— Вот как? — удивилась Чарли. — А тут водятся волки? — Все говорят, что их тут нет. Но я видела волка. Своими собственными глазами. Он перешел через дорожку вон там. Она указала на гравиевую дорожку. — Ну, значит, волки здесь водятся, — сказала Чарли. — Раз ты его видела. — Вот именно. Я так и сказала маме. 55 Чарли зашагала по дороге в сторону воды и дошла до центра Юрсхольма. Ей и раньше доводилось пару раз бывать тут по работе, и уже тогда ее впечатлили размеры домов и садов. Сейчас, в лучах осеннего солнца, помпезные особняки, построенные на рубеже веков, казались еще значительнее, чем она их помнила. Оглядев красивые фасады и ухоженные сады, она задумалась о том, каково расти в таком месте — быть ребенком на роскошной вилле с бассейном, зваными вечерами и персоналом. Она могла бы стать таким ребенком. Могла бы стать такой девочкой, одетой по-взрослому, с няней, двумя родными языками и аристократическими замашками. Она могла бы стать такой, если бы человек, называвшийся ее отцом, не отказался от нее. Что произошло бы, возьми он на себя ответственность за нее? Как бы выглядела сейчас ее жизнь? Кем бы она стала, закончив престижную школу-интернат, будучи дочерью человека, имевшего вес в обществе, а не просто чудачки Бетти Лагер? Была бы она счастливее? Ей снова вспомнились записки Франчески. «Я белая ворона. Я пятое колесо, тринадцатая фея, вечная незваная гостья». Нет, не факт. Но, может быть, некоторые вещи оказались бы… легче? Все те дни, когда Бетти лежала в темноте, когда нельзя было впустить ни капли света, все ночи, когда она бродила по дому, безумные вечеринки, переходившие все границы. И все это время он находился совсем рядом, этот Рикард Мильд, — летом он был всего в нескольких километрах от Люккебу. Только теперь она поняла, к чему нужно было наряжаться. Бетти пыталась уговорить Рикарда Мильда взять ее к себе. Сколько раз она побывала в Гудхаммаре в детстве? Сколько раз Бетти умоляла, просила и унижалась, прежде чем махнуть рукой? — Почему же ты ничего мне не рассказала, Бетти? Почему просто не сказала все, как есть? — Потому что это не сделало бы тебя счастливее. Я пыталась, солнышко. Но он, к сожалению, оказался самым обычным мужчиной. Собрил не смог заглушить чувства — в душе теснились потерянность, горе и что-то еще, что она не могла назвать словами. Перед ней открылся центр Юрсхольма — торговая улица с маленькими бутиками. По размеру она была не больше, чем площадь в Гюльспонге, однако на этом сходство кончалось. Здесь не было ни одного закрытого магазина, ни одной разбитой витрины. Чарли прошла мимо цветочного с изысканными осенними композициями, секонд-хенда, где продавались эксклюзивные сумочки, и книжного, с витрины которого смотрели классики в плотных переплетах. Сесилии понадобится не меньше часа, чтобы прочесть записки Франчески. Насколько хорошо она знает своего мужа? Может быть, ей обо всем известно? Перейдя наискосок небольшую площадь, Чарли зашла в кафе, обещавшее райское наслаждение тем, кто избегает сахара, глютена и лактозы. Заказав себе большой латте, она уселась за единственный свободный столик. На зеленых стенах красовался узор из красных свеколок. В помещении сидели исключительно женщины, по большей части беседовавшие по-английски. Их голоса слились для Чарли в некое фоновое бормотание, пока она пыталась осмыслить то, что узнала. Она была не из тех брошенных детей, которые мечтают о воссоединении с папой. Одной Бетти ей было более чем достаточно. Но теперь Бетти умерла. Когда прошло пятьдесят минут, Чарли встала и двинулась назад. Сесилия сидела на диване, держа в руках копии записок своей сестры. Ни ее матери, ни дочери не было видно. На столике перед ней стоял полупустой бокал с жидкостью, напоминающей виски. — Даже не знаю, что и сказать, — проговорила Сесилия. — Не знаю. Я просто… в шоке. — Понимаю, — кивнула Чарли. Она пыталась считать выражение лица Сесилии. Игра? Неужели та сама не подозревала своего мужа? — Она собиралась призвать Хенрика к ответу, — продолжала Чарли. — В общем, ты сама читала. Если это так, то твой муж — последний человек, видевший твою сестру живой. — Ничего не понимаю, — возмутилась Сесилия. — Не понимаю, на что ты намекаешь. Мой муж никогда… я хочу сказать, он не… он не из таких, он никогда бы… — Похоже, он последний видел твою сестру живой, — повторила Чарли. — Где ты это взяла? — спросила Сесилия, показывая ей листы. — Я работаю в полиции, — ответила Чарли, словно это что-то объясняло. — Так что, следствие снова открыли, не сообщив нам об этом? — произнесла Сесилия, глядя на нее скептически. Ясное дело, она не дура. — Это долгая история, — ответила Чарли. — Могу себе представить, — ответила Сесилия. — Прекрасно могу себе представить. Вид у нее был сердитый, словно все написанное в записках ее сестры — вина Чарли. Она бросила взгляд внутрь дома. — Мне кажется, тебе лучше уйти. Если тебя интересуют деньги, то мы это решим. Мы рассчитывали на то, что ты появишься. — Что ты имеешь в виду? — удивилась Чарли. — Я ведь даже не подозревала, что он мой папа. — Ты уверена, что не знала? — резко переспросила Сесилия. — Не понимаю, к чему ты ведешь. — Может быть, ты извлекла все это на свет, чтобы получить больше денег, чем тебе положено по праву. — Оставьте себе свои деньги. Чарли поднялась. — Чего же ты хочешь, Чарлин? — спросила Фредрика, беззвучно появившаяся на пороге. — Справедливости, — ответила Чарли. — Я хочу знать, что случилось с Франческой и Полем Бергманом. — Что-то я совсем не понимаю, о чем ты, — проговорила Фредрика. — Мама, оставь нас в покое, — сказала ей Сесилия. — Выйди, я сказала! Фредрика задом вышла из комнаты и захлопнула за собой двойные двери. Сесилия снова обернулась к Чарли. — Думаю, ты должна оставить в покое все то, к чему, как тебе кажется, пришла. Наша семья достаточно настрадалась. Никому не станет лучше от того, что все это снова взбаламутится. — Мне станет лучше, — заявила Чарли, глядя прямо в светлые глаза Сесилии. — Я не из тех, кто закрашивает пятна сырости, оставив все гнить под слоем краски. — Меня мало интересует, что ты за личность. Сообщи мне свои банковские реквизиты, и мы переведем твою долю наследства. — Как я уже говорила, я пришла не за этим, — ответила Чарли. — Мне нужно поговорить с твоим мужем, когда он вернется. — Не думаю, что ему будет интересно беседовать с тобой, — ответила Сесилия. — Тогда я пришлю вместо себя кого-нибудь из коллег. Чарли прекрасно понимала, что ступила на тонкий лед. Сесилия легко могла проверить и убедиться, что дело по-прежнему закрыто. Для Чарли это могло означать массу новых неприятностей, но сейчас ее это не волновало. Сесилия вышла за ней в прихожую. — Она моя сестра, — сказал она, когда Чарли уже выходила в дверь. — Я любила ее. Мы были очень разные, часто ссорились, но она была моя сестра. «И моя, — подумала Чарли. — Она и моя сестра». — Попроси своего мужа позвонить мне, когда он вернется, — проговорила она вслух. — Мой номер у вас есть. 56 Ей показалось, что квартира простояла заброшенной несколько месяцев. После длительного отсутствия у Чарли часто возникало это чувство, но сейчас оно было сильнее, чем когда-либо. Запах казался незнакомым, она не узнавала мебель и вещи, будто они принадлежали другому человеку. Возможно, потому, что она оказалась не той, кем себя считала. В свое время она приняла за данность, что ее папа — просто какой-то случайный вертопрах, а он на самом деле… да, кто он на самом деле? — Он бессердечный, — услышала она голос Бетти. — А зачем нам с тобой ничтожный бессердечный мужчина? Мы и без него прекрасно обходились. На следующий день ей позвонил Хенрик Шернберг. Свою фамилию он произносил так, чтобы никому не приходило в голову сомневаться в его благородном происхождении. — Моя жена рассказала мне, что ты побывала у нас, — сказал он, — и что это был не самый приятный визит, так что я предлагаю закончить эту тяжбу как можно скорее. — Тяжбу? — Да. Никто не собирается ссориться с тобой, Чарлин. Ты получишь свою долю наследства, не затрагивая семейные трагедии. — Боюсь, ты все понял совершенно неверно, — ответила Чарли. — Лучше нам встретиться лично.