На этот раз домофон пиликнул, и девушка без труда попала в подъезд. Да, сколько лет она ходила через этот подъезд? Постоянно плохо освещенный, пахнущий плесенью и чем-то еще более неприятным. Обшарпанные стены, изредка подкрашиваемые работниками местного ЖЭКа, пестрели разнообразными надписями, повествующими о каких-то Оле, Коле, Яне, которые, следуя из написанного, получались не очень хорошими людьми с явно выраженными теми или иными сексуальными наклонностями. Почтовый ящик квартиры был закрыт, и в нем, судя по белеющим отверстиям, что-то лежало. Девушка открыла его и вытащила платежку за предыдущий месяц, а так же три письма. Она весьма удивилась. В современном мире письма писали либо органы власти, либо какие-нибудь шарлатаны, ну, либо бабушка Зина. Маша быстро просмотрела конверты. Так. От бабы Зины. Хотя бабушка уже давно была снабжена мобильным телефоном, однако в своей деревушке она так и не привыкла к современной технике, поэтому написание писем для нее оставалось вполне допустимым вариантом общения с родственниками. Дальше. От налоговой. Этим опять денег мало. Что там, налог на жилье? Понятно. И третье. Тут у Маши лицо приняло еще более удивленное выражение, чем прежде. Письмо было от ее школьной подруги Яны Скворцовой. С Яной Маша рассталась сразу после выпускного, когда проведя пол-лета в городе, Яна уехала в Краснодар, навсегда. Увезли ее родители, что бы дать образование в аграрном университете. Там у них на Кубани был родственник, который мог неплохо пристроить Яну, только образование должно было быть соответствующим. После отъезда Яны девушки виделись еще пару раз, когда подруга приезжала в Москву на праздники. А потом их связь оборвалась. Яна изучала какие-то сельхоз науки. А Маша, поступив в экономический институт, надеялась, что в Белокаменной найдется место еще одному более или менее грамотному бухгалтеру. И вот, спустя восемь лет после окончания школы, подруга вспомнила о ней, решив написать пару строк. С явно приподнятым настроением Маша направилась к лифту. Машинально нажав нужную кнопку, она погрузилась в воспоминания. В памяти всплывали разные ситуации, в которые попадали две подруги, а перед глазами стояла улыбающаяся Янка со своей вечно растрепанной прической, наскоро собранной в узелок на макушке. Маша улыбнулась. Дверь в квартиру была уже открыта. Мама стояла на пороге, держа в руках полотенце. — Ты чего так долго? Я уже переживать начала. В подъезд вроде вошла, а все ни как не поднимешься, — она отступила чуть назад, пропуская дочь в прихожую. — Все нормально. Почту вот разбирала. Маша передала маме два письма и платежку, оставив весточку от подруги у себя. — Что там? — мама быстро пробежала по бумагам. — Ага, понятно. А у тебя, что за письмо? Женщина мельком взглянула на конверт в руках у дочери и пошла на кухню. — Это от Янки Скворцовой. — Маша вновь невольно улыбнулась. — Помнишь? Со мной в школе училась. Такая блондинка с яркими глазами. Переобувшись в домашние тапочки, девушка прошла за мамой. — Помню, помню. Подруга твоя, — мама что-то готовила, постоянно помешивая содержимое сковороды. — Помню, и как на дискотеки вы с ней бегали, и как вместе в лагерь ездили, и как я вас с выпускного пьяных домой вела, а на следующий день таких же вела с природы, где вы с классом умудрились выпить ящик водки и еще чего-то по мелочи. Как же не помнить? — Да ладно, мам, праздник же был, молодые, счастливые, школу как-никак закончили. — Ага. Счастливые. Счастьем было то, что вы потом не умерли от выпитого, а промучившись на следующий день животами и головой, все-таки смогли расстаться хотя бы на день. — Больше, чем на день, мам, — с грустью в голосе сказала Маша. — Больше. Уже восемь лет прошло с выпускного. — Ладно. Читай уже, что там? Маша улыбнулась. Присела за стол, на котором уже появились тарелка с нарезанными огурцами и помидорами. На сковороде дожаривалась картошка, поблескивая золотистыми, слегка маслеными и очень аппетитными кусочками. Девушка открыла конверт, немного нервничая от ожидания и предвкушения еще не известного содержания. Вздохнула, как перед погружением в прохладную воду, и раскрыла письмо. Один лист формата А4 — это само письмо, и небольшая открытка. Первым делом Маша посмотрела открытку. На белой с оттенком розового цвета матовой бумаге два белых голубка ворковали друг с другом, слегка соприкоснувшись красными клювами. А рядом с ними на вышитой розовыми кружевами подушечке, в окружении таких же розовых цветов вишни, лежали один на другом два золотых кольца. Девушка развернула открытку. «Если Вы получили эту открытку, значит, 22 августа этого года Вы со своей второй половинкой приглашены на скромное празднество, посвященное нашему Дню Свадьбы». И подпись: «С уважением, Ваши Яна, пока еще Скворцова, и Андрей Ирилеонов.» — Ирилеонов! Мам! — Маша, улыбаясь, посмотрела на маму. — Янка из Скворцовой станет Ирилеоновой! Женщина усмехнулась. — Ну и хорошо. Это же не какой-нибудь Какашкиной. — И то верно. А я через два месяца еду на свадьбу. — И куда тебя приглашают? — мама расставляла на столе тарелки. Маша развернула письмо, быстро пробежала по нему глазами в поисках необходимой информации. — На солнечный пресолнечный берег Черного пречерного моря. Сочи, мам. — Это хорошо. Иди мой руки, а я накладываю кушать. 3. Бродяги — Эй, бродяги. Ну что, гуляем? — Бес подошел к стоящим полукругом трем парням и бросил в центр пакет, в котором отчаянно задребезжали чуть не разбившиеся бутылки. — Вы что такие веселые? Аж повеситься хочется. — Не тараторь, — остановил его браваду Моня. — Кису повязали. — Кису? — медленно произнес вновь пришедший, и задумчиво почесал затылок, сбив при этом серый кепель себе на лоб. — Да я же с ним неделю назад по киоскам прошустрил. Вот черт! — он со злостью сплюнул на асфальт перед собой. — А за что? Как? — Пока не в курсе, — ответил Миха, присев на карточки и протянув руки к пакету. — Сами вот мозгуем, по какому делу залет и кого он с собой потянуть может. — Да не. Киса — пацан правильный, — Моня начал помогать Михе организовать поляну на лавочке. — Он за собой не потянет. — Потянет, не потянет, — одноглазый оглянулся по сторонам, высматривая, нет ли тех, о ком он собирался говорить. — Это как менты надавят. А то такое может быть, что и мамку свою им сдаст, — он еще раз посмотрел по сторонам и сплюнул себе под ноги. — Все, пацаны, молчок, — Моня поднял один из четырех наполненных пластиковых стаканчиков. — Ну. Что бы Кису не закрыли, — замолчал на секунду и добавил. — И нас вместе с ним. Не чокаясь, парни выпили по первой. Без закуски, словно воду. Одноглазый, чье прозвище полностью совпадало с внешностью, достал пачку сигарет, которая, пройдя по кругу, сразу полегчала на четыре штуки. И через секунду у каждого во рту дымилось по огоньку. Двор, в котором отдыхали парни, располагался на окраине города, затерявшись среди разваливающихся пятиэтажек, население которых не очень рвалось утихомиривать иногда чересчур разошедшихся гуляк. Смысла не было. Если менты приезжали и забирали кого-нибудь, то где-то через час, этот кто-то возвращался и начинал орать еще сильнее, суля всем жильцам не очень приятное будущее. И такие вечера у пятиэтажек повторялись с завидной регулярностью. Так что жильцы окружающих когда-то детскую площадку домов, на которой сейчас пьянствовали представители законно непослушной прослойки общества, уже не обращали на них внимание. Моня разлил по второй. — Я вот что думаю, — Бес смачно затянулся и попытался выпустить колечко густого белесого дыма, но, взметнувшееся было вверх, закругленное облачко неожиданно смялось под порывом ветра, и, потеряв форму, растворилось в сумраке летнего вечера. — Как с делом-то теперь управимся? Или нет? — рука с татуированным перстнем протянулась за налитым. — Четыре не пять. Это конечно плохо, — Миха также поднял стакан. — Ерунда. Поменяем расстановку. Двое в нападении, один на воротах и один в защите, — одноглазый стрельнул бычком под лавку. — Раньше справлялись. — Слышь, футболист хренов, сам-то в защиту пойдешь один? — Моня в упор посмотрел на подельника. — Не бзднешь? — А что бздеть-то? Возьму два травмата да и постою в зале, лохов попугаю, чтобы не рыпались, — одноглазый развел в стороны руки с выставленными вперед указательным и средним пальцами, представляя пистолеты, перевел их сначала на Беса с Михой, а потом, соединив вместе, направил на Моню, и выстрелил, сдув воображаемый дым с кончиков пальцев. — Постою. — А глаз хватит за всеми уследить? — Моня закрыл один глаз и прищурился другим. Одноглазый резко подорвался к Моне, схватив его за грудки. — Слышь ты, тля! — Э, а ну, хорош собачиться! — два других парня, не выпуская из рук стаканы, разняли сцепившихся. — Что правда глаза колет, точнее глаз? — завелся Моня. — Да я тебя, щенок! — одноглазый вновь бросился на собеседника. — Я тебе сейчас сам глаза выколю. — А ну, шабаш! — в свою очередь рявкнул Бес. — Да успокойтесь же вы! — он с Михой вновь принялся разнимать будущих подельников. — Давайте лучше выпьем. А то рука уже устала стакан держать. Одноглазый зло посмотрел на Моню, но все-таки потянулся за стаканом, что не замедлил повторить и его оппонент. — Так, — Миха поднял стакан для тоста. — Кроме перестановки вариантов нет. Я беру зал, на кассе Бес и Одноглазый, Моня, ты на дверях. Никто не против? — Пойдет, — парни утвердительно заковали головами. — Тогда, — Миха обвел взглядом парней. — Тогда завтра так и поступим. В семь, возле Продуктового. Когда пьяные лохи будут грезить о пятничном вечере, тогда мы и возьмем кассу. До приезда инкассаторов, конечно. Все остальное по плану. Ну. За завтра. Вздрогнули. Миха резко выдохнул и опрокинул в себя содержимое стакана, уткнувшись после носом в рукав куртки. Подельники не заставили себя упрашивать, также скоро осушив стаканы. Разговор не клеился, детали дела уже были обсуждены не раз, и сейчас каждый был погружен в обдумывание своей роли и варианты развития дела с Кисой. А Моня с Одноглазым, вообще, не смотрели друг на друга. Дело предстояло в принципе не хлопотное. Зайти в магазин. Заблокировать вход, две кассы и передвижение по залу. Забрать деньги, которых, по прикидкам, на финал пятничного вечера, должно было быть не менее полтинника на каждого и быстро исчезнуть до приезда группы быстрого реагирования. Быстро, четко, без кипиша. Вторая бутылка показала донышко, но настроение не поднималось. Говорить на отвлеченные от дела темы было тяжело. Моня покрутил в руках пустой стакан, поставил его на лавку, поднимаясь с корточек, слегка покачался, все-таки выпитое давало о себе знать, и пошел в сторону дороги. — Я за куревом, — бросил он оставшимся у лавочки друзьям. — Постой, — Бес встал вслед за ним. — Постой, я с тобой, а заодно и отолью.