И естественно, продолжали сомневаться, зондируя и по дипломатическим линиям. Все это уже не имеет значения. …Так, что тут дальше, «…сопоставляя дату, совпавшую с демонстрационной акцией советских подлодок вблизи берегов Соединенных Штатов, можно отметить, насколько риторика абонента изменила характер на более лояльный». Генсек вернул бумаги, было видно, что на последних строчках заметно оттаяв: – А Рейган-то на поверку оказался немного трусоват. А? Вашингтон. Белый дом – Я всегда знал, что вы не любите русских, но уж позвольте президенту Соединенных Штатов – человеку на первых ролях в государстве, не любить коммунистов больше всех, – Рональд Рейган, как всегда сумев вложить в заготовленную фразу максимум патетического юмора, морщинисто улыбнулся, ожидая аналогичную встречную реакцию. Однако тот, к кому обращался хозяин Белого дома, оставался холодно серьезным, чуть двигая желваками, оттого казался даже злым. Поэтому президент перешел на более деловой тон: – Мистер Бжезинский, этот чертов «Kirov» полностью оправдал свое заявленное звание – «убийца»! Наши моряки понесли неоправданные потери, и у них просто-таки чешутся кулаки! Но военные слишком однолинейно и грубо мыслят. Есть мнение, что такой тонкий политический стратег, как вы, им не помешает. Придумайте там, в азиатском регионе, для «красных» хитрую бяку. Единственное… знаете, как оно нередко случается – мы полезем на рожон, они тоже не остановятся… и не приведи Господь! Ради бога, мистер Бжезинский, помня вашу нелюбовь к «комми», не доведите… – Я не больше, чем кто-либо другой, стремлюсь сгореть в ядерном пекле, – позволил себе неучтивость недавний советник по нацбезопасности. – Ради бога, – лишь поморщившись, что его перебили, Рейган закончил фразу, – не доводите дело до крайностей. – Господин президент, сейчас не май шестьдесят второго – ракет на Кубе, нацеленных на Флориду, нет. Прямой угрозы мгновенной конфронтации нет… – А советские подлодки в ближней, континентальной зоне у наших берегов? – Я ознакомился с подробным отчетом морской разведки – это был удачный намек мистера Горшкова. Но погрозив пальчиком, большая часть «красных субмарин» ушла. Я уверен, русские не решатся лезть в большую драку. У них сейчас хватает экономических и других проблем, чтобы не лезть в бутылку. И мы можем… и должны действовать жестко, натурально, иначе Кремль не проникнется. – Вы гарантируете, что вашими… м-м-м… стараниями солдафоны не доведут дело до ядерной войны? Бжезинский лишь снисходительно скривился, но одумавшись, утвердительно кивнул. – В таком случае я подпишу за вами особые полномочия, – почти торжественно огласил Рейган. А сев за стол, раскрыв необходимые бумаги, вполне искренне добавил (пожалуй, склонившись в конце на восклицательные знаки): – Есть в этом что-то безнравственное – столь быстро утратить упорство. Мы не можем просто так отступить. Иначе мы – не мы! Камрань. Пункт материально-технического обеспечения советского военно-морского флота Ославленный до первых полос западной прессы «Красный пират», фигурирующий в штабе Тихоокеанского флота США не иначе как «бандит» и «убийца авианосцев», сейчас нисколько не соответствовал этим названиям-эпитетам, уныло поддымливая из трубы, сурово нахохлившись своими боевыми повреждениями, притихнув у причальной стенки. Два полуострова, охватывающих бухту Камрань с севера и юга, образовывали удобные внешний и внутренний рейды, закрывая их от волн и ветров. Акваторию гавани едва рябило утренним бризом, да порой убывающий в патруль МПК[13] чрезмерно резво набирал ход, пуская волну… что разбивалась о ватерлинию равнодушных к таким мелочам многотоннам водоизмещения тяжелого крейсера. И лишь регулярные приливы-отливы «почесывали» серый борт о кранцы. Утро. «Восемь» по местному Откричало привычное, традиционное «на флаг и гюйс – смирно!», однако подправленное к новым реалиям – кормовой флагшток принял советское военно-морское полотнище, как никогда и не расставался. То же самое и в выстроенных шеренгах личного состава – все шевроны с надписью «Россия» спороты, все, что положено, заменено на «СССР». Снова слышится команда – строй утреннего осмотра сломался, рассыпался, разбегаясь по поставленным задачам. Капитан 2-го ранга Скопин Андрей Геннадьевич отошел к срезу борта, на ходу чиркая спичкой, прикуривая на пробу папироску (ради интереса «стрельну?л» у местных расхожую нынче «Приму» – бесфильтровое недоразумение, почему-то названное «сигаретами»). Курил редко, но курил – от нервов, с психу, иногда и еще реже за компанию, когда компания под выпивку. Сегодня? Сегодня курил от того, что вымотало, упарило, в общем, задолбало… или с приставкой «под» – подзадолбало! Оставшись за командира на крейсере, кавторанг, как положено, нес эту ношу «временно исполняющего обязанности», но по привычке постоянно срываясь на свою собачью должность старпома, влезая во все дыры (не затычкой, конечно). Ну а как иначе, если служба была не совсем служба, а черт знает что! Никакой тебе эталонной крейсерской организации, а сплошной бардак! Докурил. Бычок… в другой бы раз, честно, воздержался, но морская рябь под бортом обильно колыхалась всяким мусором – там и растворился окурок. Еще совсем недавно, только-только по приходе в Камрань, вода в бухте была почти идеально прекрасна той экзотической тропической лазоревой прозрачностью… Теперь же, вследствие возросшего судодвижения, грузо-разгрузочных работ, слива всяческих машинных отработок, акватория оказалась в отвратительно загаженном состоянии – покрытая масляными разводами, грязноватой пеной, не тонущей деревянной щепой… а добавить к этому регулярные гранатометания службы ППДО[14], то еще и непонятно чем со дна бассейна. Лицо кавторанга осветила легкая улыбка, всплывшим в памяти забавным эпизодом. Практически с первых же дней, едва встали на бочку, заговорили о возможности диверсий, вспомнив, что во время вьетнамской войны именно в бухте Камрани разворачивались тайные операции с применением боевых пловцов, вплоть до специально обученных дельфинов. И на самом деле – обстановка была весьма накалена, так как поступали какие-то подозрительные сведения и от собственной разведки, и с вьетнамской стороны. Вооруженная вахта ППДО крейсера была постоянно начеку. Буквально на третий день спецбортом от Черноморского флота прибыла группа боевых пловцов, как контрмера против вражеских диверсантов. Впрочем, как сказал их командир – невысокого роста усатенький чернявый одессит со звездочками кап-три[15]: – У нас не говорят «боевые пловцы». Мы привыкли говорить, как в руководящих документах: водолазы-разведчики. «Черноморский гость», естественно, осмотрел зону ответственности: пирсы, прилегающую акваторию, прошелся по кораблю, заговорил с командиром подразделения морской пехоты «Петра» о непосредственном взаимодействии ППДО крейсера с его пловцами. А тут как раз боец вахты (все как положено – в бронике, каске, с автоматом), бдящий на срезе у полубака, вдруг заметил в воде под бортом что-то подозрительное! Ни минуты не раздумывая, сдернул с плеча «калаш», лязгнул затвором, внимательно выцеливая вниз! Мгновением передумал, вытянул гранату, дернув чеку, метнул! Ухнуло! И все это на глазах у выпучившего бельма капитана-пловца: – Вашу ж мать! Да тут врага не надо! Ваши дятлы всех моих поглушат как рыбу![16] В общем, противодиверсионная служба была организована гибко, в круглосуточном режиме, по скользящему графику задействуя и пловцов, и производя с катеров профилактическое, но плотное бомбометание, с расходом боезапаса до двухсот единиц ежедневно. * * * День вступал в силу. Прогудел рейдовый водолазный катер, отошедший от соседней стоянки. Мимо к отдаленным плавпричалам, где были устроены складские площадки и смонтированы транспортеры для сыпучих грузов, исключительно неторопливо брел просевший по самую грузовую марку «битюг»-транспорт. Узким «горлом» с внешнего рейда, подправляемый буксиром, показался боевой корабль, пока еще плохо опознаваемый, но уже заявленно потрехствольно топорщась двумя носовыми башнями. «Кто это там? Судя по всему, артиллерийский крейсер!» – Рука Скопина самопроизвольно дернулась к отсутствующему биноклю. Командование ТОФ стягивало в Индокитай серьезную группировку. Многие корабли сразу вступали на боевую службу, оставаясь на внешнем рубеже вокруг полуострова, «заглядывая» в гавань лишь по материально-техническим нуждам – в основном залиться от танкеров. Как правило, их командиры не рысачили подобно давешнему «эмпэка» – в пирсовой зоне вели себя степенно, с «любопытством» и уважением салютуя «Пете-громиле», «Пете-ветерану» сигнальными флагами. С приходом тяжелого крейсера, скажем, БПК (большие противолодочные корабли) теперь на «большие» не тянули. «А этот потянет тысяч на пятнадцать тонн», – на глаз определил Скопин – входящий во внутреннюю гавань серый красавец наконец показал свою ютовую часть, где явно поздней достройкой-коробкой плохо вписывался в архитектуру корабля вертолетный ангар. – А-а-а! По всей видимости, «Адмирал Сенявин», и вроде под адмиральским флагом, – углядел-догадался-пробормотал капитан 2-го ранга. – КРУ (крейсер управления), а значит, еще какое-то начальство пожаловало. «Петр Великий» стоял у одного из бетонных причалов, построенных еще американцами, когда они тут хозяйничали во время «вьетнамской». Со стороны берега слышалось беспрестанное тарахтение дизель-генератора, питающего водонасосную станцию. С водой на полуострове напряженка – местные источники еще толком не освоили и фактически весь запас пресной был в пришедшем из Владивостока танкере. Существовал строгий график ее подачи на корабли с установленным суточным расходом. К пристани и непосредственно к крейсеру тянулись дополнительные полевые магистрали трубопроводов. В корне пирса, где было устроено классическое КПП и прохаживались «штыки» – часовые бригадного караула, произошел утренний развод… отъезжал, надрывно газуя, «уазик».