А уж ночью, так и вовсе получилось и вовсе куда как знатно. Хорошо хоть штурмовики Григория ничего не напутали, и сами не подорвались. А то признаться, Иван было опасался. – Григорий, поджигайте костры! – Слушаюсь! Живее парни! Тут же появилось несколько огоньков. Потом звонко тренькнули тетивы луков, и короткие огненные росчерки устремились к едва-едва различимым кучам хвороста. Не прошло и минуты, как вокруг укрепления полыхало полукольцо из горящих костров. Турки еще не приблизились к полосе неровного света. В отдалении время от времени все еще продолжают раздаваться взрывы и слышатся крики, нередко панические. – Братцы, приготовиться к стрельбе! На этот раз Иван вывел стрельцов к наружным стенам. Отсиживаться в башне все же идея не из лучших. Не стоит столь уж сильно передавать инициативу в руки противнику. Конечно, при таком подходе потери неизбежны. Но ведь они на войне. Опять же, отсидеться в башне не больно-то и получится. Обложи ее камышом и хворостом, и выкуришь защитников с гарантией. Нет, башня это на самый крайний случай. Плеск воды. Бряцанье железа. Еще один отдаленный взрыв. И вот в полосе света появился первый янычар. За ним второй. Третий. А вот уже и счет потерян. – Огонь! Винтовки бьют практически залпом. Иван наблюдает как валятся в воду янычары вырвавшиеся вперед. Но на смену павшим, приходят новые. Злые, решительные, с перекошенными в ярости лицами. Он даже видит блеск их глаз. Или ему это только почудилось. Кто-то уже подбежал к рогаткам, и начинает их растаскивать, перерубая проволоку, которой те увязаны между собой. Сабля без труда справляется с мягким железом. Наверняка на стали и зазубрин не останется. Но главную свою задачу и проволока и рогатка выполнили. Они заставили янычара замедлиться, и даже остановиться. Не на долго. Но этого более чем достаточно, чтобы в неровном свете костра поймать врага в прицел, и послать меткую пулю. Но на смену этому, приходит другой. Вот часть штурмующих остановилась у костров, и сорвав с себя головные уборы, начинают черпать ими воду, и заливать пламя. Угу. Удачи парни. Памятуя приказ сотенного, в них никто даже не стреляет. Главное выбивать тех, кто устремляется на штурм. А что до этих горе пожарников… Вообще-то, заливать водой напалм, даже тот простенький, который сумел изготовить Иван, глупость несусветная. Ну да, откуда туркам-то об этом знать. Память о греческом огне, когда-то уничтожившем их флот успела стереться. Как впрочем, утратиться и сам секрет этого оружия. А вот двое из несущих длинную и массивную лестницу, отваливаются в сторону, поймав свинец. Передний конец лестницы упирается в землю, заставляя остановиться остальных. Но на смену павшим, тут же появляются другие, и подхватив штурмовой инвентарь устремляются вперед. – Гришка, поджигай камыш! – Слушаюсь! Братцы, все слышали! Жгем камыш. На этот раз огненные росчерки уходят ввысь по большой дуге, и улетают куда как дальше. Штурмовики пускают стрелы одну за другой, в попытке поджечь прошлогодние камыш и траву. И вскоре это у них получается. Нет, Иван вовсе не рассчитывал таким образом остановить наступление, отрезать отступление или нанести потери. Тут такого пламени не добиться. Ну получат турки какие-то ожоги, так и что с того. Зато полыхающее за их спинами пламя придает дополнительное освещение, что вовсе не лишнее. Наконец туркам удалось проделать проход в рогатках. Приблизиться к краю рва. Только бы не ошибиться, иначе уйдешь под воду с головой. Ага! Порядок! Один конец лестницы упирается в землю, второй взмывает свечкой и падает поперек рва, к самому основанию древо-земляной стенки. Скинуть ее у стрельцов никак не получится. Мало того, что она сама по себе тяжелая. Так еще и по ней, как по мосткам вверх устремляются атакующие. – Ор-рудия-а! Огонь! В ответ на приказ Ивана с небольшим интервалом рявкают пушки, отправляя во врага целый рой картечи. И вновь в какофонию битвы вплетаются крики ярости, стенания и проклятья. Жаль не получится использовать гранаты. Вода, чтобы ей… Несовершенные запалы в ней попросту погаснут. Все. Теперь от него считай ничего и не зависит. Иван вскинул воздушку и взяв под прицел одну из лестниц, по которой бежали сразу несколько янычар, начал их отстреливать, одного за другим. Благо скорострельность позволяла это делать без труда, а незначительное расстояние способствовало точной стрельбе. Десять выстрелов. Десять ссаженных с лестницы янычар. Перезаряжать воздушку некогда, поэтому он выхватил револьвер, и начал стрелять из него. Один. Второй. Третий. Взгляд окрест. Наметилось еще несколько прорывов в рогатках. Возле самого уха вжикнула крупная мушкетная пуля. Это товарищи прикрывают атакующих. Иван инстинктивно пригнулся за стену. Нервно сглотнул. Взвел курок револьвера. Рядом вскочил один из стрельцов, закончивший перезаряжаться. Выстрел. Сдавленный вскрик с той стороны. – Н-на, с-сук-ка! Стрелец ловко отбил своим штыком удар сабли, и возвратным движением полоснул турка прямо по горлу. Зато идущий следом вскинул пистоль, и послал пулю в стрельца, попав точно в грудь. Иван уже поднялся, а потому наблюдает эту картину воочию. Вскинул оружие. Выстрел! Турок переломился в поясе, и скользнул вниз, с плеском упав в ров. Убит, ранен, без разницы. Конец один. Если не умрет от свинца, захлебнется в воде. Да и думать об этом некогда. Вновь взвести курок, все так же направляя оружие в сторону атакующих. Кресало на место. И практически не целясь нажать на курок. Есть! И снова перезарядиться, наблюдая за тем, как на него несется турок с перекошенным в ярости лицом, и замахивающийся саблей. Но Иван все же успевает взвести курок и нажать на спуск. Осечка! Револьвер летит в сторону. Рука тянется ко второму. Но он отчетливо понимает, что ему не успеть. Ничего не успеть. Ни извлечь револьвер, ни уйти с линии атаки. А саблю он никогда и не носил, потому что бесполезно. Не сросся он с клинком. Неужели конец!? Б-бах! Турка буквально опрокинуло на спину. Он еще и высоко взбрыкнул ногами. Данил, денщик Ивана, деловито и спокойно откинул затвор карабина и потянул из патронника стреляную гильзу. – Иван Архипович, я воздушку перезарядил, – доложился Ольховский. А вот это просто отлично. Карпов подхватил пневматический карабин, и повел частый огонь. Ну или, если быть точным, то все же стрельбу. И тем не менее, на первый взгляд, несерьезные, в сравнении с огнестрельным, выстрелы пневматического оружия, весьма исправно сеяли смерть. Иван и сам не заметил, как очистил лестницу от вереницы штурмующих. А потом подоспела и помощь. Получив возможность отойти от непосредственного участия в бою, сотенный наконец вновь вернулся к руководству боем. Ну-у, в той мере, в какой это вообще было возможно. В принципе, никаких резервов у него не оставалось, штурм же был равномерно распределен по всему сухопутному участку, если его так вообще можно было назвать. Вдруг его внимание привлекли двое стрельцов. Несмотря на творящийся бедлам, Иван легко узнал того самого громилу гранатометчика. И что удумали эти ухари! Наскоро привязали к веревке метательную гранату, активировали запал, и подвесили снаружи стены. Вреда ограде граната причинить не может. Зато посылает осколки в сторону противника, вверх и вниз. Так себе мера, если честно. Но зато их товарищи, чуть в стороне, подвесили такой же гостинец на лестнице, и тот рванул под ногами атакующих. Троих янычар как ветром сдуло. Хм. Ну или взрывом. Двое стрельцов, охая и кряхтя подхватили ствол разбитой пушки, и с молодецким «Э-эх!!!», забросили ее на штурмовую лестницу. Та и без того несла на себе вес четверых турок, а тут еще и такой привет. Словом, сломалась, и увлекла с собой в воду всех бедолаг. Еще немного, и боевой запал штурмующих сошел на нет. А там они и отходить начали. Ну или, как обычно здесь и бывает. Побежали прочь от укрепления, и вся недолга. Поди разбери, бегство то или отход по команде. Карпов все же предполагал, что организацией тут и не пахнет. Очень может быть, что нашелся один ухарь, которого очень быстро поддержали остальные. Только теперь, когда появилось время перевести дух, Иван заметил, что на его участке многие стрельцы убиты или ранены. А еще, именно здесь, туркам удалось подвести сразу две лестницы. Вот так и вышло, что ему пришлось отбиваться едва ли не в одиночку. – Жив, Петр Сильвестрович, – окликнул Карпов покрытого копотью офицера. А как это он?.. А просто. Светает. Вот и видится теперь все хорошо. Не в деталях, конечно. Все же только предрассветные сумерки. Но порох вообще штука въедливая. А чумазость у стрельцов сейчас повышенная. – Как видишь, Иван Архипович, – зажимая раненое плечо ответил полусотник. – Ничего. Лекарь у нас знатный, вылечит на раз. Давай в башню, займись раной. – Да я… – Не спорь. Командирам взводов проверить личный состав, и доложить мне о потерях! Иди, Петр Сильвестрович. Иди. Трудов нам еще предстоит немало. Потери удручали. Если при захвате башен и дневном штурме турок потери измайловцев составили всего лишь один раненый штурмовик. То теперь дела обстояли куда как хуже. Двенадцать убитых, двадцать шесть раненых, причем одиннадцать настолько тяжело, что Рудаков не давал никаких прогнозов, относительно их выздоровления. А точнее, предлагал подыскивать место для могилок. Больше половины из оставшихся щеголяли легкими ранениями, позволившими им остаться в строю. В основном это были царапины, или незначительные порезы. На одном из участков успели схлестнуться в серьезной рукопашной. Отсюда и резаные раны. Надо же, а он как-то и не заметил, что такое случилось. Н-да. Все же, командирского опыта ему еще набираться и набираться. – Господин сотенный, там это… – Эдак своеобразно доложил подбежавший стрелец. Дело уже близилось к полудню. И Иван как раз беседовал на завалинке с Рудаковым. Медик сетовал на то, что не в состоянии помочь страдальцам с проникающими ранениями. Поминал попов, запрещающих производить вскрытие тел православных, а как результат, медицина не может продвинуться в лечении подобных ран. Вообще-то, тут Иван мог бы поспорить. Попы, попами, но палки в колеса развития медицины в не меньшей степени вставляет именно признанная профессура. Запреты священников еще хоть как-то можно обойти. А вот поди борись с маститыми мастерами лекарского дела, коли тебя бойкотируют. Скажете ничего страшного, талант везде себе путь пробьет? Ага. Как бы не так. Во-первых, одна голова хорошо, а две лучше. Во-вторых, неплохо бы иметь доступ к исследованиям и открытиям соратников по цеху, что весьма затруднительно, при отсутствии возможности посещения академии. Опять же, библиотека, с трудами видных ученых. Словом, аукается бойкот, еще как аукается. – Что там у тебя, Митрофан? – Поинтересовался Иван у стрельца. – Так, корабли, господин сотник. – Проблемы? – Вздернул бровь лекарь. – Надеюсь, что нет. – Вот и я надеюсь, – выбивая трубку, к которой в недавнее время пристрастился, произнес Рудаков. – Мне и с прежними ранеными забот хватает. – Ну, я сделал все, ради того, чтобы больше тебя не беспокоить. Остальное в руках Господа. – Боженьку всуе не поминай. – Да уж какая суета, коли навалятся с реки. – Но у тебя же еще кое-что припасено? – Припасено. Да только хотелось бы обойтись без этого. Ладно, я наверх. – Удачи. Гуляев уже был на обзорной площадке, с подзорной трубой. А потому встретил Ивана с куда более четким докладом. – Шесть больших галер. На боевых площадках по четыре орудия. Я так думаю, фунтов по восемь, никак не меньше. – Ну вот и флот пошел в дело. Не иначе как паша здраво рассудил, что нам никак не поспеть установить пушки обратно в башни, а значит и противопоставить кораблям нам нечего. Прикажи всем укрыться. Двор оборонять не будем. – Слушаюсь, – полусотник тут же направился к лестнице, торопясь выполнить приказ сотенного Иван же осматривал приближающиеся корабли в трубу. Итак, где-то около полусотни весел. Экипаж примерно сотни две солдат. На носовой площадке и впрямь видны жерла весьма солидных пушек. И что примечательно, медных. Нужно будет потом озаботиться, чтобы достать их. Ага! Вот он какой, вот ничуть не сомневается в успеха! Впрочем, чего скромничать, вот не сомневается он в успехе и все тут. Даже если враг подойдет вплотную к башне и высадится во дворике, он все одно разберутся с турками. Не могут не разобраться. Потому как у него еще и страховка в виде греческого огня есть. А он пушкам в лбом случае не повредит. Впрочем, довольно скоро стало понятно, что до напалма дело не дойдет. Примерно в сотне сажен от каланчей под одной из галер вдруг вспухла вода, а затем вверх взметнулся высокий столб воды и дыма. Шедшая полным ходом галера, вдруг начала быстро погружаться. До Ивана донеслись отдаленные крики полные ужаса. Кричали в основном прикованные к веслам рабы-гребцы. Н-да. Картина конечно маслом. В груди все сжалось в холодный ком. На его глазах сейчас готовились утонуть не меньше полутора сотен рабов христиан. И в основном это были русские. Тут и к гадалке не ходить. Но… Если бы он мог избегнуть этого, то сделал бы все возможное. А вообще, хорошо, что так. Потому как гореть заживо… Бр-р-р. Лучше об этом не думать.