– Неужели Гасан? После традиционного утреннего совещания в кабинете генерала Орлова задержались два полковника, Лев Гуров и Станислав Крячко. С момента завершения масштабной операции в Наро-Фоминске, позволившей раскрыть крупную ОПГ, занимавшуюся нелегальной торговлей оружием, прошло две недели. Активные допросы почти каждый день приносили новые данные, и друзья увлеченно обсуждали ситуацию. – Представь себе, – очень довольный результатами своей работы, ответил Стасу Гуров. – Этот самый хмырь, за которого с таким рвением бросалась на амбразуры охрана, и оказался неуловимым Наилем Валиловичем. А на вид – просто чурка неумытая. Тощий, страшный. Кто бы подумать мог, что это правая рука главаря такой крупной шайки. – А где же сам-то главарь? – подзадоривал Крячко. – Ковров-то пока гуляет. Или я не прав? – Не все сразу, – покачал головой Лев. – Сам факт, что ребята дают показания – это уже большое подспорье. Дай срок, наберем материал и на Коврова. Для ареста основания нужны, а у нас их пока недостаточно. Но еще не вечер. – Верно, верно, Лева, – поддержал Орлов. – Спешка только в ловле блох нужна. А в таких делах основательность требуется. Ковров – не воришка карманный, его на понт брать бесполезно. У него и положение легальное, и адвокатов целая армия на зарплате. Чтобы его привлечь, улики просто железобетонные нужны. Поэтому ты, Лева, не спеши. Работай основательно, собирай материал. А когда дело как следует округлится и картина с полной ясностью нарисуется, вот тогда и за Коврова возьмемся. – А что там неясно в этой картине? – спросил Стас. – Командир военной части получал вооружения для армейских нужд, но, вместо того чтобы использовать их по назначению, сбывал по дешевке преступной шайке под руководством Коврова. – Нет, Стас, там не совсем так, – возразил Гуров. – Это ты упрощаешь. Хотя я и сам сначала так думал. Но после того как Гасан и его прихвостни начали говорить, выяснилось другое. Оказывается, эта часть была, фактически, только перевалочным пунктом. Там довольно надежные склады, причем целых четыре штуки. Для самой части столько вооружений не требуется. – А Коврову пригодится, – усмехнулся Стас. – Именно так. Их договоренность с Калачевым заключалась в том, что, когда Ковров получает по своим каналам очередную партию оружия, он складирует ее в части и потом, по мере надобности, постепенно вывозит. – Типа – под заказ, – снова вставил ценное замечание Крячко. – Типа того. Поскольку с Пахотиным Калачев сотрудничал и раньше, и человек он был, как говорится, подходящий, втроем с Гасаном они разработали схему привоза-увоза, используя расписание тренировок с оружием в «Щите». Спецмашина выезжала из части и приезжала обратно под вполне легальными предлогами, и, разумеется, никому и в голову не приходило проверить, соответствует ли реально перевозимое оружие тому, что значится в документах. – А мебельная фабрика тоже с самого начала участвовала в процессе? – поинтересовался Орлов. – Почти, – ответил Гуров. – У них ведь общая территория, рано или поздно все равно бы догадались. И, предвосхищая, так сказать, эту догадку, наши ловкачи решили первыми сделать предложение, от которого невозможно отказаться. В результате и Харитонов смог получить дополнительную прибыль, да и Гасан не остался в накладе. Ведь перевозка мебели – почти идеальная маскировка. Кому придет в голову искать в этих «Газелях» оружие? – Поэтому и не могли их вычислить так долго, – заметил Орлов. – Ведь Гасан этот давно был на примете. Но что-то реальное на него накопать, поймать, так сказать, за руку, казалось просто нереальным. – Спасибо фермеру, подсобил, – ухмыльнулся Стас. – Да уж, этот фермер… просто чудо ходячее, – согласился Гуров. – Ну, какому еще дураку могло бы прийти в голову при такой погоде, засушливой и ветреной, очищать землю огнем? Идиот, иначе не скажешь. – Так, значит, на том складе все-таки лежали боеприпасы Гасана? – уточнил генерал. – Не только. Вообще, Калачев хотел освободить его именно затем, чтобы расширить площади для хранения неучтенки. Для этого и утилизацию придумал. Но поскольку уничтожать то, что можно продать, показалось ему неразумным, на утилизацию он отправил лишь часть находившихся там старых боеприпасов, а оставшееся предложил Гасану. Тот согласился взять, хотя и дешевле, чем брал, так сказать, не просроченные товары. Добавив к этому остатку «кондиционные» патроны и гранаты, которые требовались заказчикам Гасана, Калачев уже назначил время для вывоза этой партии, когда произошел казус с фермером. Вместо очередного неплохого денежного транша, бедный командир части получил серьезную проблему в виде разрушенного хранилища и погибшего солдата-срочника. – И чуть было не получил еще более серьезную в виде уничтоженной военной части, – снова сострил Стас. – Да уж, – согласился Гуров. – Солдатики, можно сказать, в мирное время совершили ратный подвиг. Не знаю, сожалел ли Калачев о гибели этого Игоря Щепкина, но знаю точно, что своя шкура ему была дороже всего. И поняв, что шкуре этой угрожает серьезная опасность, он решил подставить вместо себя Рыбакова. Свалить на него, как говорится, все тяжкие, а потом инсценировать самоубийство, чтобы создать впечатление, что Рыбаков своим поступком сам подтвердил справедливость этих обвинений. – Не выдержал мук совести, – прокомментировал безжалостный Стас. – Вроде того. – А осуществил это «самоубийство», выходит, Кожевников? – спросил Орлов. – Да, он и еще один ублюдок, которого дал ему в помощь Гасан. Ведь смерть Рыбакова была выгодна не только командиру части, она, в каком-то смысле, обеспечивала прикрытие и для Гасана. Так что здесь интересы пересекались, и взаимовыручка была вполне объяснима. – Да, чего только не пересеклось в этом деле, – философски заметил Орлов. – Ну мог ли кто-то предсказать, что на ОПГ, торгующую оружием, можно будет выйти через глупого фермера и не в меру умного директора фирмы, обучающей телохранителей. – Это ты еще про мебельную фабрику не упомянул, – напомнил Крячко. – Вот-вот. Неисповедимы пути следствия. – Пускай. Главное, чтобы они всегда вели к раскрытию, – резюмировал Гуров, и друзья разошлись по рабочим местам, чтобы начать новый день, полный новых задач, решение которых и впрямь часто приходило самыми неисповедимыми путями. Под колесами поезда Глава 1 Обычный рабочий день сотрудника МВД, отвечающего за пропускной режим, во всех ведомствах и отделах выглядит совершенно одинаково. Принял пост, расписался в журнале и сиди себе, на удостоверения поглядывай да входящих регистрируй. Ничего сложного, ничего интересного и уж тем более ничего интригующего. Будь то пропускная вертушка в захудалом Старореченске, где самым опасным социальным элементом является баба Дуся, торгующая самогоном, или же электронный турникет Главного управления уголовного розыска Москвы, стены которого видели столько боли и страданий добропорядочных граждан и столько же жестокости и мерзости, совершенных «двуногими», которых и людьми-то назвать сложно. Нет, конечно, сидеть и чаи гонять дежурному некогда. Он своего рода распределительная станция, которая никогда не простаивает, особенно в больших городах. С чем только не обращаются к нему растерянные, встревоженные, а порой и заплаканные граждане: кошелек украли, сумку в транспорте порезали, гараж вскрыли, квартиру обчистили, соседи буянят, покоя не дают. Мелочи? Пожалуй. Во всяком случае, с такими проблемами более сообразительные люди идут к участковому, а не на Петровку. Но в каждом городе есть такая категория пострадавших или потерпевших, которым и в голову не придет придерживаться каких-то правил. Такие идут прямиком к «самому главному». И неважно, капитан ли он по званию или генерал-лейтенант. Важно то, что в районе выше его по званию нет. Справедливости ради нужно заметить, что таких любителей шагать через головы немного, но процентов двадцать наберется уверенно. Так уж они устроены. Кран ли у него потек, или пробки выбило, колесо пробило, или зубы заболели, он непременно начнет с самых верхов. Он не станет вызывать сантехника, обращаться к электрику, не заедет на станцию техобслуживания и не сядет в кресло стоматолога до тех пор, пока начальник ЖЭКа, директор СТО, главврач стоматологической клиники лично не заверят этого гражданина, что его проблема на особом контроле у начальства и его обслужит лучший сотрудник, какого только можно найти в радиусе ста километров. Вот с такой категорией граждан дежурный сталкивается ежедневно с восьми утра до шести вечера, а иногда и во внеурочное время. И решает их проблемы, распределяя по кабинетам, вызывая следователей, дознавателей, уполномоченных по правам человека, участковых инспекторов и инспекторов по делам несовершеннолетних. Он собирает заявления, жалобы, претензии в устном и письменном виде, успокаивает и вразумляет, дает советы, которым не всегда следуют. Для того чтобы понять, кого и куда направить, дежурный должен каждого просителя выслушать. Вот в этом и заключается его главная функция: он слушает. Истории идут одна за другой, без перерыва, без остановки, к концу дежурства сливаясь в один сплошной поток, а иной раз и сплетаясь в ужасный клубок преступлений, правонарушений и проступков, который так и хочется поднять и запустить куда подальше. Так далеко, чтобы ни тени, ни запаха не осталось. Но бывают дни, когда события, происходящие в вестибюле полицейского отдела, становятся определяющими для последующего расследования. Хорошо, если дежурный полицейский, ориентируясь на внутреннее чутье или же под влиянием момента, сумеет распознать такой вот ключевой момент и не выставит важного свидетеля или раскаявшегося убийцу за порог, посчитав их проблемы не заслуживающими внимания. А если случится наоборот? Допустим, перед дежурным полицейским возникает фигура щуплого подростка. Смущаясь и запинаясь, тот сообщает, что его приятели собирают бомбу в гараже его отца. И выкладывает целый список юных подрывников. Какова первая мысль дежурного? Правильно! Парнишку достали одноклассники, и он придумал способ им отомстить. Дежурный рвет тетрадный лист с нацарапанными на нем фамилиями, строго глядит на подростка и выпроваживает вон из отдела. А через два дня на Сенной площади гремит взрыв, и самодельная бомба уносит жизни двенадцати человек. Тут-то дежурный и вспоминает подростка и его список, и у оперативников начинается жаркая пора. Они отправляются в бесконечный поход по школам, где по составленному фотороботу пытаются вычислить подростка. А ведь все могло быть иначе, распознай дежурный правду в его словах. Или же взглянет дежурный на старенькую бабушку, клюшкой деревянной по мраморным плитам постукивающую, подзовет к себе. Что, мол, бабуля, у тебя стряслось? А она давай рассказывать, как бессонницей мучается да как все ночи напролет возле окна кухонного просиживает. И вот, сидя у этого самого окна, видела она, как двое подозрительных мужиков из подъезда сверток огромный выволокли и в багажник машины запихали. И не преминет заметить, что сверток этот уж больно на человеческое тело похож был. Не труп ли кого из соседей в багажнике ироды увезли? Дежурный посочувствует бабуле по поводу бессонницы, украдкой посмеется над ее фантазиями, посоветует перед сном принимать ромашковый чай, мол, успокаивает. И отправит восвояси. А через час генералу разнарядка сверху: срочно заняться исчезновением гражданина такого-то, который вместе с ковром из дома исчез, причем той же ночью, про которую бабуся говорила. И снова оперативникам по домам бегай, бабусю разыскивай, чтобы ориентировку на автомобиль получить. А бабуся с обиды на дачу рванула, и где эта дача находится, ни соседи, ни родственники не знают, так как самой бабке она не принадлежит, и отдыхает она у недавней знакомой по поликлинике. Бабку в итоге опера найдут, приметы автомобиля, что гражданина в ковре увез, получат, да только время уже упущено. Автомобиль перекрашен или на запчасти разобран. Ковер в печи сожжен, а труп рыбы в отдаленном пруду догладывают. И снова все могло повернуться иначе, окажись дежурный более бдительным. Истории, подобные этим, можно рассказывать до бесконечности. Любого опера, любого следователя и даже прокурорского работника спроси, и он тебе с десяток таких историй расскажет, причем из своего личного опыта. Вот почему, когда в вестибюль Главного управления МВД угрозыска вошел мужчина бомжеватого вида, дежурный, старший лейтенант Игнатьев, отодвинул в сторону журнал регистрации, но выпроваживать бомжа на улицу не спешил. На вид мужчине было лет сорок пять, или около того, но по опыту Игнатьев знал, что на самом деле ему может быть и двадцать, и тридцать лет. Жизнь на улице никого не красит и сохранению молодости не способствует. Одежда вошедшего, добротная дубленка покроя десятилетней давности, спортивная шапка с подкладкой и стеганые лыжные брюки, все еще хранили на себе следы былого ухода. Видимо, совсем недавно бомжу подфартило, и он наткнулся на «богатую мусорку» или разжалобил кого-то из жителей столицы, и тот пожертвовал ему одежку с барского плеча. Лицо бомжа оказалось вымытым и даже выбритым, а волосы пусть и неаккуратно, но все же постриженными. Огромного размера варежки из овечьей шерсти довершали картину. В целом бомж смотрелся вполне прилично, да и пах не так одуряюще, как многие его собратья. Тем не менее лейтенанту Игнатьеву он доверия не внушал. Было в нем что-то, отчего у более впечатлительного человека наверняка мурашки по спине побежали бы. Проскальзывало что-то в его взгляде, почти неуловимая искорка безумия, что ли? «Так в фильмах про психушку безумцев-интеллектуалов изображать любят», – подумал Игнатьев, прежде чем бомж заговорил. – День добрый, гражданин начальник, – вежливо и вполне трезво произнес он. – Не могли бы вы пригласить ко мне товарища полковника? – Полковника? – Брови Игнатьева слегка нахмурились. – Какого полковника? – Самого главного, разумеется, – вроде как удивился бомж непонятливости дежурного. – Ну, разумеется. Самого главного, кто бы сомневался, – сдерживая улыбку, произнес Игнатьев. – Простите, а я вам не подойду? Я вроде как тоже главный. На этом посту у меня полномочий побольше, чем у иного генерала. – Не, генерал мне не нужен, – не смутился бомж. – Мне полковник нужен. Он мой друг, мы с ним работаем вместе, а вас я не знаю. – Так давайте познакомимся, – предложил Игнатьев. – Я – старший лейтенант Игнатьев, а к вам как обращаться? – Чемберлен я, – заявил бомж, но руку, на радость Игнатьеву, не протянул. – Значит, Чемберлен? Очень приятно. И для чего, гражданин Чемберлен, вам понадобился полковник? – Ботиночки вот, – чуть помедлив, словно решая, можно ли обсуждать этот вопрос с лейтенантом, начал Чемберлен. – Хорошие ботиночки, добротные. Ни одной дырочки, я проверил. – Желаете предложить полковнику ботинки? – улыбнулся Игнатьев. – Не хочу вас разочаровывать, гражданин Чемберлен, но на территории управления торговля запрещена. Даже для самых главных полковников. – Мои-то прохудились, – пропустил замечание Игнатьева мимо ушей Чемберлен, – а эти прочные, сразу видно. Такие и за десять лет не сносишь. Чудо, а не ботиночки. – И он потряс замусоленным пластиковым пакетом, в который обычно складывают строительный мусор. На этот пакет Игнатьев обратил внимание сразу, как только бомж вошел в вестибюль, но особого значения этому факту не предал. Бомжи, они на то и бомжи, чтобы весь нехитрый скарб за собой таскать. Теперь же он насторожился, мало ли что у этого Чемберлена на уме. Может, он бомбу в Управление принес. В таких вопросах нужно проявлять бдительность. – Что в пакете? – отбрасывая панибратский тон, строго спросил старший лейтенант. – Ботиночки, – невозмутимо ответил Чемберлен. – Прочные и красивые. – Где взял? – Нашел. Они в коробке лежали, я коробочку открыл, гляжу, а там ботиночки. Ну я коробку в пакет положил. Для верности. – А коробка в магазине стояла? – допытывался Игнатьев. – Да нет же. В подвале. Выкинул ее кто-то. Я – не вор какой, я – честный человек. – Так чего вы их сюда приволокли? Нашли ботинки – берите и пользуйтесь, – удивился старший лейтенант. – Боюсь, полковник не одобрит, – заявил бомж. – Мне бы его согласие получить, я бы и ушел.