– И тебе здравия, Ваня. – Только не говори, что от нее. Да и не могла она знать, что я вчера приеду. – Она не могла. А я вчера навещала Егоркиных родителей, вот и приметила тебя на улице. – Ну приметила. И что с того? Мы же с тобой вроде как условились. – Ваня, совесть поимей. Извелась она вся. А ты как… Как… Убег в кусты, как не знаю кто. И я тоже хороша. – Анна, ты это брось. Любит? Значит разлюбит. Не пара белый лебедь и серая гагара. И точка. И передай ей, что про меж нас ничего нет, и быть не может. – Скажи, Ваня, а с вами по дороге на Москву ничего не приключилось? – Вдруг невпопад спросила девушка. – А тебе зачем? – Искренне удивился Иван. – Было иль не было? – Ну-у, случились разбойнички. – Не третьего ли дня? – Третьего, – растерянно ответил он. – Около полудня? – А ты откуда… – Не я, Ваня. Она. Уж трижды я тому свидетельницей была. Вот так, ни с того, ни с сего, вдруг схватится за сердце, и помянет тебя в испуге. А потом, вроде как успокаивается. Я о том подумала, когда узнала, как нищий тот тебя уберег от смерти. Да только мнится мне, что не он это был. Вызнала у моего Егорки, когда вы убийц Хованской схватили. И вышло в тот самый вечер, когда она впервые за сердечко схватилась. Егор же мне сказывал, что ты тогда едва живота не лишился. – И третьего дня?.. – И третьего дня то повторилось. А ты говоришь, лебедь да гагара. – Ты, Анюта, жизни-то меня не учи. Ничего путного от того не выйдет. – Ну так повстречайся с ней и сам скажи ей о том, – протягивая ему письмо, запечатанное восковой печатью, потребовала девушка. – Передай ей, что я встречаться с ней не буду, и общего про меж нас быть не может, – не думая принимать послание, и даже заведя руки за спину, твердо ответил он. – Ваня… – Все, я сказал. Сам не плаху попасть, не горю желанием, и вас с Егором за собой не потяну. Так что ступай, Анюта. Ступай, говорю. Нет, понятно, что неприятности могут последовать чередой. Мало ли как может навредить все еще наследница русского престола. Нет еще у Николая детей. А потому, царевна все еще в наследницах значится. Вот если бы она подобно тетке была бы уже… нет, даже не вдовой, а хотя бы замужем, то тут уж расклады совсем другие. Неприятности конечно могли случиться нешуточные, но варианты вывернуться все же имелись и неслабые. Н-да. А ведь получается ее и впрямь накрыло так, что мама не горюй. А его? Как он вообще относится к этой девчушке? Ведь он помнит как во всех трех случаях… А еще думал, может это материнское любящее сердце его бережет. Любящее, да только выходит, что вовсе не материнское. Ох девочка, девочка. Что же с тобой делать-то? Ну принесет ей весть Анюта. А ну как эта малолетка чего с собой учудит? Ведь может. Точно может. Головка забита рыцарскими бреднями, чувства властвуют над разумом. Да она в горячке такое учудить может, что только держись. А еще, в самых лучших традициях оставит записку, в моей… Об этом даже думать не хотелось. А может обратиться к Хованской? Все же родная тетка. Опять же, взрослая и рассудительная женщина… Н-да. Насчет рассудительности, это он что-то загнул. И как бы не слишком серьезно. Но с другой стороны, и выхода другого не видит. Решено, немедленно едет к Хованской! И побоку все иные дела. Ну а там, будь что будет. В самом крайнем случае, уйдет на нелегальное положение. Хм. Не хотелось бы. Тут вроде как все устаканивается и вырисовывается. Ну да что уж теперь-то. Сужденному повеситься, тот не потонет. Пройдя в светелку, Хованская замерла, оглядывая племянницу. Еще недавно статная красавица, сильно похудела, черты лица заострились, цвет лица нездорово бледный. Направляясь сюда Ирина успела выяснить, что Лиза практически не ест, если только поклюет как птичка невеличка, да водицы изопьет. Н-да-а. Это насколько же у Ирины от ревности помутилось в голове, что она вот так, не замечала родную племянницу. И это при том, что готова была за нее, как и за Николая, душу отдать. Подумаешь, девочка не была дочерью ее лучшей подруги. Это ни о чем не говорит. Родная кровь! И этим все сказано. Ближе только свои дети. И этот паразит. Ну чего было молчать-то? Боялся прогневать. Решил, что это всего лишь девичья блажь, и не более. Побегает от нее, и само все рассосется. А вот не рассосалось. Да и не могло. Потому как, Рюриковичи они такие, если ненавидеть, то без остатка, если любить то от всего широкого сердца. Прибить бы паршивца! Да рука не поднимается. Потому как, и сердце и разум твердят об одном – его вины в том нет. Ну разве только то, что отмалчивался. – Здравствуй, девочка моя, – с теплой улыбкой поздоровалась женщина. – И тебе здравия, тетушка, – поднимаясь навстречу Хованской, поздоровалась Лиза. Вот так. Уважение-то девица выказывает, не без того. Но по всему ее облику видно, что великая княгиня последняя из людей, кого она сейчас хочет видеть. – Поздорову ли поживаешь, Лизонька? – Благодарствую, тетушка, поздорову. – А вот по облику твоему того не скажешь, – покачав головой возразила женщина. – Да и слуги сказывают, что есть не ешь, все время грустная да задумчивая. – То так, хандра напала. – С чего бы? – Не знаю. Случилось так, и все тут. – Случилось значит. – Ну, да. – Ты девонька мне зубы-то не заговаривай. Случилось у нее, – в сердцах произнесла Ирина, но потом успокоилась. Присела напротив племянницы и посмотрела ей прямо в глаза. Здесь, и сейчас, они были одни. И Хованская точно знала, что их никто не подслушивает. Если во дворце что и случалось, то только с ее ведома. И как она могла упустить ситуацию с племянницей? Хм. А она и не упускала. Просто, игнорировала, предоставив девушку самой себе. Ну может еще причина и в том, что имея Ивана подле себя, она не хотела даже допускать мысль о том, что он может быть еще чьим-то. Ну и чтобы не накручивать себя лишний раз, старалась не думать и о Лизе. Да она даже сомневалась, что сможет его отпустить, восхоти он на ком жениться. Но все в этой жизни течет, все меняется, только и успевай подстраиваться. Вот и с Иваном все изменилось. Не хотелось бы, но… Племянница для нее оказалась куда дороже личных привязанностей. Было дело, она пошла на смертельный риск ради Николая. И случись беда с Лизой, так же не стала бы раздумывать, а просто шагнула бы в неизвестность. Вот как сейчас. – Что, так сильно любишь? – Тихо, и проникновенно, спросила Ирина. – Откуда… – испуганно начала было Лиза, а потом словно прозрела. – Он? Не может быть! – Конечно не может, – не моргнув глазом, подтвердила женщина. – Нешто ты думаешь у меня во дворце нет глаз и ушей? Нашлось кому обсказать. Знать, верно мне все донесли, любишь, и по настоящему. – А тебе какое до этого дело? – Неожиданно для самой себя, огрызнулась девушка. – Лиза, – ласково, и в то же время осуждающе, произнесла Ирина. – А что Лиза? Как тебе влюбляться в стрельца, так то не зазорно. А как мне, так и думать не смей! – Отчего же. Любовь, она прекрасна, и приходит не спросясь, – вздохнув, и горько улыбнувшись, ответила Ирина. – Это же счастье, когда любишь, пусть порой та любовь и бывает жестокой. Вон как с нами вышло. Втрескались одного и того же мужчину. Правда, горько от того нам обоим. Но лучше уж испытать горечь, чем и вовсе не познать любви. – Вот значит как ты заговорила? Тебе-то чего горестного, коли держишь Ивана подле себя на привязи, шагу в сторону не даешь ступить. – Да не держу я его. И вообще, сегодня сказала, что про меж нами все кончено. – А что так-то, тетушка? Разлюбила? – Подпустив ехидства, поинтересовалась девушка. – Если любишь, то разлюбить уж не получится. Оно с тобой до конца дней твоих. Или то и не любовь была вовсе. Но интересы престола требуют, чтобы я вышла замуж. Брату твоему нужна поддержка. Потому я Ивана и отстранила. Хотя видит Бог, как сильно стонет мое сердечко. Вижу и ты его любишь. Причем сильно. По настоящему. Вон как извелась. Да только, погубишь ты его. – С чего бы это? – А ты не понимаешь? Кто он? Стрелец. Кто ты? Законная наследница престола Русского царства. А т-ты как думала. И это останется неизменным, даже когда у Николая народится дите. Только очередь твоя будет уж не первой, а второй. И так будет, пока ты не выйдешь замуж. Таковы наши законы, Лиза, и не нам их рушить. Не гляди так. Особа царских кровей, даже в моем случае, не может выйти за дворянина менее чем в седьмом колене. Так что, дослужись Иван хоть до боярина, что неимоверно трудно, но не невозможно, и тогда ничегошеньки не изменится. Помнишь в пять лет ты поймала птаху. – Зачем напоминаешь, – несмотря на общую бледность, зарделась в смущении девушка. – А затем, что ты ее тогда от избытка любви задушила, хотя и не желала ей зла. Вот и Ваню ты погубишь, коли не оставишь его. Никто не сможет запретить тебе любить. Но любовь, она ведь подразумевает заботу о дорогом тебе человеке. – И что мне теперь делать? Вздыхать и охать. – Постарайся чем-нибудь себя занять. Труды и заботы хорошо отвлекают. А еще, смирись и прими свою судьбу. Тогда и сердцу легче станет, и думать о милом будет не так больно. Прости, но ничего иного я посоветовать не могу, – вздохнув закончила Ирина. – А за кого ты собралась замуж? – Не удержалась девушка. – Де Вержи все гоголем вокруг меня расхаживает. Вот за него и пойду. Он принадлежит древнему роду, восходящему по боковой линии к Карлу Девятому, королю французскому. Вполне достойная пара. Но главное, этот брак будет полезен престолу. – Де Вержи имеет влияние на братца, а ты будешь влиять и на него, и на Колю. – Именно. А уж если Бог даст родить ему дитя, так я и вовсе окончательно привяжу этого мудрого мужа к нам. – А он тебе хоть чуть-чуть нравится? Ты же не любишь иноземцев. – Он мне не противен, – пожав плечами, ответила женщина. – Смогу ли я дать ему больше? Я постараюсь. Я очень постараюсь. И если ты думаешь, что я буду наставлять ему рога, ты сильно ошибаешься.