– Я не знаю, я там не был. – А кто был? Кто занимался погрузкой? – Грузили те, кто с этой машиной приехал. Не наши. Машину прислало предприятие, которое должно было все это утилизировать, ну и грузчики эти, соответственно, тоже были от них. Типа – специалисты. Как нести правильно, как ставить, чтобы самим на этих гранатах не подорваться при перевозке – все это они должны были соблюдать. Мы-то не знаем, как правильно. Вот нам и не доверили. – Ясно. Но откуда же ты тогда узнал, что не все ящики со склада вывезли? Не Рыба же тебе рассказал об этом? – Нет, не он. Это так… слухи ходили. А потом и подтвердилось… как видите. – А о том, для каких целей Рыба оставил на складе гранаты, слухи, случайно, не ходили? – вновь пытливо посмотрел на Андрея Гуров. – Нет, об этом не ходили, – серьезно ответил парень. – Что ж, на нет и суда нет. Можешь возвращаться в палату, не буду больше тебя мучить. Выздоравливай. – Спасибо. Глава 4 Отпустив Андрея, Гуров не спешил вызывать его товарища, размышляя над полученной информацией. Выходило, что перед «своими» Рыбаков не очень-то и таился, смело и у всех на виду «сортируя» ящики с боеприпасами, вместо того чтобы отдать приказ грузить их подряд и без разбора. И такую храбрость несложно было объяснить. Бесправные солдатики, которые, собственно, даже не участвовали в процессе, проговориться не посмеют, а пришлые «типа специалисты» не станут поднимать шум именно потому, что они – пришлые. Какая им разница, двадцать там ящиков реально загружено или только пятнадцать? Все равно на уничтожение везут. Главное, чтобы документы были подписаны, а с этим у майора Рыбакова наверняка было все в порядке. Что же до небольших несоответствий в количестве, подобные «нюансы» всегда можно сгладить путем посильного материального поощрения. «В общем-то, технология здесь понятна, ничего сверхъестественного нет. Непонятной остается цель. Что собирались делать Калачев и Рыбаков с этими гранатами? Продать «налево»? Но там, кажется, было не такое глобальное количество, чтобы из-за него рисковать карьерой. Оставили лично для себя, чтобы на досуге поохотиться или глушить рыбу? А может быть, эти два товарища – члены какой-нибудь тайной организации, практикующей человеческие сафари, и, в силу служебного положения, членские взносы они платят патронами и гранатами?» Последняя версия вызвала у полковника усмешку, но в целом причин для веселья было не так уж много. Гуров видел, что у него есть все поводы предъявить командованию части серьезное обвинение, но нет фактов, чтобы это обвинение доказать. Приватные разговоры рядовых военнослужащих, пересказывающих друг другу какие-то невнятные «слухи», разумеется, не могли служить основанием для возбуждения уголовного дела, а кроме этих разговоров в активе у него пока ничего не было. – Крестова вести? – деликатно постучав в дверь, осведомилась медсестра. – Ведите, – оторвавшись от раздумий, решительно проговорил Лев. – Он без мамы? – Один, – понимающе усмехнулась девушка. Михаил Крестов оказался щуплым среднего роста юношей с детски-наивным выражением доверчивых карих глаз. У него была почти целиком забинтована левая рука, и из-за края повязки виднелся след от ожога, частично заходивший на шею. – Здорово, Миша, присаживайся, – гостеприимно приветствовал Гуров. Получасовая беседа с новым собеседником почти ничего не прибавила в копилку информации полковника. Крестов был скромным деревенским парнем, замкнутым и не очень общительным, и по вопросам, касающимся разных «секретных» тем, до него не доходили даже слухи. Михаил более подробно рассказал об обстоятельствах гибели Игоря Щепкина, но практически ничего не смог поведать относительно нюансов проведенной недавно утилизации. Очевидно, подобные «интимные» темы товарищи с ним не обсуждали. Закончив допрос, Гуров обнаружил, что уже седьмой час вечера, и подумал, что привычка укладываться в рамки рабочего дня у него уже в крови и проявляет себя везде, независимо от места действия и обстоятельств. Он чувствовал голод и решил по возвращении в часть наведаться в рекомендованное Стрелковым кафе. «Будет неплохо, если окажется, что там действительно прилично кормят, и еще лучше, если выяснится, что среди завсегдатаев тоже циркулируют какие-нибудь интересные слухи», – подумал Лев, спускаясь к машине. Приехав в часть, он припарковался у гостиницы и пешком направился в кафе. Названия заведение не имело, но это не мешало ему быть вполне приличным мини-рестораном, где днем можно было перекусить, а вечером посидеть за чашечкой кофе или бокалом вина и послушать приятную, ненавязчивую музыку. Гуров попал в предвечернее время, когда обедающие посетители уже схлынули, а любители вечерних медитаций еще не собрались. Вместо музыки по полупустому залу разносился голос диктора, рассказывающего последние новости и комментирующего постоянно сменяющийся видеоряд на огромной, во всю стену, плазме. – Что-то о нас ничего нет, – усмехнувшись, заметил грузный мужчина с пивным брюшком, стоявший у барной стойки. – Что, уже не актуально? Гуров, в этот момент забиравший свой заказ, заметил, как бармен сделал пузатому мужику «страшные» глаза и кивнул в его сторону. – Чего? – по-простецки отреагировал тот и, не скрываясь, повернулся в сторону полковника, с любопытством осматривая его. – Чего ты? По-видимому, не найдя во внешности Гурова ничего примечательного, пузан снова повернулся к бармену, глядя вопросительно и с недоумением. Но сам Лев тут же понял, что разговор может оказаться интересным, и не стал отходить далеко. Он устроился за ближайшим столиком и сделал вид, что усердно занимается своим блюдом и смотрит телевизор. Сам же вполглаза то и дело посматривал на беседующих и в оба уха слушал. – Чего ты? – чуть тише повторил пузан, поняв, что здесь скрывается какой-то подвох. Бармен стал что-то бубнить, понизив голос до уровня полной нелегальности, и Гурову, как он ни старался, не удалось расслышать ни слова. Но по тому, с каким интересом пузан еще несколько раз оборачивался в его сторону, он понял, что речь идет о нем. «Похоже, о целях моего появления здесь осведомлены уже все», – с легкой усмешкой подумал Лев, пережевывая мясо. Продолжая делать вид, что ему нет никакого дела до мужчин, беседующих у стойки, он вскоре добился того, что бдительность их ослабла, и они начали говорить громче. – …Дима сам не свой ходит, – машинально перетирая стаканы, говорил бармен. – Витек заходил, говорит, с тех пор как этот здесь появился, все штабные на ушах стоят. Калач раз сто сегодня ездил куда-то, Дима, бедный, только коньяком и жив. Даже подходить к нему боятся. – Нервничает? – Еще как! Слова сказать нельзя, сразу крыть начинает по-черному. И в дело, и не в дело. – А чего он, раскопал, что ли, чего-то на них? – таким же конспиративным полушепотом спрашивал пузан. – Я-то откуда знаю? Мне не докладывают. Я человек маленький, крутыми делами не ворочаю. Водки налить, стакан помыть – вот и вся моя забота. А с этими своими делами пускай сами разбираются. Мне даже знать не интересно. Витек говорил, он документы какие-то требует, – продолжал бармен, несмотря на заявленное только что полное равнодушие к чужим «делам». – А Калач показывать не хочет, боится, что раскроются все их здешние шуры-муры. – Это насчет того солдатика, что погиб? – Да нет, похоже, дело не в солдатике. У них там со снарядами какие-то непонятки вышли. Вроде на том складе их вообще не должно было быть, а они вдруг оказались. – Как это? – удивленно спросил пузан. – Я-то откуда знаю? – в досаде на непонятливость собеседника, чуть не во весь голос проговорил бармен. – Сам знаешь, Калач, он… крученый. У него что хочешь может оказаться. – Да, Калач мужик мутный, – согласился пузан. – Это все говорят. Почти не слыша телевизионного диктора, Гуров полностью сосредоточился на разговоре, происходившем возле барной стойки. Он так увлекся, что даже забыл про свой стейк и застыл, весь обратившись в слух, остановив на полпути вилку с куском мяса. Когда в разговоре возникла пауза, Лев поспешил вновь сосредоточить свое внимание на заказанном блюде, опасаясь, что его «нелегальную деятельность» раскроют, и он не сможет подслушивать дальше. Но вскоре стало понятно, что дальше слушать нечего. Бармен и его упитанный друг сменили тему и стали вспоминать забавные случаи из армейской жизни, в том числе и с участием вышеупомянутого Димы, под которым, во всей видимости, подразумевался Рыбаков. Выслушав несколько баек, Гуров понял, что делать ему здесь больше нечего. Зал постепенно заполнялся «вечерними» посетителями, пришедшими сюда, чтобы отдохнуть и расслабиться, надоедливый голос диктора сменился негромкой музыкой, и стало понятно, что до поздней ночи в этом зале больше никто не захочет говорить «о делах». Расплатившись, Лев вышел на свежий воздух и, с удовольствием вдыхая вечерню прохладу, неспешным шагом направился в гостиницу. – Лев Иванович! Ну наконец-то! – неожиданно раздалось за его спиной. – А я уж с ног сбился. Пришел в гостиницу – говорят, уехал, стал расспрашивать – что? куда? – никто ничего не знает. Неизменный Стрелков, запыхавшийся так, будто только что пробежал стометровку, суетливо догонял полковника, и тот, невольно вспомнив про оставленный в прикроватной тумбочке пистолет, мысленно посетовал: «Жаль, не взял». – Как же это вы, а? – между тем продолжал Стрелков. – Нельзя же так… внезапно. Вы бы хоть предупредили. – О чем? – всем своим видом показывая, что гостей сегодня больше не ждет, спросил Гуров. – Ну как же… что уезжаете. Покидаете нас. Мы бы тогда уж и не волновались. А то ведь мало ли что. Вдруг случай какой-нибудь… неприятный. А на нас – ответственность. Скажут потом, что такого важного человека на произвол судьбы бросили, не берегли. Что мы тогда будем делать? Эти постоянные намеки на «неприятные случаи» начинали уже раздражать Гурова. «Что за идиотская фишка? – думал он. – Они что, таким образом пытаются напугать? Показать, что у них «длинные руки»? Так у меня у самого не короткие. Еще неизвестно, чья возьмет. Что за хамство, вообще? Угрожать чуть ли не открытым текстом полковнику УВД! Да еще из столицы. Совсем страх потеряли, обормоты». Но Стрелков, кажется, угрожать не стремился. Разливаясь соловьем, он говорил о заботе и о том, что они очень хотят создать важной персоне, приехавшей к ним с проверкой, максимально комфортные условия. – А иначе как? Иначе с нас взыщут. По всей строгости. И поделом. Как же? Иначе просто нельзя. Впрочем, все это уже неважно, – поспешил закруглиться Стрелков, взглянув на перекошенную от гнева физиономию полковника. – Главное, я убедился, что с вами все в порядке и вы благополучно прибыли обратно. Вот… тут небольшой гостинец, – добавил он, протягивая полковнику наполненный чем-то пакет. – Мне поручили передать. Ничего особенного, фрукты, аперитив. В номере фрукты не предусмотрены, я знаю. Хотя и люкс, но… Как говорится, «люкс по-армейски». Поэтому мы решили возместить, так сказать, временные неудобства. Стрелков все держал на весу пакет, протягивая его Гурову, но тот не спешил принимать этот «гостинец». Уже поняв, что с новыми знакомыми нужно держать ухо востро, он не хотел давать повода для обвинения во взятке. – Спасибо, но фрукты я, к сожалению, не ем, – выразительно взглянув на Стрелкова, ответил он. – У меня от них дисбактериоз. И вообще, я сегодня пораньше спать лечь хотел. Устал с дороги. Так что, извините. Спокойной ночи. Лев развернулся и, оставив обескураженного Стрелкова стоять с протянутым пакетом, пошел в гостиницу. Поднимаясь в номер, он отметил про себя, что майор, несмотря на все свои чрезвычайные беспокойства, не особенно интересовался, куда именно он ездил. Не уточнял маршрут, не спрашивал про пункт назначения, даже не намекнул, что это его интересует. На первый взгляд это можно было бы отнести к его деликатности, но Гуров очень хорошо понимал, что его персона интересует командование части в такой степени, что никакая деликатность не помешает задать нужный вопрос. «Значит, они знали, – пришел к заключению Лев, открывая дверь в номер. – Знали, куда я ездил. Что ж, можно только поздравить уважаемых командиров части. Информационное обеспечение у них находится на высшем уровне». Анализируя новые данные, которые ему удалось получить за этот вечер, Гуров все больше склонялся к мысли, что ситуация с боеприпасами не так проста, как может показаться на первый взгляд. Разговор, который он подслушал в кафе, и упоминание о том, что командир военной части «мужик мутный», подстегивали любопытство полковника, и он с большим нетерпением ждал того момента, когда сможет наконец ознакомиться со «сверхсекретной» документацией, где отражено движение боеприпасов. На следующее утро в восемь часов Гуров уже входил в приемную Калачева.