— Да тьфу на вас! — Саш, я про него, не про себя. — Всё равно! Господи… Да что вы за люди такие, в шоу-бизнесе вашем сраном… — Обычные люди. Взрослые. Просто ты никак не повзрослеешь. До дома доезжают быстро, холл Сашка пересекает чуть ли не бегом, дожидается Всеволода Алексеевича, никуда не спешащего, уже у лифта. Вот же тоже, кругом чужие глаза. Охранники, девочки на ресепшн. А она зарёванная. Нравится Туманову так, что ли, всю жизнь на виду? Даже пореветь нельзя. Зайдя в квартиру, сразу идёт в ванную, но к её удивлению, за ней тут же входит Туманов. — Что? Вам в туалет? — Нет, — он закрывает крышку унитаза и усаживается сверху. Сашка смотрит на него во все глаза. Что ещё за фокусы? Крышку, кстати, так и сломать можно, тушка-то под сто килограммов. — Умывайся или что ты там собиралась делать? Я посижу, посмотрю. — Зачем?! — Затем, что, если тебя оставить тут одну, ты будешь ещё полчаса реветь над краном. Воду переводить, опять же. Потом счета за коммуналку бешеные. Да шучу я! Про коммуналку, по крайней мере. Саша, правда, прекращай. Ничего страшного не случилось. Никто не умер. Даже драки не было, а жаль. Я невовремя пришёл, а то ты им бы врезала… Представляю заголовки завтра! — Не смешно! Я больше не пойду с вами ни на одно мероприятие! Я теперь понимаю, почему Зарина дома сидела! Зоопарк! — Этот зоопарк долгое время был моей профессией. И снова напоминаю тебе, что ты влюбилась не в мясника на рынке. Так что и профессия тебе, очевидно, нравилась. Всё, закрывай кран, вытирайся и пойдём искать, чем меня кормить. Я, между прочим, так и не поужинал. Сахар сейчас ка-а-ак рухнет! И делает «страшные» глаза. Сашка невольно усмехается. Он прав, сама выбрала артиста. А не мясника с базара. После ужина они устраиваются в кровати, Сашка с телефоном, Всеволод Алексеевич с планшетом. Ещё и телевизор фоном трещит. Сашка гуглит всё ту же вечеринку, пытаясь понять, чем закончился вечер. И чем больше гуглит, тем меньше ей нравится найденное. Но делиться информацией с сокровищем она не спешит. Пока он сам вдруг не охает. — Ах вот оно что… А я-то думаю… Ты представляешь, Сашенька, эти мерзавцы, Яшины родственники, билеты продавали. Все люди за круглыми столами не были гостями, они были зрителями. Которые покупали билеты на вечеринку. А мы с тобой, ну и Яша, понятно, были в роли развлечения для публики. Вот откуда очередь фотографироваться как в мавзолей. И вот почему угощение скромное и водка палёная. Они на всём экономили, чтобы выручки побольше осталось. Сашка мрачно кивает. Она тоже успела прочитать ту же статью, оперативно написанную кем-то из журналистов прямо с места событий. — Ни стыда, ни совести у ваших друзей. Я же говорю, зоопарк, а вы там в роли обезьянки. — Саш, там из моих друзей только Яша. А он вряд ли уже на что-то влияет. — Вот. Ещё и над ним поглумились. Твари. Всеволод Алексеевич тяжело вздыхает. — Твари, Сашенька. Но я сделал всё, что мог, всё, что от меня требовалось. Остаётся только молиться. За здоровье Яши и за себя. Чтобы не оказаться на его месте. Безвольной куклой на потеху публике. — Смею надеяться, вам с окружением больше повезло, — ворчит Сашка, откидывая телефон в сторону, после чего забирает у него планшет. — Всё, закончили чтения на сегодня. — И чем займёмся? — хмыкает Всеволод Алексеевич. — Воплощением смелых мечтаний журналистов? — Чего? — Ну я про «скорое пополнение в звёздном семействе»! — Да тьфу на вас! — А что такого? Дело было вечером, делать было нечего. К тому же я вишнёвые презервативы не люблю, а других не завалялось! Сашка ржёт, уткнувшись ему в плечо. И он смеётся. А о бедном Якове Моисеевиче лучше просто не думать. Хотя бы сегодня. Ненужная мудрость К стоматологу Сашка записалась сама. Абсолютно спокойно записалась, как только заметила, что внезапно прорезавшийся зуб мудрости раздражает десну. И саму Сашку тоже раздражает. Изучила ситуацию в зеркале ванной комнаты, пожала плечами и полезла в телефон, искать ближайшую стоматологию. Дел-то! Всеволоду Алексеевичу даже говорить ничего заранее не стала. Не из скрытности, секретов от него у неё не было по-прежнему. Просто не сочла повод значимым для обсуждения. В назначенный день с утра и сообщила, за завтраком. — К стоматологу сегодня пойду. Побудете один часик-полтора? Или со мной пойдёте, прогуляетесь? Всеволод Алексеевич аж ложку откладывает, которой остатки творога из баночки выковыривал. Смотрит на Сашку странно-странно. — Куда ты пойдёшь? Зачем? А почему мне не сказала? А в Москве ты сказать не могла, там есть хорошие клиники, у меня полно знакомых. Сашка вопросительно поднимает брови. — Всеволод Алексеевич, всего лишь зуб мудрости. От них надо избавляться сразу, пока разваливаться не начали. Это не протезирование, не импланты, ничего особенного. Дел на полчаса. Так пойдёте со мной? — Нет уж, избавь меня от таких впечатлений. Погуляем лучше вечером, в каких-нибудь более приятных декорациях. Нет так нет, Сашке даже проще. Быстренько собирается, убеждается, что термокружка у Всеволода Алексеевича полная, сахар в норме, очки под рукой, настроение удовлетворительное. С утра вроде веселее был, а теперь как-то подзавис. Но с ним бывает. — Не скучайте, я быстро. Что-нибудь по дороге купить? Малины хотите? Я видела, уже продавать начали. Ага, я куплю. Поцеловала в седую макушку и усвистела. В кабинет врача Сашка входит без излишнего трепета. Мокрые ладошки и гул бормашины остались в далёком детстве, а переминающаяся от волнения девушка в приёмной, ждущая, видимо, второго доктора, вызывает недоумение. Сейчас новые технологии, новые методы обезболивания. Были бы деньги. Коллега в белом халате приветлив и дружелюбен. Сашку не знает, хоть посёлок у них и маленький, но слишком уж в разных сферах они работают. Задаёт традиционные вопросы про переносимость анестезии, объясняет, что будет делать. Сашка машинально кивает, думая совсем о другом. Всеволод Алексеевич жаловался, что новые иголки для глюкометра слишком больно колют. Надо зайти на обратном пути в аптеку и купить ему другие. Колют они все, разумеется, одинаково, просто чувствительность у сокровища обострилась или покапризничать захотелось. Но надо найти другую упаковку, с другим дизайном. В этот момент врач вкалывает обезболивающее, и Сашка недобрым словом вспоминает его родственников до пятого колена. Однако, в детстве молочные зубы рвать было не так больно, как анестезию терпеть. Может, лучше бы и вовсе без неё? И денег бы сэкономила Всеволоду Алексеевичу. Его же деньги. Теперь все деньги, на которые они живут, его. Мысли утекают в новом направлении, финансовом. Сейчас они со Всеволодом Алексеевичем уже не выясняют, кто кому больше должен, но Сашке по-прежнему не нравится ситуация, когда приходится тратить его деньги на себя, как сегодня. Несколько раз она порывалась найти себе источник дохода. Какие-нибудь разовые платные консультации на худой конец. Но ничего не получалось — он заболевал аккурат в тот день, когда у Сашки была назначена встреча. Как специально. Впрочем, его физическое состояние так тесно связано с эмоциональным, что ничего удивительного. И Сашка отменяла все консультации, переговоры и саму идею найти подработку. — Не больно? Сашка мычит что-то похожее на «нет». — Сейчас может немножко тянуть. Да рожай ты уже быстрее, господи. Сашка некстати вспоминает, что вчера вытащила размораживаться куриный фарш. Надо на вечер котлеток паровых сделать, Всеволод Алексеевич их любит. Обед у неё с вечера приготовлен. Про малину не забыть, обещала же уже. Сашка приоткрывает глаза. Закрывала не от страха, просто неприятно физиономию чужого мужика так близко наблюдать. Ладно бы мужика не чужого, да… Интересно, получился бы из Всеволода Алексеевича стоматолог? Нет, вряд ли. Из него в принципе бы врач не получился, он вида крови не переносит и чужие эмоции на себя принимает, не дай бог такого врача. А кем бы он мог быть, кроме как артистом? Педагогом? Наверняка, терпения ему не занимать, что-то объяснять, делиться опытом он любит и умеет. Все профессии, связанные с точными науками, мимо, он стопроцентный гуманитарий. А его рассказам про работу на заводе пусть верят зрители Первого канала. Да что ж так долго-то… Сашка ничего не чувствует, кроме давления на челюсть. Тянем-потянем, вытянуть не можем. Не кормили тебя в детстве, что ли, доктор? Шёл бы в терапевты. Зачем тебя в ортодонты понесло? — Всё, теперь будем шить. У Сашки изгибается бровь. Шить? Всё так плохо? Нет, ей-то всё равно, она ничего не чувствует. Ладно, не забыть в аптеке ещё обезболивающее купить. Завтра может быть неприятно, если со швами. А дома у них только парацетамол и более серьёзные лекарства Туманова, ей такие пока не надо. Из кресла Сашка вылезает с чувством облегчения. Пора заняться более полезными делами. Доктор объясняет, что ей сегодня можно, а чего нельзя, Сашка слушает вполуха. Сама медик, понимает, что жрать, пока не пройдёт анестезия и не вернётся чувствительность, не стоит. Кивает, благодарит, слегка шепелявя, и идёт в приёмную расплачиваться. Счёт, надо сказать, не радует. Ещё меньше радует мысль, что Всеволоду Алексеевичу придёт смс-ка с уведомлением. Сашка быстренько забегает в аптеку, тыкает пальцем в нужные лекарства и коробочку с иглами. Разговаривать совсем не хочется, но аптекарша понимающе кивает — рядом со стоматологией работает, привыкла. Бабушка, торгующая малиной, тоже на месте, Сашка покупает лукошко и, подумав, ещё одно. Всеволод Алексеевич не может есть в одиночку, и ему плевать, что Сашка не большой любитель ягод. Ему надо разделить удовольствие с кем-нибудь. Ну всё, можно домой, кормить сокровище обедом и готовить котлетки на ужин. А вечером на прогулку с ним пойти, можно к морю спуститься, давно не были. Всеволод Алексеевич встречает её у калитки. Сашка замечает его ещё издали и прибавляет шаг. Что-то случилось? А почему не позвонил? Уже полдень, на улице жарко, и он не под навесом, в тени, а на самом солнце стоит. — Вы чего, Всеволод Алексеевич? Получается не очень внятно, но смысл он понял. — Ничего, — забирает у неё пакеты. — Тебя ждал. Как ты себя чувствуешь? — Нормально я себя чувствую, — Сашка пожимает плечами. — Что вы распереживались? Всего лишь стоматолог. Даже не гинеколог. — У гинеколога так же больно? — настораживается он. — Господи, нет… Там неприятно! Фу, ну и темы для обсуждения. Пойдёмте обедать. — Ты бледная. — Я всегда бледная. Зато вы сгорите на таком солнце. Пошли домой! — А тебе можно кушать? — Нельзя, я вас покормлю. Потом сама поем.