– Да! Он рассмеялся. – Проклятье! Я теряю хватку. – Что бы я стал делать с парой старых спортивных трусов сэра Элтона? Это была ложь. – Не знаю! Мне показалось, что тебе нравилось рыскать на eBay, пока твой аккаунт не заблокировали, и я помню, что в детстве ты очень любил его. То есть… в этом заключен некоторый смысл? – Я люблю Элтона Джона, но не настолько! Смахнув выступившие от смеха слезы, я, снова став серьезной, сказала: – Хорошо, итак… О боже! Прошло два года с тех пор, как ты разговаривал с отцом, Гриффин? Он хмуро кивнул. – Да. – Почему? Он выдохнул. – Ну… помнишь, в детстве он никогда не поддерживал моих музыкальных увлечений? На самом деле ничего не изменялось. Он начал признавать, что я, возможно, принял верное решение, только после того, как я добился успеха. В любом случае наши отношения всегда оставались натянутыми из-за его обращения с мамой, пока она не умерла. Но даже тогда я старался не ссориться с ним. Все закончилось, когда он за солидную сумму дал интервью британской желтой газете. Статья, кажется, называлась «Отец Коула Арчера выдает все его секреты» или какая-то брехня вроде этого. Так или иначе, я перестал разговаривать с ним. Его слова ранили меня прямо в сердце. После смерти матери отец оставался последним близким родственником Гриффина. Я могла бы рассказать, как тяжело бывает единственному ребенку, у которого почти никого нет. Однако боль от того, что один из твоих родителей предает тебя, должно быть, совсем иного рода. – Мне очень жаль, Гриф. Он пожал плечами. По тому как он втянул щеки, я сказала бы, что наш разговор ему неприятен. – Тем хуже для него. Возможно, когда-нибудь я и позвоню ему, но этот день еще не наступил. Взяв его за руку, я сжала ее. Даже от такого невинного прикосновения я вся напряглась. – Как бы то ни было… – сказал он, – в тот вечер, когда я забыл слова песни, велась запись, и теперь мое выступление выложено в YouTube. Ты можешь найти его, если хочешь получить доказательства. Поначалу, когда слава вскружила мне голову, я довольно много пил и таскался по вечеринкам. И тот концерт стал последней каплей в чаше терпения: фирма звукозаписи пригрозила вышвырнуть меня вон. После той скандальной ситуации я очень скоро взял себя в руки и теперь больше никогда не пью перед концертом. – Надо же! Если ты сумел оправиться после такой отключки в присутствии тысячи зрителей, ты сможешь выдержать все. Для меня было бы самым страшным ночным кошмаром просто стоять перед ними, не говоря уже о том, чтобы петь и помнить слова. При этой мысли меня пробрала дрожь. – Твоя очередь, любимая! Два раза правда и один раз ложь. Глубоко вдохнув, я подумала о том, что собиралась сказать. – Ладно. Два раза правда и один раз ложь. – Я помолчала. – Я очень боялась пауков… и никогда не занималась сексом при свете, и… мои читатели думают, что я – мужчина. Гриффин удивленно раскрыл глаза, а потом его лицо буквально вспыхнуло от изумления. – Почему они считают тебя мужчиной? – Откуда ты знаешь, что это правда? – Совершенно очевидно, что про пауков ты соврала. Любой, кто живет со свиньей, должен быть очень терпимым к существам любого рода. Кроме того, невозможно страдать сразу от арахнофобии и агорафобии. Я хмыкнула. – Хорошо, ты прав. – Да. Да… во многом. – Он подмигнул. Чувствуя, что меня бросает в жар, я сказала: – Мои читатели думают, что я – мужчина, потому что я пишу под именем… – я собралась с духом, – Райан Гриффин. Он не сразу понял то, что я сказала. – Гриффин? Райан… Гриффин? Я кивнула. – Я еще не упоминала о своем литературном псевдониме, а ты никогда не спрашивал, но это сочетание двух наших имен. Ну, моей вымышленной фамилии и твоего настоящего имени. Моя настоящая фамилия Винетти. – Винетти. Итальянская, как у твоего отца. Мне нравится. – Спасибо. – Итак, Райан Гриффин. Это безумие, и удивительно, что ты так держалась за меня. Я польщен. Теперь, когда ты знаешь о моем вымышленном персонаже, я с нетерпением жду того момента, когда смогу познакомиться с твоим. Ты позволишь мне прочитать твои книги? – Не похоже, чтобы теперь, когда ты знаешь мой псевдоним, я смогу помешать тебе, если тебе этого действительно хочется. – На этот счет ты ошибаешься. Если ты не хочешь, чтобы я читал, я не стану подрывать твое доверие. Я вздохнула. – Да читай. Возможно, ты подумаешь, что я съехала с катушек еще сильнее, чем тебе кажется сейчас, но ты можешь прочитать их. – Нет. Не может быть, – поддразнил меня он. – Серьезно, впрочем, я проглочу их все и узнаю, какие воспоминания воскресит в моей памяти изощренный ум моей Луки. Черт побери, я вправду сгораю от нетерпения. Я закатила глаза к потолку и рассмеялась. – Прекрасно! Как бы я ни нервничала из-за того, что он прочитает мои книги, мне отчасти было любопытно его мнение. Мне хотелось, чтобы он гордился мной так же, как я гордилась им. – Итак, ты никогда не трахалась при свете. Это довольно легко исправить. Впрочем, для этого есть какая-то особая причина? – Ну, в первый раз это происходило в темной машине, а потом я заставляла парня гасить свет. Просто мне никогда не хотелось, чтобы кто-нибудь смотрел на меня. Вообще-то я сама не знаю, почему это пришло мне в голову. Наверное, не сумела ничего другого придумать на лету. – Ты подумала об этом потому, что, когда ты рядом со мной, твои мысли вертятся вокруг секса. – Он изогнул брови. – Ты воображала нас обоих обнаженными и занимающимися любовью у этой стены средь бела дня. Я прав? Я открыла рот от изумления. Ну, раньше я так не думала. Но теперь определенно представляла себе это! – Господи, Лука. Ты покраснела. Ты завелась, крошка? – Чуть-чуть. – Только чуть-чуть? – Возможно, больше, чем чуть-чуть. – Ты просто восхитительна. – Наклонившись, он зашептал мне на ухо. От его теплого дыхания мое тело покрылось гусиной кожей, когда он сказал: – Это мне кое о чем напомнило. Я должен забрать свой приз, разве не так? Меня пробрала дрожь. – И куда ты собираешься поцеловать меня? – Ну, на самом деле, здесь трудно ошибиться с выбором. Я бы хотел поцеловать любую часть твоего тела, если ты мне позволишь. Но, с учетом того, что ты ясно дала мне понять, что сегодня ночью мы не будем заходить слишком далеко, вероятно, сначала мне следует спросить тебя, какой вариант предпочитаешь ты. Мне хотелось, чтобы он целовал меня повсюду, но открытое обсуждение «вариантов» могло бы привести к тому, к чему я еще не чувствовала себя готовой. – Я могу подумать? – Конечно. И, если ты не хочешь, чтобы сегодня вечером я снова поцеловал тебя, просто скажи мне. Я могу подождать с компенсацией за свой приз, потому что очень надеюсь снова увидеть тебя. Я молю Бога, чтобы ты смогла задержаться здесь хотя бы на день. Я задумалась. Честно говоря, если бы я смогла задержаться… насколько я сумела бы вписаться в ту жизнь, которую он вел здесь? Ответ почти наверняка таков: вообще не вписалась бы. Должно быть, он заметил мою тревогу. – Что случилось, Лука? Скажи мне. Я – все тот же парень, которому ты можешь рассказать все что угодно, несмотря на все это показное дерьмо, которое ты видишь вокруг. Не обращай ни на что внимания и скажи, что у тебя на уме. Помолчав несколько секунд, я посмотрела ему в глаза. – Разве может из этого что-то получиться, Гриффин? Он взял меня за руку.