Поиск
×
Поиск по сайту
Часть 1 из 52 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
ГЛАВА 1 Лиза, сидя на кровати, и наполовину укрытая одеялом рассержено выдохнула, и опустила прочитанное письмо на колени. Потом откинулась спиной на спинку постели, посмотрела на внимательно вглядывающегося в нее мужа. — Ну и что ты хочешь от меня услышать? — Пожала плечами она. — Я хочу знать, правда ли то, что пишет мне сестрица? — Сестрица[1] у тебя страсть как прозорлива. Пошла гулять по Москве сплетня, а она и рада разнести ее еще дальше. Да хоть до Пскова, — явно не питая нежных чувств к золовке, ответила Молодая женщина. Потом поерзала, поудобнее пристраивая выпирающий живот. Недолго осталось. Даша та уж отмучилась, и теперь не нарадуется на свою дочурку. А ей вот еще около месяца дохаживать. Ну да ничего страшного. Не она первая, не она последняя. Если только ее не станут донимать разными глупостями! Нет, понятно, что дыма без огня не бывает. И причина для подобных слухов и пересудов, вроде как была. Но только и того, что вроде как. Ведь на деле-то, ничего не было. И уж князюшке-то это ведомо доподлинно. А потому и слышать от него подобные вопросы до крайности обидно. И уж тем более, в том случае, когда это исходит от княгини Троекуровой. Сестра мужа, невзлюбила невестку, и это еще мягко сказано. Несмотря на то, что та находилась бог весть где, Елена всячески старалась ей насолить. Ну а как она могла это сделать? Правильно, в письмах к братцу. Тем более, что они с сестрой были очень дружны. А все из-за злопамятного характера молодой княгини. Впрочем, насчет молодости, это спорно, потому как той исполнилось тридцать три. Было дело, Елена Юрьевна хотела получить место товарки при молодой, тогда еще цесаревне, Ксении. Да с легкой руки Ирины Васильевны, тетки царя и соответственно Лизы, осталась ни с чем. Великая княгиня справедливо рассудила, что та больно уж стара для окружения молодой невестки. А воспитательница у той уже была. Портить кровь тетке Ирине, у Елены кишка тонка. Вот она и отыгрывается на невестке. Сильно-то нагадить не получится, все же невестка не из простых. Но если исподволь, то отчего бы и нет. И уж тем более, когда гадость вроде как и не от нее исходит. Она что? Всего лишь передает гуляющий по Москве слух. И не более. Просто, чтобы милый братец имел ввиду, что до его слуха может дойти эдакая гадость. — Лиза это не ответ, — покачав головой, возразил князь. — Да какого ответа ты от меня ждешь, Ваня? — Правдивого. — Правдивого? — Да. — Ладно. Тогда слушай. Да, я бегала тайком на гулянье в Стрелецкую слободу. И что? Это преступление? — Далее сказывай, — набычившись, потребовал муж. — Далее, я действительно увидела там стрельца по фамилии Карпов, и он мне впрямь понравился. Выспрашивала про него, вздыхала, да охала, по младости лет. Потому как забила себе голову разными бреднями из рыцарских романов. А уж когда он спас де Вержи от кабана, так и вовсе стала почитать его за героя. — И? — И все, — вновь пожала плечами она. — Да мы считай больше и не виделись. Ну может раз или два, мельком, да при большом стечении народа. Она уже давно готовилась к этому разговору. Вот не могли слухи не дойти до мужа, и все тут. Опять же, и тетка советовала не врать. Чтобы окончательно не запутаться, и не быть уличенной во лжи, нужно говорить правду и только правду. Ну, разве только не всю. — Сестрица мне об ином пишет, — кивок на лист бумаги, лежащий поверх одеяла. — Елена Юрьевна еще не то напишет, только бы разлад меж нами посеять, — фыркнула Лиза. — У самой-то с мужем не ладится. Он, то и дело на сеновале со служанками озорует. Вот и льет помои. Да не смотри ты на меня так. Знаю как ты ее любишь, и молчала всегда. Но тут уж она через край преступила. — Й-ясно. Вот так, обронил, и с самым решительным видов обернулся к двери. Эт-то еще что такое!? Несмотря на поздний срок и выпирающий живот, Лиза подскочила с постели, и прошлепав босыми ногами по полу, заступила Ивану путь к двери. При этом она двигалась столь стремительно, что едва не погасила свечи в канделябре. Не к месту мелькнула мысль, что уж давно пора бы обзавестись новомодными фонарями карбидками. — Ты куда собрался, Ваня? — Эдак вкрадчиво, буквально прошипела она. — Переночую на мужской половине, — буркнул в ответ, остановившийся Трубецкой. Хм. Вообще-то, разделение на мужскую и женскую половину у русской знати уже давно осталось в прошлом. Ну разве только за редким исключением, когда супруги сходились вместе только ради обзаведения потомством. Браки-то по большей части оговаривались родителями, или являлись союзами меж двумя родами. Вот и случалось, что супруги волком друг на дружку глядели. Вот только это было редкостью, и каждый такой случай становился объектом пересудов и насмешек. Лиза никому не позволит выставлять себя на посмешище. И над мужем потешаться не даст. Потому как она жена боярина и князя, но не скомороха. — Нет у нас мужской половины, — решительно рубанула Лиза. — И пока я жива, не будет. Оп-позорить меня решил? Ленка, змея подколодная, всякую дрянь пишет, а ты и веришь. Иль забыл нашу брачную ночь? А ну живо под одеяло. Я чай не вдова, в холодной постели спать. — А все ли письмо ты прочла, женушка? Чай там прописано и о том, что невинность девичью по силам вернуть любому лекарю. А уж Рудакову, коий почитается… Х-хлесь!!! Щеку ожгло пощечиной, оборвав его на полуслове. Рука у Лизы оказалась тяжелой. На что Трубецкой был статен и крепок телом, а головой мотнул так, что позвонки едва не хрустнули. — А ну пшел вон отсюда, — яростно прошипела она. — Захотел мужскую половину? Будет тебе мужская половина. На вечные времена, будет.
В последний раз боднув мужа яростным взглядом, Лиза решительно обошла его, и направилась к постели. Двумя пальцами, как нечто мерзкое и грязное, подобрала все так же лежащее на постели письмо Троекуровой. Глянула недочитанный текст. Так и есть, об гадости этой, эта змея написала, а не муж сам измыслил. Уронила листок на пол. Брезгливо передернула плечами, и решительно залезла под одеяло, отвернувшись от мужа. Иван с минуту простоял понурившись у двери, потом тяжко вздохнул, и подошел к постели. Разделся, лег и попытался обнять жену. Но та, только раздражительно дернула плечом, сбрасывая мужнину руку. И вторая, и третья попытка закончились так же. — Лизонька, ладушка моя, ну… Ну прости ты меня дурака. Но что мне было думать, кому верить? Появляется сначала этот Карпов, и желает осесть на псковских землях. Следом гонец, с требованием царя выдать государева преступника. И тут ты, вступаешься за него. Да еще как! Приходишь на боярское вече и обращаешься прямо к боярам, убеждая их в том, что Пскову от этого беглого только польза великая будет. А потом это письмо. — Мне ты верить должен был, Ваня. Словам моим и делам, — пробурчала она. — Да я… — начал было он. — А еще разуму своему, — рывком сев и обернувшись к мужу, вновь оборвала она его. — Твоя сестрица напрасно пишет гадости про тетку Ирину. Та конечно не без греха. Да только она даже своим полюбовникам никогда не изменяла. И мужу верна будет до гробовой доски. И то всем хорошо ведомо. Ты же умный, Ваня. Подумай своей головой, чтобы она сделала со стрельцом рискнувшим крутить шашни кроме нее еще с кем-нибудь? Карпов чай не дурак. — Лиза… Трубецкой вновь попытался обнять жену, но та, вновь стряхнула с плеча его руку. Потом прошла к своему секретеру. Открыла один из ящичков, извлекла одно из писем, и передала мужу. — Читай. То письмо братом тебе писано. Поначалу-то они с тетушкой не хотели мне ничего говорить. Да потом одумались, что не стану я за Карпова так-то заступаться. Вот и отписали мне это письмо. — Погоди, так это получается… — То не побег был. Потому как и преступления никакого не было. Игра одна. Руку Николая надеюсь ты узнаешь? — А чего же меня не упредили? — Раздувая ноздри, как разозленный бык, угрюмо бросил князь. — А смог бы ты сыграть так, чтобы все поверили? Вот то-то и оно. Зато теперь литовцы и новгородцы станут за Карпова драться, и перетягивать его на свою сторону. Потому как он очень скоро тут развернется от всей своей широты. Он умеет. И сюда прибыл не с пустыми руками, а с полной мошной. Ну, а вместе с ним и меня к себе потянут, чтобы клин меж мной и братцем вбить. — Лиза, прости ты меня, дурака грешного. — За Карпова прощаю. А вот за то, что во мне усомнился, я еще подумаю. Крепко подумаю, Ванечка. Так что, если не хочешь позора, укладывайся-ка ты на полу. А нет, так дверь вон она. — Лиза… — Иного не будет, — решительно мотнула головой Лиза. Будущая мать, аккуратно устроилась на постели. Сбросила на пол подушку. Указала на покрывало. Отвернулась, и с нескрываемым раздражением накрылась одеялом. Трубецкой постоял над постелью какое-то время, а потом что-то недовольно бурча себе под нос, начал устраиваться на полу. Слушая это, Лиза мстительно улыбнулась. Вот, будешь знать на будущее! Именно, что на будущее. Да, Ваня глуп, ревнив и повелся на поводу у своей сестрицы. Но не дурак. Способен признать свои ошибки. Ну и повиниться не боится. Вот и ладушки. Но проучить его все же нужно. На будущее. Чай у них вскорости будет настоящая семья. Вот только с примирением надо малость погодить. Пусть бояре покрепче уверятся в том, что меж молодыми разлад. Ване снова даже играть не придется. У него все на его облике написано. А там уж и помирятся, и сыграют. * * * — А в чем хитрость-то, мил человек!? — Послышался из толпы бас, в котором угадывалось искреннее удивление. — Никакой хитрости, — отыскав взглядом здоровенного мужика, с окладистой бородой, ответил Иван. А хоро-ош! Ну чисто богатырь. Впрочем, время такое. Худосочным кузнец не может быть по определению. Тут механический молот, эдакая невидаль, так что приходится все больше ручками махать. А еще, ворочать руками тяжелое железо. Иван конечно и сам не мелок, помахал в кузне молотом, но с этим пожалуй все же тягаться не стал бы. — Вот гляжу я на энтого москвича мужики, и удивляюсь, отчего они там у себя на Москве нас за дураков держат. Вот ты говоришь, что станешь платить любому, кто тебе понесет руду, по десять копеек за пуд. Так? — Так, — подтвердил Карпов. — Из десяти пудов болотной руды выходит пуд доброго железа, стоит тот пуд один рубль и двадцать копеек. Убери подати за леса где ты будешь валить лес, выжег угля, плату работным людям, ить сам ты не станешь цельный день возиться у домницы, и что тебе останется? Слезы. Да с такой прибылью и за дело браться не стоит. Вот я и спрашиваю, в чем хитрость-то? — Ишь какой. Все посчитал, — уважительно, произнес Иван. — Твоя правда, есть хитрость, вот только она не про твою честь. Я к тебе в кузницу нос не сую, так и ты ко мне не суйся, — жестко отрезал Карпов. — Главное, что должен знать честной народ это то, что за пуд промытой и высушенной руды, я плачу десять копеек, без обмана. Остальное, только моего ума дело. — И что, коли я доставлю сотню пудов, так ты мне десять рублев уплатишь, — подал голос плюгавый мужичок, крестьянской наружности. Вообще-то, странно видеть на вече крестьянина. Иван всегда полагал, что при звоне вечевого колокола на площади собираются все кому не лень, и всем миром решают как быть в том или ином вопросе. Действительность сильно отличалась от его представлений. На вече сходились только выборные от концов и слобод города. Там в свою очередь были концевые и слободские веча. Если собрание не спешное, а назначенное заранее, то подтягиваются выборные и из пригородов[2]. Ну и над всем этим главенствовало боярское вече. Вот такая демократия. Правда, с рядом ограничений. Выборным мог стать только житель города или пригорода. То есть, самое малое ремесленник. Крестьянам ход на вече был заказан по определению. Их интересы представляли помещики. Этот же мужичок по виду явный крестьянин. Впрочем, скорее Иван все же ошибается. Не потерпят на вече нарушения утвердившихся порядков.
Перейти к странице:
Подписывайся на Telegram канал. Будь вкурсе последних новинок!