К этому времени мы обе уже поняли, что никто никого бить не будет, и я решила: почему бы и нет? Может, потому, что иначе пришлось бы вызывать полицию, а я на дух не переношу людей с жетонами. Я повела ее в стоящую в углу стройплощадки каптерку. Женщина шла чуть позади, опираясь на трость. Не сказать чтобы хромала, скорее слегка покачивалась. Я не очень разобралась, в чем дело, но трость была явно не для вида. Макклоски называл эту хибару своим офисом, но даже курятники бывают сколочены крепче. Нам не разрешалось входить внутрь, да и дверь была заперта. Загадочная женщина вытащила что-то из внутреннего кармана пальто — тонкую изогнутую проволоку — и начала ковыряться в замке. Она повозилась с минуту, а потом я не выдержала. — Нужно подцепить снизу, — сказала я. — В каком смысле? Я забрала у нее проволоку и за десять секунд справилась с замком. Я бы и с более сложным справилась с завязанными глазами. В буквальном смысле. — Если собираетесь регулярно этим заниматься, найдите отмычки поприличней, — сказала я. В последующие годы я видела ее улыбку примерно три десятка раз. Тогда она удостоила меня ею впервые. — Буду иметь в виду, — отозвалась она. Внутри халупа соответствовала внешнему виду. Грязная и кое-как сколоченная. Там стоял стол, сооруженный из пары ненужных досок, поставленных на козлы. На нем валялись бумаги. Еще были лампа и армейский телефон, который поставили сюда, чтобы Макклоски мог звонить, не бегая к таксофону. Остальное пространство занимали узкая койка и кипа грязных тряпок, при ближайшем рассмотрении оказавшаяся одеждой. Моя спутница включила лампу. При свете захламленная каптерка не стала выглядеть лучше. Даже в обезьяньих клетках бывает чище. — Опишите мистера Макклоски, — попросила она, не сводя с меня серо-голубых, как зимнее небо, глаз. — Даже не знаю. Лет сорок. Выглядит обычно, клянусь. Взгляд, которым она на меня посмотрела, впоследствии я привыкла называть «разочарованная учительница». — Ничего обычного не существует, когда речь идет о людях. И не клянитесь, если не заставляют. Я начала сожалеть, что не пустила в ход свинцовую трубу. — Ладно, — осклабилась я. — Примерно на фут выше меня, значит, шесть футов, плюс-минус. Вес сотни две фунтов — по большей части жир, но и мышцы под ним есть. Похож на работягу, который любит прикладываться к бутылке. Судя по заплатам на штанах, у него всего две смены одежды, и все вместе и трех баксов не стоят. В общем, дешевка, но хочет, чтобы его считали тузом. — С чего вы так решили? — осведомилась она. — С того, сколько он мне платит. А кроме того, он не потратил и двадцати пяти центов на бритье, зато отдал пять баксов за липовые часы. — Липовые? — Поддельные, фальшивку. — Откуда вы знаете, что они поддельные? — Золотые ему точно не по карману. И тут что-то блеснуло в ее глазах. Такой взгляд был у Мистерио, когда он распиливал свою прекрасную помощницу надвое. — У вас есть его телефон на случай непредвиденных событий? — спросила она. — Конечно. Но он велел звонить, только если случится что-то совсем ужасное. — Кое-что ужасное и впрямь случилось, мисс… — Без «мисс». Просто Паркер. Уиллоджин Паркер. Но все зовут меня Уилл. — Позвоните Макклоски, Уилл. Скажите ему, что на площадку проник посторонний и не желает уходить. Скажите, что я спрашивала о золотых часах. Сказать ему такое было легко, так как все так и было. Когда я повесила трубку, женщина (а она так и не представилась, и не думайте, что меня не покоробили такие дурные манеры) спросила, как звучал его голос. Я ответила, что поначалу звучал как обычно — сонно и раздраженно. Но когда я упомянула часы, в голос вкрались панические нотки. Макклоски сказал, что сейчас же приедет, и велел не отпускать эту женщину. Она довольно кивнула и села на койку — с прямой спиной, положив трость на колени и сжимая ее руками в перчатках. Потом закрыла глаза. Выглядела она такой же умиротворенной, как моя двоюродная бабушка Айда в церкви. А еще она напоминала портреты обездоленных женщин из журнала «Лайф» — побитые жизнью лица в терпеливом ожидании приближающейся бури. Я подумывала спросить ее, в чем дело. Или хотя бы как ее зовут. В конце концов, имя-то у нее есть. Но решила, что не доставлю ей такого удовольствия. А потому просто стояла рядом и ждала. Через десять минут молчания она вдруг открыла глаза и произнесла: — Уилл, думаю, вам лучше выйти на Восьмую авеню. В двенадцати кварталах к югу есть полицейский участок. — Хотите, чтобы я привела копов? — Попросите их вызвать лейтенанта Натана Лейзенби. Скажите, что произошло убийство и Лилиан Пентикост велела немедленно прийти. Если, конечно, они не хотят узнать обо всем из «Таймс». Я открыла рот, но она стрельнула в меня взглядом, в котором явно читался приказ не спорить, и я выскочила из каптерки и помчалась к Восьмой авеню, но у ворот остановилась. Как я и говорила, я не люблю официальные власти, как и они меня, в особенности тех, что с пистолетами и дубинками и не прочь пустить последние в ход по собственному разумению. А кроме того, что себе вообразила эта женщина? Что я назову ее имя и сюда примчится целый взвод копов? Лилиан Пентикост. Да кем она себя возомнила? Так что я тихо вернулась, обогнув котлован. Прежде чем я успела дойти до каптерки, скрип тормозов на Сорок второй улице возвестил о прибытии Макклоски. Я поспешила скрыться за шатким строением и пригнулась. Стены были тонкими, и я прекрасно все слышала. Но с тем же успехом могли слышать и меня, поэтому я сидела тихо и неподвижно. Раздались шлепки шагов по твердой почве, а потом со скрипом отворилась дверь. — Здрасте. Вы кто? И где маленькая циркачка? — Я отослала Уилл, мистер Макклоски. Решила, что нам лучше поговорить наедине. — О чем еще поговорить? В чем дело? Вы кто? — Лилиан Пентикост. — Послышался тяжелый вздох. Видимо, он узнал это имя и не обрадовался. — А дело в том, что вы носите часы убитого. — О чем это вы? Это ложь! Я купил эти часы. У парня в баре. Стоили двадцать баксов. Я покачала головой. Видимо, никто ему не рассказывал, что чем больше подробностей, тем проще запутаться в собственной лжи. — Полиция, конечно же, спросит вас, в каком баре и как звали человека, якобы продавшего вам часы, и так далее, и тому подобное, — сказала мисс Пентикост. — Но думаю, мы можем без этого обойтись. Потому что никто никогда в жизни не продаст «Патек Филипп»[1] за двадцать долларов. — Не знаю, что еще за «Патти Филип». Тот парень сказал, что он на мели, нужны бабки. Визгливые нотки в его голосе обличали вину так же явно, как рекламная вывеска на Бродвее. — Джонатан Маркел и впрямь нуждался в деньгах, мистер Макклоски. Но не настолько, чтобы отдать вам часы. — Кто такой Джонатан Маркел? — Человек, которого вы забили до смерти и у которого сняли с запястья часы. — Дамочка, да вы не в себе. — Это спорное утверждение. Меня обвиняли в необузданном нарциссизме, истеричности, галлюцинациях и прочих отклонениях. Но грязь на спине пальто мистера Маркела — это не галлюцинация. Грязь явно не из переулка, где нашли его тело. И проломы в его черепе — тоже не галлюцинация. И уверена, они соответствуют свинцовой трубе, которой вы велели Уилл отгонять забредших на стройплощадку нарушителей. Даже через стену я слышала дыхание Макклоски. Резкое и напряженное. Когда мисс Пентикост снова заговорила, слова вырывались рывками, словно что-то удерживало их в горле. Я начала сомневаться, так ли уж она спокойна. — Я бы догадалась и раньше, но… только вчера сумела осмотреть одежду мистера Маркела… в которой он был в тот вечер. Эта стройплощадка — одна из немногих между его клубом и переулком, где его нашли. Может быть, поначалу у вас и не было злого умысла. Может, проведя весь вечер за выпивкой, мистер Маркел хотел найти местечко, чтобы облегчиться, и пролез в дыру в вашем заборе. Приняв его за вора, вы… его ударили. Но… слишком сильно, да? Случайно? — Да… Да, это было случайно. Он произнес это хриплым шепотом, как будто вот-вот чихнет. Но так и не чихнул. — Но второй… и третий удары явно не были случайными. Как не случайно вы украли его бумажник и… часы. Или решили скрыть следы преступления. Это не было случайностью. И надо же было такому случиться, что именно в этот момент у меня затекла нога. Я поменяла позу, стараясь не хрустнуть гравием. Когда я снова устроилась поудобнее, внутри хибары установилась тишина. А потом раздался резкий щелчок взведенного пистолета. — Не дергайтесь, дамочка. — Паника в голосе Макклоски звучала еще отчетливее. Я буквально слышала, как пистолет дрожит в его руке. — Мистер Макклоски, не надо закапывать себя еще глубже в яму, в которую угодили. Полицию уже известили. Они приедут… с минуты на минуту. Ее тон был слегка сердитым, будто она распекает официантку за то, что принесла куриный бульон вместо томатного супа. Вот только она ошибалась. Полицию определенно никто не известил. Не знаю, что они там дальше говорили, потому что я тихо проскользнула к двери, напрягшись всем телом в ожидании неизбежного выстрела. Дверь каптерки была открыта. Я заглянула внутрь. Макклоски стоял спиной ко мне, прицелившись из уродливого пистолета с коротким стволом прямо ей в голову. Я услышала только конец его фразы.