«Выйти и вернуться? Да. Надо. Но, друг, не с тобой. Ты же и меня. Того самого. Бросишь». Леонид Васильевич оторвал бутылку ото рта гопника. Не давая возможности сказать ему больше ни слова, заткнул повязку обратно в рот. — Не-а, — медленно и тихо проговорил полковник. — Не друг ты мне и не дружище. Так, падаль гниющая. Да к тому же и спятившая, — он похлопал дернувшегося парня по плечу и поднялся, направляясь к картине. — Отдыхай, дружище. А потом в дурку. Анна изучала стену, перемещаясь то к одному ее краю, то к другому. Подсвечивала себе фонариком, направляя свет с разных сторон. Но картина не собиралась открывать тайну своего выхода. — Что у вас? — Леонид Васильевич подошел к компании. — Тупик, — протянула девушка. За недолгий час, проведенный возле картины, девушка как-то преобразилась. Из заморенной скиталицы превратилась в увлеченного исследователя. Да и парни, получив разминку для ума, то же вели себя иначе. Бес наблюдал со стороны, но было видно, что и он заинтересован загадкой. Миха же, после возни с корешем, и, видимо прикидывая, куда может завести постоянное созерцание золота, стал больше общаться с Анной. Подсказывал ей что-то, предлагал свои варианты. — Ты б, это, полковник, не мешал бы. А еще лучше помог, — Миха краем глаза взглянул на мента. Леонид Васильевич подошел ближе и еще раз изучил картину, начиная с самого низа и до верха. — Интересно, — выдал он через минуту. — Что тебе интересно? — отозвался парень. — Да змейка эта под горой, — полковник ткнул пальцем в голову змеи. — Ну и что с ней, по-твоему, не так? — Ничего. Все в порядке, — Леонид Васильевич почесал себе довольно сильно отросшую бороду. — Нормальная такая змейка с раздвоенным языком. — К чему это ты? — не поняла Анна. — Я думаю, может этот язык и наше положение в туннели связаны между собой. Может это два разных выхода. Если мы спускались все время по телу змеи, то и выход должен быть по ней через рот, по языку. — Леонид Васильевич провел рукой по голове змейки. — Направо и налево. — Хм-м-м, — улыбнулся Миха. — Тогда по такой логике мы еще только во рту у этой змеи. — А язык за ним. — Не придирайся к словам. Язык он и во рту и за его приделами. Двойственность, как и раздвоение языка, — Леонид Васильевич разглядывал змейку и дорогу от нее. — А вы знаете, что язык у змеи — это самый важный орган чувств. — И? — подгонял его парень. — Если искомый ее предмет слева, то левая часть языка чувствует его запах, и змея ползет туда. Если же он справа, то змея соответственно ползет на право. — Полковник, давай ближе к делу, — не выдержал Миха. — Если есть какие соображения, то излагай. Не тяни. — Что нужно, что бы змея ползла вперед? — Продолжил Леонид Васильевич. — Что бы цель ее поисков была перед ней, — ответила Анна. — Правильно. Если смотреть на картину, то цель змеи, то есть нашего с вами пути, лежит по ходу ее головы. Значит, змея в любом случае ползет прямо. Следовательно, — Леонид Васильевич посмотрел на внимательно слушающих его людей. — Раздвоение языка змеи, я думаю, не является, показателем раздвоения пути, — полковник замолчал, показывая, своим видом, что его мысль закончена. — Это все? — Миха раздражено посмотрел на полковника. — Ты сейчас так долго говорил только для того что бы сделать заключение о единственной дороге? Хотя начал с ее возможного раздвоения? Полковник кивнул. — Вы в ментовке все такие умные и так долго размышляете по каждому поводу? — на всякий случай уточнил парень. — Подожди, — перебила Миху Анна. — Смысл есть. Как ты там сказал? — обратилась она к полковнику. — Раздвоение и внутри и снаружи. Но если с наружи дорога одна, то раздвоение внутри, то есть двойной язык идет в одном направлении. — Точно, — подтвердил полковник. — Нам надо искать другой выход? — Подключился к разговору Бес. — Может быть, — согласилась Анна. — Но изо рта не может быть два выхода. — Почему же, — ухмыльнулся Миха. — Как раз два выхода. Спереди и сзади. — Задний проход, — улыбнулся полковник. — Нам не подходит. Мы через него прошли. К тому же он завален. — Подождите, — вновь перебила их девушка. — Язык орган чувств, который чувствует. У человека — руки. Две. — Анна чувствовала, что готова вот-вот понять смысл головоломки. — Мы должны что-то почувствовать двумя руками, или с двух сторон. Что-то. Что? Леонид Васильевич завертел головой, озираясь по сторонам. Его взгляд задержался на черном провале, в который он чуть было не угодил, затем скользнул к опущенному факелу. — Налево пойдешь — коня потеряешь. Направо пойдешь, — он посмотрел на компанию. — Сам умрешь. А прямо пойдешь — в тупик упрешься. — Полковник, — обратился к нему Миха. — У тебя случаем жар нет? А то, вон, бредить начал. — Да нет. В порядке я. Мыслишка одна есть, — и полковник направился к факелу, находящемуся напротив уже опущенного им. — Две руки — два ключа. По одиночке — смерть, а вместе — выход, — помолчал и с уверенностью добавил. — Я думаю так. — Точно бредит, — тоже утвердился в своем мнение Миха. Леонид Васильевич без долгих раздумий опустил вниз второй факел на противоположной стене. Тот поддался. Огонек погас. Раздался щелчок. И Леонид Васильевич, представляя, как под ногами исчезает опора, в ужасе отскочил к картине. Но ничего не произошло. Пол не опрокинулся, но и картина никуда не делась. — Ну что? Идеи иссякли? — поинтересовался гопник. — У тебя все-таки ярко выраженная форма склонности к суициду, мент. Ты хоть предупреждай заранее, прежде чем собираешься что-нибудь дернуть, мы отходить подальше будем. — Да иди ты, — огрызнулся полковник. — Что-то же произошло. Где-то что-то щелкнуло. — Ага, — согласился Миха. — В голове у тебя что-то щелкнуло и никак обратно не отщелкнется. И тут щелкнуло у всех в головах. Да к тому же и пол подпрыгнул на месте. — Это что за херня? — Миха схватился за ближайшую стену. Из дальнего конца коридора, откуда они пришли, раздался грохот, а за тем сильно подуло затхлым воздухом. — Мент, ты что сделал? — не унимался Миха. — А? — Не знаю, — полковник сам держался за какую-то арку. Весь ярус трясло. Стены и потолок ходили ходуном, а пол ожил. Взбитый невероятной вибрацией песок, завился по полу, то образуя, то размыкая создаваемые им фигуры и волны. Ветер усилился, и трепещущие под его напором огоньки факелов начали гаснуть. Один за другим. Факелы тухли, оставляя людей в кромешной темноте. Гул и тряска не прекращались. Анна пронзительно завизжала, что-то замычал Моня. Бес, стоя на четвереньках, пытался не упасть в пляшущий песок. Включить фонари в сложившейся ситуации не догадался, да и не смог бы никто. Грохот, ветер, темнота. И вдруг тишина. Все так же резко прекратилось, как и началось. А затем. Когда круги перед глазами исчезли, компания увидела свой выход. Коридор замер в темноте, но темноте не полной. Леонид Васильевич уже видел подобное. Стены и потолок туннеля светились. Но теперь это были не звезды и планеты. Это были линии, завихрения, волны, ураганы и бури. Все двигалось. Дышало и жило. — Вы это тоже видите? — дрожащим голосом спросила Анна. — Мы это должны были увидеть, — ответил полковник. — Это наш выход. Из глубины коридора по стенам ползли две яркие змеи. Изгибаясь и закручиваясь, они обтекали арки и ходы, заглядывали в ниши и ответвления. Леониду Васильевичу даже показалось, что он слышит шипение и шелест чешуи, идущие от них. — Мамочка родная, — Замерла у картины Анна. Змеи ускорились, достигли компании молодых людей, и должны были столкнуться со стеной-картиной, как вдруг их движение замедлилось, и они, уменьшаясь в размерах, закружились каждая на своей половине картины. Затем коснулись друг друга, сплелись вместе, образовав шевелящийся клубок, расцепились и замерли прямо по центру, вытянувшись от пола к потолку. В темноте, подсвеченная арка картины и эти змеи выглядели, как дверной проем с ручками. Потяни на себя и створки разойдутся, пропустив путешественников дальше. — Потяни на себя, — Леонид Васильевич хлопнул себя по лбу. — Вот дебилы. — Ты о ком это, мент? — Миха все еще держался за стену, и ошалело смотрел по сторонам. — О себе, конечно же, — отозвался полковник. — Не о вас же. Он направился к картине. Протянул руки к змеям. И схватился пальцами, за ели заметный выступ. Как раз под светящимися тварями проходила каменная гряда, вырезанная неизвестным мастером. Но руки легли так удобно и легко, что те и впрямь сейчас казались дверными ручками. Леонид Васильевич потянул створки на себя. Дверь поддалась. Еле-еле. — А ну помоги, — крикнул полковник Михе. Тот подскочил, схватился за одну из ручек. И вместе, медленно, но уверено они оттянули двери. Картина разъехалась, открывая черный провал за собой. Темень и пустота. Порыв ветра вновь ударил по молодым людям, но теперь он шел не из туннеля, а из открытого только что проема. Вновь раздался щелчок. А затем факелы сами собой зажглись, возвращая слепящий свет и убивая им диковинное свечение, живущие только в полной темноте. Коридор был прежним. Золотым и прекрасным. Черная дыра провала, открытая полковником, отсутствовала. Весь пол покрывала гладь золотого песка. — Вот это, твою мать! — только и смог проговорить Миха. — Полковник, а ты молодец. Я бы не допер, — похвалили он Леонида Васильевича. — Да оно и понятно, что не допер бы. Я поэтому и полковник, — а про себя добавил: А ты всего лишь гопник. Моня валялся на полу, и по его испуганному виду было понятно, что в себя он еще не пришел. Леонид Васильевич, Бес, Миха и Анна стояли у раскрытых створок золотой двери и вглядывались в темный провал перед собой. Ступени, идущие вниз, терялись в клубящейся тьме. Ни поручней, ни стен, ни потолка. Только ступени и пустота. 46. Егор, Антон, Илья, Виктор, Маша, Игорь