Модуль памяти — человеческий разум грифона — был отключен, и Сага знала, что сейчас это не Варвар, а только Унн-Уран — всё та же «гадючья Плесень», управляющая простейшими реакциями грифона. Но когда он, глядя слишком осмысленно для грифона с деактивированным модулем памяти, вот так подставлял ей своё железное плечо, сжимая острые маховые перья в тугой веер, чтобы Сага не поранилась, в глубине её сердца, холодной и каменной, словно дно пересохшего колодца, вздрагивало что-то живое. Она ненавидела себя за те отголоски щемящей нежности, которые зажигал в ней Унн-Уран. Но лишь они помогали сделать ещё один вдох в такие ночи, как эта. — Прости, — беззвучно прошептала она, переведя взгляд на белые буквы имени на модуле памяти. Она знала: сейчас модуль деактивирован, и Инвар — то, что от него осталось — не может её слышать. Слышит только Унн-Уран. «Гадючья Плесень». Но слова упрямо рвались с тонких губ: — Прости, что не обнимала тебя крепче… Грифон чуть подвинул голову к её ногам и ласково куснул за мысок сапога. Загнутый кончик острого клюва оставил на грубой коже тёмно-коричневого «казака» очередную царапинку — зарубку. Если бы Унн-Уран цапнул её за коленку — даже так нежно — порвал бы джинсы. — Обалдуй, — грустно улыбнулась Сага, сама не понимая — кому из них. Скан Инвара деактивирован, здесь только она и эта «гадючья Плесень». Но именно Инвар вот так дурашливо кусал её колени, лёжа на них у пруда под плакучими ивами на заднем дворе старого дома, когда Сагу заносило слишком далеко в её научных рассуждениях и она забывала, что находится не на симпозиуме. «Обалдуй! — шутливо уворачивалась она. — Я о серьёзных вещах, между прочим!» «Давай-ка о вещах более понятных! — смеялся Инвар. — И более приятных! Или тебя заводит исключительно функциональное сканирование личности?» …Раздвижные двери затворились за спиной с лёгким шипением, белые лампы под потолком круглого Грифоньего зала погасли, оставив бетонную лестницу во власти тусклого жёлтого света. Сага спустилась на несколько пролётов. На лестнице между десятым и одиннадцатым этажом лежала оставленная ею по пути наверх сумка: вместительная, на длинном ремешке, с множеством кармашков — всё самое необходимое всегда с собой. Сага остановилась и на пару мгновений задумалась. Возвращаться в квартиру, в постель, которые за все эти месяцы у неё язык так ни разу и не повернулся назвать «своими», не хотелось. Она села на ступеньку, привалившись спиной к стене, уперев длинные ноги в вертикальные прутья перил, достала из сумки пухлый ежедневник в чёрном кожаном переплёте с заткнутой за корешок ручкой. Подумав, вытащила начатую бутылку вина. Выдернув пробку, отпила прямо из горла, поставила бутылку, не закрывая, на соседнюю ступеньку. Сага знала, что читать Город не умеет. Слышать — слышит. И даже понимает, пусть и не всё. Порой предугадывает действия, улавливая мысли и настроения — чует их, как волк чует адреналин испугавшегося человека. Но читать, если это написано на бумаге от руки, а не набрано на клавиатуре компьютера, который работает здесь только потому, что в него уже проросла эта Плесень, он не умеет. Сага привыкла размышлять вслух. Небезопасная привычка для такого места, как Творецк. Поэтому теперь свои мысли доктор доверяла бумаге, излагая их чётко и последовательно, словно лекцию для студентов. Изредка в её ежедневнике попадались и страницы, где Сагу несло эмоциональными фразами, пересыпанными лихо закрученными конструкциями по-научному изощрённого мата. Буквы на этих страницах были вычерчены с таким нажимом, что отпечатывались вмятостями на следующих листах. Сага о грифонах …Есть два варианта сканирования личности: функциональное и глубокое. Глубокое сканирование — метод новый, неизученный и запрещённый, т. к. в процессе происходит неминуемое разрушение нервной ткани, что в абсолютном большинстве случаев приводит к смерти. Функциональное сканирование применяется достаточно успешно. Элементы сознания сканируются и записываются на цифровые носители по отдельности (чувственные образы; ощущения и представления, обладающие значением и смыслом; знания как совокупность ощущений, запечатлённых в памяти, и т. д.). Для получения объёмной оцифрованной копии сознания его отсканированные элементы сводятся воедино — это называется «моделированием скана личности». Если процедуры сканирования и моделирования проведены корректно, на выходе получится цифровое сознание, очень близкое к своему прототипу. Цифровая личность будет способна мыслить и чувствовать по выработанной её биологическим прототипом программе, переживать те же алгоритмы эмоций. Но она не сможет развиваться и приспосабливаться к иным, неизвестным прототипу на момент сканирования условиям, формировать новые поведенческие паттерны и алгоритмы. Поэтому имеющиеся у нас сканы не могут корректно функционировать в неизвестных прототипам условиях: в теле железных грифонов. Не могут они и синхронизироваться с Плесенью, отвечающей за физиологический функционал грифонов. Творецку нужен человеческий разум в теле его грифонов, чтобы сделать то, в чём некомпетентна Плесень. Все мы догадываемся, что это, хоть и молчим, потому что доказательств нет ни у кого. На цели Города намекает и выбор кандидатов, отобранных Городом для сканирования: все четверо — профессиональные военные. Инвар тоже был профи, но его мы со Сталью отсканировали сами, без распоряжения Творецка. Наша задача — переписать код скана личности так, чтобы он смог работать внутри железного грифона, скоординировавшись с Плесенью, без попыток суицида. Человеческий разум должен достигать поставленных ею целей, используя человеческий опыт и алгоритмы поведения. То есть он должен анализировать информацию и принимать решения, которые лежат вне знаний и опыта Плесени (потому что этот гадючий космический грибок, …… ни черта не соображает в отрыве от своей грибницы, в условиях большого мира, и силён только здесь, в Творецке, где разросся до грандиозных, …… масштабов). У нас не получается. Профессор неплохой нейропрограммист, но все попытки пока безрезультатны (и минус несколько грифонов, навернувшихся с ныне закрытого Грифодрома: модуль памяти удалось сохранить, но звери восстановлению не подлежат). Проблему решил бы скан, способный обучаться. Скан, снятый методом глубокого сканирования, но ни я, ни Сталь на это не пойдём, а кроме нас, «глубокое» никто не сделает. Если мы не сможем исправить код в скане личности, чтобы тот принял новое тело с этой гадючьей Плесенью, может ли сама Плесень научиться мыслить у человеческого разума аналогичным ему образом? Унн-Уран с отключенным модулем памяти делает то, чего Творецк знать не может. То, чего не делал даже с активированным модулем. Может ли это быть обучением? Может ли Плесень заглянуть в цифровой разум? Может ли это оказаться началом симбиоза? Может ли отсканированный функциональным методом разум стать сильнее Плесени и подчинить её, сделав своей частью? *** — Доброе утро! Мягкий мужской голос эхом отскочил от бетонных стен и ссыпался вниз по ступеням, но Сага услышала его словно сквозь вату. Тело машинально дёрнулось в попытке встать, но тут же отозвалось болью, электрическими импульсами разбежавшейся по всем мышцам и костям и дрелью ввинтившейся в череп. — Вот ведь… Сага прикусила кончик языка, поймав едва не сорвавшуюся хитро завёрнутую фразочку. Приоткрыла глаза, потирая рукой одеревеневшую шею, снизу вверх глянула на стоявшего над ней Профессора: высокого, поджарого, с идеально подстриженной седеющей бородой бреттой, в отутюженном белом халате поверх неизменно свежей рубашки с обязательным галстуком. — Не хотел вас тревожить, но мне бы пройти… — словно извиняясь, сказал он. Сага так и уснула вчера, сидя поперёк лестницы с блокнотом в руках, закинув ноги на перила. «Хороша экспозиция!» Но на красивом, породистом лице Профессора не дрогнул ни один мускул, точно здесь это в порядке вещей — вот так ночевать посреди лестничного пролёта. Разве что меж его бровей на миг появилась едва заметная складочка, а во внимательном взгляде тёплых серо-голубых глаз промелькнул отголосок не то тревоги, не то сочувствия. Он больше ничего не сказал, просто протянул коллеге руку, чтобы помочь подняться. Вставая, Сага задела сумку, и в ней предательски звякнула опустошённая вчера бутылка. Доктор досадливо поморщилась. Профессор как будто ничего не заметил. — Хотите кофе? — спросил он, предлагая ей небольшой термос. — Я взял с запасом. Никак не могу привыкнуть к отсутствию солнца, да и режим сна здесь совсем сбился, по утрам тяжеловато, — произнёс он, и уголок губ приподнялся в ободряющей полуулыбке. — Хочу, — ответила Сага, принимая термос. — Спасибо. Профессор коротко отмахнулся — не стоит, мол, ерунда! — и направился вверх по лестнице. Сага провожала его задумчивым взглядом. — Кстати, доктор Сага! — Он поднялся на полпролёта и остановился, что-то вспомнив. — Творецк достроил новый дом. Сегодня-завтра ждём гостей! Глава 8 Рабочий день гудел контроллерами, щёлкал реле, стучал кнопками, мигал световыми индикаторами, шуршал исписанными листами бумаги и тянулся бесконечно, словно высоковольтный подводный кабель. По коридорам носились техники и лаборанты, за окнами клубился привычный голубоватый туман. Сага тщетно пыталась сосредоточиться на столбцах мелких цифр на мониторе. Стоило моргнуть, они разбегались, словно тараканы, и приходилось заново искать участок кода, на котором она остановилась. Голова трещала. Всё тело ныло, как после первого в её жизни боксёрского спарринга. Вытянуться бы… Да хоть бы и прямо на полу! Сага откинулась на спинку стула, закинула ноги на угол письменного стола и, глядя в мутный серый потолок сквозь полуприкрытые веки, двумя пальцами с силой помассировала переносицу. Именно в этот момент в её кабинет вошла… нет, ворвалась, — потому что, как всегда, без стука и с обычной для себя стремительностью — доктор Сталь. В дверях остановился с кучей папок в руках младший научный сотрудник Корнет[1]: ему перешагнуть чужой порог без приглашения не позволяло воспитание в традициях старомодного благородства. Сага резко приняла более подходящую позу, балансировавший на двух ножках стул опасно покачнулся, и ей пришлось схватиться за край стола, чтобы удержать равновесие. Стопка папок в руках Корнета тоже покачнулась, словно юноша дёрнулся в готовности одним прыжком пересечь кабинет и подхватить Сагу, если она всё-таки свалится. — Доброе утро, доктор Сталь. Вы сегодня рано. Сталь метнула на Сагу строгий взгляд поверх узких очков в тонкой чёрной оправе. «„Рано“ — это для вашего нынешнего состояния», — читалось в её взгляде. Она сосредоточенно зашуршала принесёнными распечатками, отыскивая нужную. Сага приглашающе кивнула всё ещё стоявшему в дверях Корнету, и он, смущённо улыбнувшись, вошёл в кабинет. Ему было неловко, что они с доктором Сталью так бесцеремонно потревожили Сагу. А того, в каком виде они её застали, он, казалось, не заметил вовсе. По крайней мере, его лучистые, тёмно-изумрудные глаза смотрели на неё всё с тем же благоговейным и почтительным восхищением. «Тебе бы носить белый мундир и кортик при бедре, а не медицинский халат и ворох бумаг под мышкой!» — подумала Сага. Имя этому юноше с белогвардейской выправкой и взглядом безнадёжного романтика дала именно она. Сталь наконец-то извлекла нужную бумагу и протянула её через стол Саге: — Ознакомьтесь, пожалуйста. И опять эти роящиеся чёрными мошками цифры! — Я считаю, что анализ новых комбинаций сканов личности можно перепоручить младшему персоналу, а нам с вами, Сага, предлагаю сосредоточиться вот на чём. Сага вчиталась в текст предложенного ей документа, нахмурилась. Почувствовала, как поджала губы стоящая над душой Сталь: во мнениях они опять не сойдутся. — Что скажете? — Предлагаете смоделировать скан из элементов сознания от разных личностей? — Предлагаю от каждого из имеющихся у нас взять лучшее. — Вы с ума сошли, — констатировала Сага, бесстрастно глядя в пронизывающие холодным металлом глаза Стали. Корнет покосился на неё с изумлением и тревогой: попробуй, скажи-ка такое доктору Стали! Но та и не думала терять самообладания. — Ваши выводы по обыкновению скоропалительны, — сказала она. — Мы соберём монстра. — Мысмоделируемуникальный разум, который, благодаря оптимальному подбору надлежащих элементов, станет обучаем и сможет адаптироваться к новым для него условиям. — Он не станет обучаем, — спокойно ответила Сага, возвращая Стали документ, но та его не взяла, и Сага положила бумагу на стол. — Он заглючит и свихнётся раньше, чем мы успеем вставить модуль памяти в грифона. Как вы себе это представляете: чувственные образы от одного, воспоминания от другого, знания — от третьего? Уж простите, будет каша. — Значит, сделайте так, чтобы её не было, — отчеканила Сталь. — Нам не нужен полноценный скан личности, нам нужен разум, способный справляться с определёнными заданиями. Всё, что не входит в круг поставленных задач, можно стереть. Мы ничего не потеряем, если удалим их память о школьном друге, об ощущениях от прикосновения к шёрстке котёнка или о вкусе жареного лука. — Любая мелочь делает их теми, кто они есть, вам ли не знать. — Сага встала из-за стола, опёрлась о него ладонями. — Наобум выдернув что-то одно, мы рискуем обрушить всё или получить такую же хтонь, как эта гадючья Плесень, которая, как мы знаем, не может своим умом справиться с поставленной задачей. Сталь смерила её холодным взглядом поверх очков. «Ну и сленг у вас, милочка!» — прочла в нём Сага. — Нет никаких «их», доктор Сага, — сдержанно ответила Сталь. Без адаптивных способностей они и так не те, кем были… — она осеклась, но всё же договорила: — Были при жизни. И вы это знаете. Она хватила лишнего, перешла границу, опомнившись, когда слова уже прозвучали. Сага впилась в её зрачки убийственным взглядом. Тем самым, что хуже лоботомии. Сталь ответила ледяной непроницаемостью. Она горько сожалела о сказанном, но сейчас даже морщинки у строгих губ её не выдали. Она бы извинилась, но этот взгляд… Давай, доктор, лупись о бетонную стену! — Приступайте к работе. — Сталь кивнула на лежащий на столе документ и вышла из кабинета, хлестнув по косякам разлетевшимися полами белого халата. Сага сжала челюсти так, что скулы побелели.