– Угнал у немцев танк и, выехав на берег озера, где полсотни офицеров при охране отдыхали, расстрелял их. Бойня была, мало кто смог сбежать в лес. После этого народу изрядно нагнали, самолёты в небе гудят. Я потому и приказал хуторянам не дымить печками, чтобы их не обнаружили. Раньше они никому не интересны были, а тут могут заинтересоваться. Теперь смотри, этот пистолет тебе, потом на ремень подвесишь. Вальтер называется, чуть позже покажу, как им пользоваться. Эти наручные часы тоже тебе, трофей с немецкого офицера. Кому автомат, сама решишь, и вот пулемёт. Ты у нас, судя по значку, хороший стрелок, разберёшься с ним, я помогу. Немецкий карабин деду. Кстати, у немцев пунктик: если обнаружат нашего бойца, вооружённого их оружием, всегда убивают его, бзик у них такой. Да и наши, если обнаружат у немца наше оружие, тоже пристрелят, в плен не берут. Так что если увидишь какого бойца с немецким оружием, прояви уважение, это значит, он отчаянный парень, сдаваться в плен не собирается. А война – такая штука, всякое может быть. – Ясно. Я закинул ящик с тушёнкой на правое плечо, сидор уже висел за спиной, а аккордеон – на левом, девчата на него с интересом поглядывали. Они тоже загрузились, и мы направились обратно. Припасы отдали хозяйке хутора. Дед ящик вскрывать начал, желая глянуть, что две пули натворили. Хлеб прибрали, ему очень обрадовались: мука уже давно закончилась, картошку перетирали на муку и пекли. Богданова приняла санитарную сумку, изучила, что внутри – мало, но хоть это. Потом дед карабин стал изучать, сам он в империалистическую не воевал, но в Русско-японской поучаствовать удалось, и награду имеет. Я ему рассказал то же самое, что и Фоминой: что оружие лучше прятать, если немцы придут. Показал ему фотоальбом того офицера СС. На фотографиях офицер позировал во время казней и пыток красноармейцев. Дед побледнел, но сердце, к счастью, не прихватило. Фомина заглянула в фотоальбом и чуть в обморок не хлопнулась. Другим девчатам тоже дал взглянуть, чтобы понимали, что за зверьё против нас воюет. Нельзя к ним в плен попадать, лучше последний патрон для себя оставить или гранату, чтобы их с собой прихватить. Так и сказал. Девчата погрустнели. Но ничего, пока обучал их использованию нового для них оружия, отошли. Потом я, сидя на завалинке, осваивал аккордеон, это была незнакомая мне модель. Весь хутор собрался вокруг меня, слушали и аплодировали. Ну а я до самой темноты играл разные песни. В основном домашние, мирные, про войну не пел. Пел песни Евгения Осина: «Две девушки», «Плачет девушка в автомате», «Дождь и я», «Студентка-практикантка». Пел песни «Самоцветов»: «Мой адрес – Советский Союз», «Увезу тебя я в тундру», «Чужая свадьба», «Ты моя единственная», «Школьный бал». Вот так этот день и закончился. Утром я позавтракал яичницей (всё как я люблю) и, оставив хутор, побежал в сторону Новгорода. Причём бежал, путая следы, чтобы по ним не вышли на хутор, мне этого не нужно. И хуторянам к дороге ходить запретил, тут до неё километров пятнадцать по прямой будет. Хорошо, хутор болотами окружён, немцам тут нечего было делать, да и партизан хуторяне не видели. Я едва на километр успел отбежать, как обнаружил купол парашюта на ели и следы крови: кто-то тут полз. Пробежался по следам и обнаружил лётчика, раненого, но живого, только без сознания. То, что это наш, опознал по парашюту, сам недавно под таким куполом спускался. Это был не разведчик или диверсант, а лётчик, по кубарям – лейтенант. Осмотрев его раны, увидел, что он перевязался исподней рубахой, были ранены рука и нога. Определил, что он тут уже сутки. Приподняв ему голову, смог напоить его из фляжки. Глотал он жадно, но не очнулся. Задерживаться я не стал, стянул купол парашюта и, на ходу убирая его в парашютную сумку, рванул к хутору. Парашют деду в подарок: мол, дарю за девчат, что выходил их, раненых, и помог перезимовать. Ну, и сообщил, что обнаружил нашего лётчика, раненого, без сознания. Подорвались все, даже дед. Я привёл их к раненому. Дед тут же слеги начал рубить для волокуши (телега тут не пройдёт), коня привести обещал. Богданова тем временем прямо на месте чистила раны и заново их перевязывала. Говорит, должна выходить. Воспаление небольшое есть и кровопотеря, но раны она почистила, теперь уход нужен и обильное питьё. Ну да это уже их дела. Первый пациент у них появился, теперь есть кого охранять и лечить. Я сам не ожидал, что так будет. А я дальше побежал, продолжая путать следы, и так уходил всё дальше. Думаете, это всё? Как же. Когда болото осталось позади, я наткнулся на наших – разведгруппу нашей армии. Я как раз присел пообедать на поваленный ствол дерева – нашёл, наконец, сухой, а то до этого всё сырые попадались. Расстелил платок на коленях и стал наяривать ложкой похлёбку из котелка; у меня их два было приготовлено, этот последний. Надо ещё приготовить, надо. Ел я вприкуску с галетами, потому что весь хлеб, который у меня был, я отдал. И тут приметил, что лес шуметь стал по-другому. Прислушался, доедая свой обед, и понял: люди идут. Определил по шуму птиц, куда, залёг по курсу и стал ожидать. Раньше не замечал в себе таких охотничьих способностей, а тут гляди ты. Вскоре среди деревьев замелькали фигуры в таких же камуфляжных костюмах, как у меня. Сначала пара в дозоре, потом остальные, почти два десятка, среди них трое раненых. Двое, с забинтованными руками и плечами, шли сами, третьего несли. Свистнув, я переждал, когда они залягут, и крикнул: – Вологда! После небольшого промедления прозвучал правильный отзыв: – Киев! Встав, я направился к группе, и мне навстречу вышел её старший. Не сразу, но я его опознал, нас познакомили в штабе армии. Старший лейтенант, фамилия запоминающаяся – Баталов. А вот Баталов меня сразу опознал: – Доброго дня, товарищ подполковник. Какими судьбами тут? – Генерал Петровский с чего-то вдруг решил, что я смогу повторить тут свои действия на Украине и при освобождении Минска, дал напутственного пинка, и вот бегаю. Две недели скоро будет, как меня в тыл забросили. – Не слышал. Видимо, засекретили. А мы тут уже неделю. Немцы как с цепи сорвались, задание выполнить не получилось, едва удалось сбросить преследователей с хвоста. Перешли к выполнению задания по уничтожению резервной цели. Центр дал добро. – Ну, тут я, наверное, виноват, разворошил муравейник. Бойцы уже устраивались кто где, пользуясь краткими минутами отдыха. Мы с Баталовым присели на траву и продолжали общаться. – Что с ранеными? – уточнил я. – Связывают вас? – Да, хотим устроить скрытый лагерь и оставить их пока. Дождутся нас, немцев мы вроде сбросили. – Тут я могу помочь. Смотри по моей карте. Вот тут хутор скрыт, там дед Михай с семьёй проживает. Осенью прошлого года он приютил окруженцев. Обоз ники, попали под удар танков. Девчата. С ними врач, старший военфельдшер. Я там организовал санитарный пункт, уже есть один раненый, сегодня утром лётчика подобрали. Лейтенант, по документам штурман из бомбардировочного полка. Зная, что искать, хутор найти не проблема. Отправь туда раненых, только смотри, чтобы никого на него не навели. Я сам следы путал, вот и своим то же самое скажи. – Спасибо, товарищ подполковник, вовремя вы. – Тут я капитан Ветер, такова легенда. – Понял, – серьёзно кивнул старлей. – Рация и радист у тебя, смотрю, есть? – Это да. – Тогда отбежишь подальше, отправишь шифровку в штаб армии, за моим кодовым именем. Я тут хоть и немного успел поработать, но кое-какие дела за мной числятся, нужно сообщить в штаб. – Сделаем. – Я сейчас накидаю сообщение, радист зашифрует. Значит, смотри. Вот тут на дороге меня с самолёта сбрили прямо на колонну СС. Семнадцать гавриков, шесть единиц техники. Немцев побил, технику захватил. Потом неделю убил на то, чтобы разогнать их в разные стороны и спрятать. Там три единицы бронемашин. Когда закончил, начал работать. Среди трофеев тяжёлый миномёт был, наш, полковой. Используя его, нанёс удар вот по этим двум мостам; автомобильный уничтожен, горел, железнодорожный сильно повреждён. Он и до меня был повреждён, там ремонтная бригада работала, но я и мост побил, и её. Паровозу ремонтного поезда тоже досталось, случайно, я миномётчик ещё тот. Дальше рванул в эти края. Хотел пост взять, но регулировщиков уж больно стерегут. Ночью не смог, а следующим днём вот тут, на озере, обнаружил полсотни отдыхающих офицеров, среди них шесть полковников, плюс ещё полсотни охраны. А у меня как раз рядом схрон с танкеткой был. Я к нему сбегал, танкетку пригнал и расстрелял немцев, мало кто в лес ушёл. Вот список по потерям у немцев: взял пленного, он и выдал. Из техники у озера побил броневик, зенитку в кузове грузовика, радийную машину, пять грузовиков и полтора десятка легковых авто. Шесть мотоциклов в качестве вишенки на торте. Когда от озера выезжал, столкнулся на трассе с авто колонной, девять грузовиков под охраной бронетранспортера. Уничтожил, мало кто выжил. Старлей, у них не было санитарных обозначений, и я не знал, что раненых везут, потом уже пленный сообщил. А ты сам знаешь: если немцы наших раненых побьют, то наши бьют немецких в отместку, и наоборот. Не хочется зачинателем ответных действий быть. – Да чёрт с ними, – пожал плечами старлей. – Наших они всё равно убивают, и никакая Женевская конвенция их не пугает. – Это всё, что успел. – Теперь я понимаю командарма. Один – и столько дел. У нас всего одна уничтоженная колонна в три грузовика и обстрел маршевой пехотной колонны, и всё. Задание не выполнено. – Что за задание? – Сами знаете, секретность навели. В общем, захватить пеленгатор. – Не встречал. Если где увижу, дам знать. На хутор я вернусь дней через пять, край – восемь. – Добро. – Да, забыл сказать. – Я снова расстелил карту и показал на метку. – Здесь в лесу свежее минное поле полосой, между этим болотом и этим озером. «Лягухи». – Ясно, – помечая на своей карте, кивнул Баталов. – Можно будет снять и использовать. Мы так уже делали, неплохие мины. На этом мы расстались. Группа, собравшись, двинулась дальше, с ранеными они чуть позже расстанутся, а я отправился по своим делам. Так получилось, что шёл, по сути, по их следам, ну и засёк движение – егеря немецкие шли. Не сбросил старлей их с хвоста, тишком они шли за ним. Я их чудом первый обнаружил, осторожно залёг и отполз в сторону. Потом отбежал, вернувшись по следам группы Баталова, и поставил на растяжку пять мин, отлично их замаскировав. Зацепят одну – подорвутся все пять. Ну, и стал ждать. Немцев было два отделения, шли очень грамотно, с боковыми дозорами. Я сидел на дереве, укрывшись в листве, и меня не заметили. Дозор прошёл миную ловушку, а основная масса и напоролась. Первый егерь мимо проскочил, второй с МГ – тоже, а третий инициировал. Раздались хлопки и подрывы, смерч стальных шариков разлетелся во все стороны. Сам видел, как лопнула голова офицера. М-да, я такого и не ожидал. Немцам сейчас точно будет не до преследования. Двое успели упасть, когда сработали подрывные заряды, вытолкнувшие мины вверх, но, по сути, только дозоры и уцелели. Немцы шли двумя колоннами, и мины между ними взорвались, так что всем досталось. Лучше и не придумаешь. Егеря сначала запрятались, но потом, убедившись, что рядом никого, стрельбы нет и тишина, начали собираться рядом с ранеными, помогать перевязывать. Ещё один осматривался вокруг на предмет подобных минных ловушек. А я тем временем задумчиво на них поглядывал. Уцелели семь егерей, что были на ногах, и я решил брать их, уж больно трофеи шикарные. Я не говорю про неплохой лесной камуфляж, который мне самому пригодится, тут главное – оружие. СС всегда снабжают новинками, вот и тут были четыре МГ-42, который только в апреле был принят на вооружение, и ещё шесть единиц оружия, в которых я опознал штурмовые винтовки, что странно: они вообще-то в конце сорок третьего должны появиться. Те самые, МП-44. Скорее всего, ранние прототипы на испытаниях. Ну и разное другое оружие было: привычные карабины и пистолеты-пулемёты, две снайперские винтовки, одна СВТ и одна Маузера. Другое имущество, включая непривычного вида ранцы, всё высокого качества. Ботинки егерские на шнуровке я бы тоже прибрал. Многое, конечно, побито осколками и запачкано кровью, но себе-то подберу что-нибудь интересное. После войны буду в камуфляже на охоту или на рыбалку ходить. Да, пригодится. Двое немцев стояли на охране, поглядывая во все стороны, но я ударил на расплав ствола из своего ППШ по плотной группе, полдиска выпустил и, спрыгнув с дерева вниз, рванул в сторону. Четверых точно срезал, остальные шустрые оказались: откатились и разбежались, открывая ответный огонь. Трое преследовали. Я откатился за ствол, и в него впилась пуля, отчего я громко застонал и, оставив ППШ, отполз в сторону. К дереву с трёх сторон, держа мою позицию на прицеле, подходили трое. Я возник за спиной одного из них. Три выстрела из ТТ с молниеносным переносом с цели на цель (с ППШ я бы так не смог) – и поражены все трое. Добив подранка, я подхватил свой автомат и продолжил охоту. Добил подранков у минной ловушки (похоже, никто не ушёл) и пробежался вокруг, собирая оружие, амуницию, элементы формы, обувь, ранцы – да всё, что не попорчено. Всё убирал в хранилище, потом переберу и постираю. Час на всё про всё ушло, и я уже бегу дальше. Ближе к вечеру я вышел к дороге выше того поста, где хотел взять регулировщиков. Приметив спешившую мимо попутную колонну, я достал грузовик и, как только они проехали, вывернул с боковой дороги, которая вела на лесопилку, после чего, нагнав колонну, пристроился замыкающим. Двадцать километров так с ними проехал, впереди уже показались окраины Новгорода. Колонна в город не поехала, свернула к складам. Ну и мне туда. Вместе с ними я въехал через ворота на территорию складов у железнодорожной станции. Вот это фарт. А хранилище такое маленькое. Придётся ответственно подойти к выбору трофеев. Въехав на территорию складов, колонна пошла дальше, а я свернул на ближайшем перекрёстке и встал у боковой стены одного из пакгаузов. Там и дождался, пока стемнеет. Я был всё в той же немецкой форме рядового вермахта, которую снял с одного из миномётчиков и подогнал под свой размер, благо нитки и иголка нашлись среди трофеев. Когда стемнело, я заправил машину, а то всего полбака осталось. Этот «Опель» хоть и имел привод на все колёса, но был прожорлив. Заправив машину, я убрал её в хранилище. Стоит поискать какой-нибудь другой автомобиль, а этот полноприводный поберечь. После войны такое авто ой как пригодится. А ещё мне необходимо продовольствие. Зная, что после войны будут голодные годы, желательно сделать запас. Да и с дедом Михаем стоит поделиться, раз он девчат и раненых содержит. То, что я дал им – это мизер. Я дождался, когда окончательно стемнеет. На территории складов царила светомаскировка, я видел следы бомбёжек. С наступлением темноты тихо двинул дальше. Жаль, языка не взял, знающего, где и что хранится, пришлось наугад изучать содержимое складов. Оказалось, проникнуть внутрь, несмотря на часовых и патрули, которые ходили по складским улицам, для меня не проблема. Нет, я сквозь стены ходить не умею, и ключей к замкам на воротах у меня нет. Всё куда проще. Я убирал в хранилище часть стены в виде овала, а потом, проникая внутрь склада, доставал обратно. Начал с того склада, где припарковал, а потом убрал в хранилище машину. Проник внутрь, осветил фонариком штабеля и тут же опознал содержимое. Нет, это не продовольствие – мины. Тут были мины для миномётов. Вот это странно, обычно такой груз выгружают с вагонов и отвозят подальше, на территории артиллерийских складов. Походив вокруг штабелей, нашёл и для 120-миллиметровых. Прибрал двести мин, причём без укупорок, сами мины. Потратил время, но снарядил все. Всё равно потрачу скоро, если не в эту ночь, то в ближайшее время точно. Следующим был склад амуниции, потом – формы, инженерного имущества, патронный. Вот в последнем я задержался. Взял четыре ящика патронов для пулемётов, один с трассирующими пулями, машинки у меня прожорливые. Забрал три ящика с патронами для МП, долго искал патроны для штурмовых винтовок, с трудом нашёл всего пять ящиков. Мало завезли, да и эти в уголке были скрыты. Следующим был склад с медикаментами. На тонну набрал, прежде всего перевязочные и антисептики, потом разные лекарства. Пять сумок санитарных подобрал, набив их до полного хирургическими инструментами, шовным материалом, шприцами, перевязочными, то есть всем необходимым для полевой операции и перевязки. Ну и наконец он – продовольственный. Там часовой маячил, я его снял. Брал в основном консервы, их тут было неожиданно много, французские, итальянские, даже из Штатов. Кроме консервов взял двадцать мешков пшеничной муки и пять мешков ржаной, двадцать мешков с рисом, пятнадцать с гречкой, пятнадцать с горохом, пятнадцать с сечкой, десять с бобами, пять с фасолью и десять с пшеном. Из овощей взял сорок мешков с картошкой, причём она была свежая, недавно выкопана, помыта и расфасована в бумажные мешки по двадцать кило. Судя по надписям, из Италии. Ну, это может быть. Я потому и стал искать мешки из Италии, что там свежий урожай. Кроме того, прибрал десять мешков с морковью, пятнадцать с луком, двадцать с капустой, пять с баклажанами, один со свёклой: я её как-то не особо люблю, для борща разве что. Видимо, овощи недавно завезли, сутки назад. Вообще, этот склад – не самое удачное место для хранения, нужно подземное овощехранилище. Я одно такое приметил в стороне и хотел его навестить, потому и оставил пару тонн свободного места. Ладно, продолжу. На этом же складе я взял шесть десятилитровых канистр с подсолнечным маслом и пять с оливковым. Ещё шесть мешков с солью и десять с сахаром кубиками. Восемь коробок с чёрным чаем и три мешка с кофейными зёрнами. Нашёл коробки с банками какао, взял десять коробок. Увидел итальянские спагетти и макароны и забрал всё, что было, сорок две коробки с макаронами и пятнадцать со спагетти (это, видимо, для офицеров), они лёгкие. Были банки с эрзац-кофе, не хотел брать, но шесть банок взял, угощу кого-нибудь. Остальное были консервы: сладкие, с фруктами, с кашами. У немцев были даже консервы в саморазогревающихся банках, я взял немало коробок. Была консервированная томатная паста от итальянцев, шесть коробок забрал на соусы и подливы. Вот так двести тонн с продовольственного склада и вымел. Сам в шоке.