Тот схватил петарду и засунул ее себе в рот. «Звездное печенье». Кремень его зажигалки щелкнул в последний раз. 47 Никогда дождям, обрушившимся на окрестные поля, не смыть чудовищных трагедий, случившихся здесь несколькими годами ранее. Люси сложила руки на руле и с облегчением глубоко вздохнула. Все кончено. Сидящая рядом с ней Манон с самого их отъезда смотрела на лежащий у нее на коленях листок бумаги. Голова страшно болела, глаза жгло. Она утерла слезы, бегущие по щекам, и с горечью произнесла: – Нет, только не Фредерик… Только не мой брат… Ну скажите, что это всего лишь дурной сон… Люси бросила на нее взгляд, полный усталости и сострадания, боли и отвращения, и в который раз начала: – Мне бы очень хотелось, Манон… Мне бы так хотелось… Но… он был частью Профессора, одним из тех, кто совершил эти преступления. Придется с этим жить… Мне очень жаль… Манон взглянула на свои узкие дрожащие ладони, она больше не могла их контролировать, эти руки хотели рвать, бить, разрушать… – Нет… Нет… Нет… – твердила она. После долгого колебания она опустила веки, сделала глубокий вдох и скомкала листок с описанием событий последних часов, этой череды совершенно безумных фактов. – Что ты творишь? – удивилась Люси, потратившая немало времени, чтобы все записать. Манон открыла окно и в порыве отчаяния выбросила скомканную бумажку. Ее тут же подхватил ветер. – Но Манон! Зачем? Зачем? – Только не Фредерик… Только не он… Она обхватила голову руками и закричала: – А как вы хотите, чтобы я к этому отнеслась? Что мой собственный брат… причастен к смерти моей сестры? Что он сам ее убил? Что ему разрезали грудь? Это… Это выше моих сил! Этого не мог бы пережить ни один человек на свете! Я любила своего брата! А он любил меня! Люси молчала. – Да скажите же что-нибудь! – крикнула Манон. – Хоть что-нибудь! Лейтенант полиции почувствовала, что к глазам подступают слезы. – Что ты хочешь, чтобы я тебе сказала? Что ты права? Что ты ошибаешься? Я… да, черт побери, Манон, я же не Господь Бог! Теперь к слезам Люси прибавился возмущенный тон. – Не я буду строить твое будущее! Не я буду руководить твоими решениями! С одной стороны, ты можешь предпочесть не знать. Тебе достаточно просто записать несколько слов, которые могут все изменить. Выучить, что Профессор был худшим из убийц, свихнувшимся психом, который покончил с собой! Что у этой истории хороший конец, как в кино! Какая разница! Зато на душе у тебя будет спокойно! Прежде чем продолжать, Люси глубоко вздохнула: – Но с другой стороны, у тебя наконец появилась возможность узнать правду, понять, почему убили твою сестру и всех этих несчастных. Ведь такова была твоя цель? Ведь ты уже больше трех лет изводишь себя этим преследованием? «MemoryNode», твои шрамы, твои поиски и бессонные ночи! Я чуть было не погибла ради тебя! Чуть не оставила после себя двух сирот! Можешь себе представить? – Я… – А сегодня ты можешь узнать правду, не твою личную, не выдуманную, а настоящую, и ты отказываешься? Ведь ты сама говорила, что мы – это наши воспоминания, что именно они оправдывают нашу жизнь! Кем ты будешь, Манон, если придумаешь себе фальшивое прошлое? Манон попыталась сдержать рыдания. Мысли и чувства сменялись с ошеломляющей быстротой. – Я… Я, наверное, и так уже живу прошлым, которое мне не принадлежит, которое я придумала себе, чтобы… чтобы все было хорошо… Я как будто нахожусь… в каком-то пузыре… Все, что крутится вокруг меня, возможно, никогда не существовало… Я не знаю… Я уже ничего не знаю… На сей раз Люси больше не нарушила молчания. Медленная анестезия забвения вновь окутает молодую девушку, уведет ее прочь от реального понимания природы вещей. У нее не останется никакой травмы, ни малейшего воспоминания. Только ощущение пустоты – в общем-то, умиротворяющее ощущение. Что с ней станет? За кого она ухватится, не имея поддержки брата? Будет ли продолжать преследовать Профессора, ходить по кругу, проживать одну и ту же бесконечную историю? Люси испытала яростное желание сокрушить все в этом таком несовершенном мире. В свете ее фар возник дорожный щит с надписью: «Кан, 129 км». – Можно попросить вас об одной любезности? – сказала Манон. – Я бы хотела заскочить в Кан. Мне необходимо повидаться с матерью… Она взглянула на Люси. – Голова болит… Почему я плакала? Что все это значит? А вы? У вас слезы на глазах… Почему? Лейтенант полиции вздохнула и утерла слезы: – Это долгая история… Потом расскажу… Манон принялась рыться у себя в карманах, в бардачке, в карманах на двери машины. – Мой «N-Tech»! Где он? – Сломан… Он сломался… – Сломался? Но… – Доверься мне… – с нежностью произнесла Люси. – Ты ведь знаешь, что можешь мне доверять? Правда ведь знаешь? – Я… Да, знаю… Так что насчет моей матери? Она нам что-нибудь приготовит, а потом поедем спокойно дальше. К тому же у вас очень усталый вид. Дальше поведу я. – Просто… Я очень спешу вернуться… Меня ждут близнецы… – Ах, близнецы! Да, я знаю, ваши дочурки… Люси хотелось взорваться, крикнуть, что Мари Муане давно гниет в земле, что ее дом продан. Что Манон следовало бы выучить про смерть матери, несмотря на страдания, на усилия, которые ей пришлось бы совершить. Что невозможно хранить в памяти только лучшее. Потому что жизнью заправляет худшее, которое закаляет людей и делает их сильными. – Я понимаю, – сказала Манон. – Ничего страшного… Приеду с Фредериком… Мы, кажется, уже давно не навещали ее. И она продолжала задавать вопросы, а Люси – вяло отвечать на них. Манон уже даже не помнила ни о том, что к расследованию подключился Тюрен, ни об их совместной поездке в Базель, и уж тем более о том, что он изнасиловал ее. Все пропало, бесследно исчезло куда-то… Однажды в ее жизни появятся другие Тюрены… И все начнется сначала… Спираль… Сама не зная почему, Люси вдруг подумала про страдающего синдромом Корсакова молодого Михаэля, единственным прибежищем для которого в конечном счете станет психиатрическая лечебница, где он будет жить в безопасности, как заверил Ванденбюш. Неужели и Манон, несмотря на свой ум и железную волю, тоже окончит свои дни в подобном заведении, среди шизофреников и самоубийц? Подавленная, растерянная, Люси все же ответила на звонок телефона, вибрировавшего на приборной доске. Кашмарек. Четверо остальных тоже арестованы. С Профессором покончено навсегда. А Манон, разглядывая себя в зеркале заднего вида, заметила: – Как забавно выглядят эти рыжие волосы… Иногда у меня и правда бывают странные желания… 48 В Дюнкерке Клара и Жюльетта бросились в объятия матери. Уставшая после бессонной ночи за рулем Люси нежно прижала их к себе. А ведь еще чуть-чуть, и она могла бы утонуть в пещере. Днем, по дороге домой, девчушки непрерывно болтали, наперебой рассказывая о маленьких событиях своей жизни. Люси слушала их, отвечала, но по мере того, как приближался Лилль, не могла не погрузиться в свои размышления. Одержимая Химерой, она опасалась возвращаться в свою квартиру. Припарковавшись возле подъезда, она сразу заметила студентов, которые курили под навесом крыльца. Она взяла близнецов за руки и, не поднимая головы, вошла в вестибюль. Как можно скорее оказаться дома, запереть дверь. Избавиться от необходимости встречаться с ними взглядом. Не сейчас. Все у нее внутри перевернулось. Она даже не обратила внимания на то, что среди студентов находился Энтони. Люси молча получила у консьержки новые ключи и заперлась на два оборота. Увидев разбитое стекло в шкафу, она почувствовала, что ей нанесен еще один, очередной удар. Она бросилась к шкафу, словно в глубине души надеялась на чудо.