Я тоже не мог. Пришлось! На третий день нашего пребывания в благословенном Армасао, после того как батюшка честно отоспался (тут, я думаю, своё дело сделали таблетки, полученные от доктора Жоао с указанием выдавать их Флавиану первые двое суток), я его покормил неким блюдом из морепродуктов, напоил кофием из гейзерной кофеварки (доктор Ксения благословила!) и приступил к докладу о результатах разведывательного рейда, произведённого мною в окрестностях: — Значит так, батюшка! Народ на городском пляже вовсю загорает, на солнце плюс двадцать восемь, в тени плюс двадцать один градус, есть купающиеся! Идти туда минут пять, твоим ходом семь-восемь. Но можно туда не ходить! Прямо под нами, не более чем в пятидесяти метрах, — уединённый маленький песчаный пляж, к которому ведут двадцать четыре ступеньки деревянной лестницы. Но там никого нет, и похвастаться своим аполлоновским телосложением и отсутствием стильных татуировок тебе будет не перед кем! Так что выбирай, куда тебе идти на принятие солнечных ванн с кварцево-песчаным ложем и водные процедуры с маканием в океан — на городской пляж с шаговой доступностью пива и гамбургеров, или на наш, можно сказать, персональный, но лишённый вышеупомянутых преимуществ городского. — А можно никуда из них не ходить? — опасливо взглянул на меня Флавиан. — Может, я лучше просто по дорожкам вдоль берега погуляю? — Не можно! — я был суров. — Гулять по дорожкам будешь во второй половине дня, перед вечерним правилом. А пока солнышко в силе, доктор Жоао велел тебя на нём прогревать и купать в океане! Это лечебные процедуры для твоих сосудов, суставов и нервной системы! Приговор окончательный и обжалованию не подлежит. — А может, там вода холодная? — попытался ухватиться за соломинку батюшка. — Ага! На Крещение в прорубь нырять тебе не холодная? В святых источниках купаться, где вода как в проруби, тоже нормально? А здесь, где дети маленькие плещутся, холодная! — А у меня плавок нет! — уцепился за последний шанс «сачкануть» Флавиан. — А это что? — я высоко, словно флаг, поднял вверх одну из покупок брата Василия. — Это шорты… — Это купальные шорты, отец игумен! Плавки-шорты, если тебе так звучит понятнее. Специальные купальные шорты фирмы «Адидас», «родные», кстати, не подделка. — Ладно! Давай свой «Адидас», — понуро согласился Флавиан. — Валяй, издевайся над беззащитной старостью! Я проигнорировал эти беспочвенные инсинуации и отправился проверить электронную почту, нет ли новых сообщений от Ирины из Греции — по последним от неё сведениям трёхдневной давности, ухаживания греческого юноши Димитриоса за нашей Ленкой начали находить в её девичьем сердце некий отклик, тут теперь «глаз да глаз» родительский нужен! Новых писем не было. — Я готов! — раздался снизу неуверенный голос Флавиана. — Иду! — я соскользнул по перилам, чуть не грохнувшись с них (вот разыгрался, старый балбес!), выскочил в холл и замер. Зрелище было эпохальным! — Только не вздумай фотографировать! — сразу предупредил батюшка. — Так на улицу выйти не совсем стыдно? Он стоял передо мной в шлёпанцах-сланцах, клетчатых шортах с адидасовской эмблемой на штанине, его широкомасштабный торс свободно обнимала жёлтая футболка с надписью «Air Force» и взмывающим синим самолётиком на груди. Белая бейсболка на самой макушке и тёмные очки, похожие на мотоциклетные, украшали его величавую главу! — Ну, как тебе сказать… — я сделал шаг назад и слегка склонил голову, подобно художнику, смотрящему на мольберт с картиной перед последним, завершающим мазком. — Выйти на улицу, конечно, не стыдно, там и не в таком «прикиде» англичане с испанцами разгуливают, но фотографировать я тебя точно не буду, всё равно никто не поверит, что это не «отфотошопленный фейк». Годится! Сойдёшь для португальской сельской местности. Только бейсболку надо пошире расстегнуть сзади, а то она с твоей головы свалится! — Да я уже её на максимум расстегнул! — извиняющимся тоном ответил Флавиан. — Всё равно не налазит! Пришлось заменить бейсболку банданой… *** Вы когда-нибудь видели купающегося бегемота? Кто не видел, можете в «Ютубе» посмотреть, там этого полно! А я даже и смотреть не буду, никакой бегемот не сравнится с плещущимся в Атлантическом океане Флавианом ни по степени детской радости от процесса, ни по производимым шумам, плескам и фырканью! Я, естественно, подобно акуле (которых здесь, кстати, не бывает) барражировал вокруг него кругами на случай — «мало ли чего». Мало ли чего (Слава Богу!) не случилось, и мы благополучно приземлились на песочке, на взятых из шкафа в доме пляжных полотенцах с изображениями у меня «Человека-Паука», а у Флавиана — «Русалочки» из диснеевского мультфильма. Согревшись после достаточно прохладной океанской воды и утолив жажду предусмотрительно захваченной мною минералкой, я повернулся к Флавиану, вознесшему в синеву безоблачного неба своё бледное, забывшее о загаре пузо, и довольно сопевшему из-под прикрывавшей лицо банданы. — Отче! Тебя можно отвлечь от твоего важного дела? — Отвлекай! — не снимая с лица платка, ответил он. Я приподнялся на локте и продолжил: — Ты понимаешь, мне всё не даёт покоя эта бабушка из паштеларии. — Ирине пора начинать ревновать? — Флавиан снял с лица бандану и тоже повернулся ко мне с улыбающимся лицом. — Да ладно тебе, не смешно! — буркнул я в ответ. — Я серьёзно! Я всё вспоминаю, как она пришла и, по естественному душевному порыву, порезала нам булочку, не имея никакого расчёта на сиюминутную выгоду. — И что тебя смущает? — внимательно посмотрел на меня батюшка. — Да я вот всё думаю: она же наверняка католичка, или, может быть, вообще индифферентна к религиозным вопросам, как большинство европейцев, с которыми мы сталкивались… Но вот я, такой весь из себя православный, алтарник-чтец церковный, при духовнике… Но я не уверен, что я бы так же поступил на её месте… Так кто из нас больше христианин? — «Кто есть ближний мой?… сотворивый милость… иди, и ты поступай так же!» (Лук. 10:33), — процитировал Евангелие батюшка. — Вот видишь! — воскликнул я. — Милость должна проистекать от чистого сердца, от искренней любви к людям! — Ну да! «Доброхотно дающего любит Бог» (2 Кор. 9:7), — согласился Флавиан. — Так где же её взять, эту «доброхотность», чтобы, как эта бабушка, не смочь не сделать даже маленького доброго дела там, где его можно сделать? — Помнишь историю из жития преподобного Антония Великого про него и александрийского сапожника? — Напомни, отче! — Антонию, великому подвижнику, имеющему благодатные дары от Бога, Господь вдруг открывает, что он ещё не возрос в духовную меру сапожника из Александрии. Антоний идёт к нему, находит и начинает выпытывать, каким подвигом тот стяжал такое духовное совершенство. Сапожник в ужасе, он и слов-то таких не знает! Антоний не отступает, и тот рассказывает, что когда сидит целыми днями у своего полуподвального окошка за работой и видит мелькание ног проходящих мимо его окошка людей, то думает: «Сколько людей, и все хорошие, все спасутся! Один я, грешник, погибну! Господи, помилуй мя грешного!». Ты, конечно, не Антоний, да и та бабушка, вероятно, не «сапожник», но пусть она станет для тебя тем образцом, вспоминая о котором ты будешь говорить: «Вот, та португальская бабушка спасётся, а я, православный грешник, погибну в гордости моей! Господи, помилуй мя!». — Спаси тя Христос, отче! — ответил я. — Спаси, Господи, и ту бабушку, которую ты послал нам во вразумление! — сказал батюшка и осенил себя крестным знамением. *** Две недели в Португалии пролетели незаметно. Может быть, когда-нибудь я расскажу об этом отдельно, уж больно много «александрийских сапожников» я встретил в этой «Хоббитании»… Флавиан реально покрепчал и загорел пузом (сперва, конечно, обгорел с отвычки…). Жалко, что я единственный, кто это смог узреть! Василий, провожая нас на регистрацию в Лиссабонском аэропорту, откуда мы должны были через Бельгию лететь в Москву, спросил: — Ну как Вам, батюшка, Португалия и вообще Европа? — Я бы сказал так, — подумав, ответил Флавиан: — В Португалии и в России присутствие Бога ощутимее, чем на всей территории, разделяющей их друг от друга. — Аминь, батюшка! — широко улыбнулся Василий. — Благословите навестить Вас в Покровском? — Благословляю! — широко осенил его крестным знамением Флавиан.