— Вы понимаете, что творите? — ледяным голосом спросила она, захлопнув дверь. — Профессор и так не глупец, зачем добавлять ему лишних сомнений? — Хидден выполнил свою задачу, — угрюмо ответил Корнет. — Грифоны улетели, их не вернёшь. Он нам больше не нужен. — Этовамон больше не нужен, — повысила голос Сталь, — но вы не имеете права ни решать за всех, ни настолько распоясываться, позволяя своим эмоциям руководить вами! Она скрестила руки на груди и нервно обошла письменный стол, встав по другую его сторону от Корнета. — Я люблю её, а этот… — Не лю́бите! — перебила Сталь. — Ваши чувства раздуты и не имеют никакого отношения к доктору Саге. Вы влюблены в придуманный вами же идеал с её лицом, и теперь требуете, чтобы она соответствовала заданным параметрам. Вам нужен постер на стенку, а не живой человек. Живые, знаете ли, неидеальны. Они могут разочаровывать… — Сталь передёрнула узкими плечами. — Что, с чужими недостатками мириться не хочется? Как и с чужими желаниями, и с чужим выбором? — Она вздохнула, прислонилась бедром к краю стола и оставила свой учительский тон. — Знаете, Корнет, любить — это ещё и принимать человека, не стараясь его переломать под свои представления. А иногда и уметь отпускать. Позволять любимому идти собственной дорогой, раз он того хочет. А вы упали поперёк, вцепились зубами ей в шнурки и на что-то обижаетесь! — ворчливо закончила она. — Но он совершенно ей не подходит, — упавшим голосом сказал Корнет. — А вот это уж совсем не в вашей компетенции! — Тон Стали вернулся к прежней жёсткости. — В вашей компетенции — вот, — она сунула ему в руки пухлую папку, — данные обрабатывать. Идите работайте. Корнет распахнул дверь так резко, что едва не сшиб ею Раисмихалну с подносом в руках. Та качнулась назад, спасая поднос от удара дверью, стоящий на нём крепкий до черноты кофе щедро выплеснулся из высокой кружки, попав Раисмихалне на вязаный кардиган. — Куда летишь, удалая голова, набекрень панама! — забранила Корнета Раисмихална. — Хорошо, кофий остыл, пока я на пятый этаж влезла, а то бы обварилась по твоей милости! — Простите. Что же вы тут… — Корнет осёкся, словно в голову ему пришла какая-то неожиданная мысль. — Вы подслушивали, Раисмихална? — возмутился он. — Да нужны мне твои секреты, как собаке репей! — обиделась Раисмихална, и Корнету пришлось извиниться ещё раз. — А хочешь знать объективное мнение, — сказала она ему вслед, — так ты ей и того меньше подходишь! Раисмихална вошла в кабинет, прохромала к столу и водрузила на него поднос. — Ишь какой оказался — прям слабоумие и отвага! — проворчала она. — Ты уже в курсе? — удивилась Сталь. — А чего б мне не в курсе быть? Я тут всё знаю, от меня не утаишь. — Мне иногда кажется, Раисмихална, что ты всё узнаёшь быстрее самого Творецка… — Работа такая, — резонно заметила Раисмихална, тяжело присаживаясь на стул у торца стола. — Чего там этот шельмец — сильно новичку подкузьмил? Сталь вздохнула, села за стол, отпила остывшего кофе. — Я сказала Профессору, что, на мой взгляд, Хидден не из тех людей, кто станет усложнять и пробираться окольными путями. И Профессор согласился, что тот, скорее, будет действовать «в лоб» и совсем не изысканно — как и шутки свои шутит, как и на вопросы деликатные отвечает. — Сталь ещё раз вздохнула. — След, на который Корнет навёл Профессора — ложный. Но крупицу недоверия и сомнений он заронил, и это нехорошо… — А всё твоя вина. — Моя? Ну, Раисмихална, я у тебя во всём крайняя! — А нечего было мальчишку к Саге приставлять. Тут и так у всех крыша чутка подтекает, а у него вон какие эмоции! Вот нервы и сдали. Птенец он ещё зелёный, чтобы в руках себя держать во всяких таких вопросах. Так что расхлёбывай теперь, мать, чего он тут тебе наворотил! — Желторотый, — отпив кофе, уронила Сталь. — Чего? — не поняла Раисмихална. — Птенец желторотый, не зелёный. Раисмихална чуть отодвинулась от стола, словно плохо видела Сталь с такого близкого расстояния, демонстративно надела очки и смерила её сквозь них скептическим взглядом. — И у попугая-неразлучника не зелёный? — уточнила она. Сталь вновь вздохнула, но отвечать не стала. — Сага-то как? — помолчав, спросила Раисмихална, и Сталь опять не ответила, лишь ещё больше помрачнела. — У меня ведь белка ейная… — Чего-о? — Белка, — как ни в чём не бывало повторила Раисмихална. — Рыжая, с хвостом. Кисточки на ушах. Всю подсобку мне засрала. Коробку с архивными бумагами погрызла… Сага её вроде как скрывала, и вернуть эту белку я так запросто не могу — заподозрит. А выпустить — вдруг ума не хватит найти прежнее жильё? — Господи, у неё ещё и белка! — Сталь закрыла глаза и помассировала виски. — И куда её теперь? — Раисмихална, я, по-твоему, теперь ещё и белками должна заниматься? Отдай её Хиддену, он наверняка о ней знал, разберётся. *** Профессор шёл узкой, почти незаселённой улочкой, сбегающей вниз. Торжественный, одетый в лучший свой костюм, безукоризненно причёсанный, благоухающий строгим и дорогим одеколоном с ноткой моря в шлейфе, он выглядел человеком, идущим на свидание. Больше десяти лет назад от него ушла жена, забрав с собой маленькую дочку, и с тех пор Профессор на настоящих свиданиях бывал всего раза три или четыре, но всё равно — никакое свидание не смогло бы вселить в него столь радостный энтузиазм, как встреча с Медиумом. Нынешний Медиум в Творецке с остальными жителями практически не общался (не считая узкого круга особо приближённых). Изредка он вызывал кого-то из учёных, чтобы передать важную информацию от Города, но чаще обходился её письменным сообщением через доверенного курьера. Если Медиум позвал к себе на беседу — дело либо слишком плохо (для того, кого позвали), либо, наоборот, вызванный удостоился особого доверия. Профессор не сомневался, что он входит во вторую категорию, ведь его служба Творецку безупречна. Медиум — человек высокий, полноватый, с залысинами — утопал в необъятном кресле за огромным письменным столом. Вся обстановка его кабинета ассоциировалась у Профессора с кадрами из доапокалиптических фильмов про гангстеров, и это вызывало в нём ещё больший, едва ли не священный трепет и восторг. Медиум ленивым жестом пригласил Профессора сесть. — Я не люблю много говорить, — голос у него оказался на удивление высоким для такого внушительного тела, — поэтому предлагаю перейти сразу к делу. Четыре грифона отправлены на миссию, один неисправен, ещё два дозревают на Месторождении. Так? Профессор кивнул со сдержанным подобострастием. — Хорошо… У Города есть план на тех двоих. Ставки всё выше, Профессор, грифоны понадобятся Творецку здесь. И их качество должно быть ещё лучше, чем у предыдущих. — Я передам Хиддену, чтобы он продолжал совершенствовать код допрошивки… — Вы ему доверяете? — перебил Медиум. — М-м-м… — замялся Профессор. — У меня нет явных причин в чём-то его подозревать… Нет и косвенных, но… — Но-о? — Я не могу позволить себе слепо на него положиться. Мне кажется, такой человек играет за себя и способен предать в самый неожиданный момент. — Поэтому в делах более важных…ещёболее важных, чем грифоны-переносчики, мы должны полагаться на что-то понадёжней допрошивок Хиддена. — Он больше не нужен Городу? — Этого я не знаю. У меня есть задание: выяснить, готовы ли вы, Профессор, преодолеть точку невозврата? Вы понимаете, о чём я? — О глубоком сканировании? — почти шёпотом уточнил Профессор. Медиум кивнул, уперев локти в подлокотники кресла и сложив ладони под подбородком. — Но глубокое сканирование влечёт неизбежную смерть прототипа, ни Сталь, ни Сага на это не пойдут, а один я даже функциональное корректно провести вряд ли смогу — я не в этой области специалист. И сканировать нужно исключительно преданного Городу человека, обладающего всеми необходимыми для Творецка навыками. Есть ли у нас такие? — О людях Город позаботится, — меланхолично ответил Медиум, — он уже присмотрел кандидатов. Но ему нужен союзник в вашем лице. Готовы ли вы пойти на это? — Конечно, — не задумываясь ответил Профессор. — Я убеждён в правильности и объективности решений Творецка, и если он считает, что для достижения целей необходимо прибегнуть к глубокому сканированию, я всецело его поддержу. — И факт, что глубокое сканирование — это убийство, вас не смутит? — Ну меня же не смутила необходимость избавиться от Варвара, — мягко заметил Профессор. — И я не считаю это убийством, скорее — резекцией. Заражённый орган, если уж он никак не поддаётся лечению, необходимо вовремя удалить, пока он не нанёс вред остальному организму и не привёл его к гибели. А в случае с глубоким сканированием — это героическая жертва во имя общего блага, и истинно преданный Городу человек (а ведь нам нужен именно такой!) это, безусловно, поймёт. И я считаю, это честь — стать одним из грифонов Творецка. — Вот и славно! — Медиум растёкся в неприятной жабьей улыбке. — На сегодня свободны, Профессор. Благодарю за визит. И о нашем разговоре — никому. *** Сага распахнула дверь — она надеялась, что это Гренка, и мысль о том, что белка вряд ли смогла бы так постучать, пришла ей в голову слишком поздно. На пороге стоял понурый, виноватый Корнет. — Простите, что так поздно, но мне очень нужно поговорить с вами. Это важно. Правда. Впу́стите? — Нет, не впущу, Корнет. Говори здесь и как можно короче. Корнет покорно кивнул. — Простите меня, пожалуйста, Са… доктор Сага, я виноват. Я очень некрасиво вёл себя с вами, а главное — наговорил лишнего при Профессоре. Сага приподняла брови. — Боюсь, я подставил Хиддена… — Что?! — Я сказал, что он, возможно (я сказал — «возможно», я ничего не утверждал), специально вывел из строя Армм-Оберона, чтобы вместо него отправили Унн-Урана, и последний не мешал ему к вам… вас… э-м-м-м… м-м-м… — Чем дальше он говорил, тем тише становился его голос, а лицо Саги — бледнее. — Я сказал это в запале, в страшной злости, и Профессор, надеюсь, сделает скидку, но… — Он всё равно будет приглядывать за ним, — закончила за Корнета упавшим голосом Сага. — Хуже всего, если услышал Город и начнёт приглядывать он… А он это делает не в пример тщательнее Профессора.