Незаметно подлить немного «сыворотки правды» в кружку Улссона не составило особого труда, и уже через пару минут он запел соловьем, вываливая на меня потоки любопытной информации. Чем дольше я слушал, тем больше мрачнел. Из его сбивчивого рассказа я выяснил, что северный материк охватило пламя войны. Конунг Харольд Седой Волк, собрав под своими знаменами огромное войско, начал постепенно захватывать Нортландию. На его стороне выступило большинство кланов оборотней, а также жрецы Ледяного храма, знаменитые своими кровавыми жертвами Хладу Жуткому, древнему богу севера. Кстати, дядя Арвида Улссона прибыл в Сардан только с одной целью — купить молодых рабов для этих самых жертвоприношений. Причем его сопровождал один из жрецов Ледяного храма, который перед покупкой тщательно отбирал каждого раба. В Сардане жрец нашел только пятерых достойных умереть во славу его древнего божка. Собственно, именно поэтому купец отправился в столицу графства — для жертвоприношения требовалось больше рабов. М-да… Если предположить, что дядя Арвида — не единственный купец, отправившийся в компании жреца на материк, — там, на севере затевалось что-то мерзкое и кровавое. Еще вчера, перед тем как отправиться в таверну, нам удалось выяснить, кого именно продал сержант Буке дяде Улссона. Самых молодых из «бедолаг», в том числе и Жереми. В чем смысл этих жертвоприношений Арвид Улссон не знал. Он лишь поделился со мной зловещими слухами, что ходили в народе о древней силе, к которой взывали служители Ледяного храма. А еще он сказал, что, если бы не совет пяти ярлов, которые при поддержке ордена теневых магов выступили против Харольда Серого Волка, тот вряд ли бы обратился к жрецам за помощью. Прежде всего на решение Харольда повлияло нападение флота Хельги Отважной на южные границы его королевства. Так, по крайней мере, Арвиду по секрету сказал его дядя. Пока слушал рассказ Арвида, у меня появилось странное ощущение, что я каким-то образом уже был участником тех событий. Правда, несмотря на силу испытанного мной чувства, я все никак не мог связать его с каким-то конкретным моментом из прошлого. Память Макса шалит? Это вряд ли… Хех… Где Макс, и где грозные морские сражения. В моей прошлой жизни такого точно не могло быть. Может, это просыпается память из других моих жизней. Неужели мой таинственный благодетель изволит шалить? Когда Улссон начал повторяться и рассказывать одни и те же истории из своей жизни по очередному разу, я понял, что пора закругляться. В отличие от виконта де Тосни, я, благодаря истинному зрению, расходовал магическую сыворотку правды более экономно, при этом не снижая эффективности ее действия. Поэтому Арвид все это время оставался в сознании. И если бы не большое количество выпитого эля, внешне он бы выглядел более или менее адекватно. Так, находясь под моим полным контролем, Улссон после обеда «пригласил» меня лично осмотреть рабов, которых выбрал сам жрец Ледяного храма, и которые содержались в специальном бараке на заднем дворе таверны. Ушлый хозяин «Веселого барсука» этот момент тоже продумал. И неудивительно: Сардан — это город, где торгуют рабами. Хочешь иметь прибыль — адаптируйся под местные реалии. Рядом с камерой, где содержались рабы, сидел чернобородый северянин, на правой стороне лица которого расплывался здоровенный синяк. Видимо, это подарок, что оставили ночные гости. Когда бородач увидел меня, шагавшего рядом с Улссоном, он недобро оскалился и прорычал: — Арвид, придурок! Кого ты там снова притащил?! — Заткнись, Кнуд! — рыкнул в ответ Улссон. — Или я расскажу дяде, как тебя, прославленного воина, вываляли в грязи какие-то местные оборванцы. Лучше прояви уважение. Мой друг — дворянин! Они явно говорили на астландском. Только очень корявом, со странным произношением и вкраплениями неизвестных мне слов, но это мне не помешало почти дословно понять, о чем шла речь. Чернобородый Кнуд как-то враз сдулся. А еще я заметил, что его удивил тон, с которым с ним говорил Арвид. Похоже, племянник босса раньше себе такого не позволял. Всему виной магическое зелье. Бородач что-то проворчал себе под нос, но в спор более не вступал. Видать, история с разборками с местным криминалитетом ему может вылезти боком. Руку даю на отсечение, он уже просил Арвида держать язык за зубами. Тем временем Улссон подошел к двери камеры и произнес, кивая на сидящих внутри парней: — Вот, полюбуйтесь, шевалье. Я заглянул в небольшое зарешечённое оконце и поморщился. В нос мне ударил резкий запах пота и испражнений. Из темноты камеры на меня уставились четыре пары глаз, в которых я видел только апатию и обреченность. Жереми и еще двоих парней из нашего каравана я узнал сразу. Они меня, кстати, тоже. Вон, как оживились. В глазах мелькнула искра радости и надежды. Пришлось незаметно приложить палец к губам, чтобы помалкивали. Взгляд четвертого сидельца, широкоплечего высокого блондина, наблюдавшего за нашей пантомимой, сперва загорелся, а потом заметно потускнел. Он понял, по чью душу я пришел, и осознал, что ему ничего не светит. — И что в них такого нашел жрец? — спросил я у Арвида. — Обычные оборванцы, которых пруд пруди в каждом городе Мэйнленда. — Без понятия, — пожав плечами, честно признался Улссон. — Он использовал какой-то артефакт, которому давал попробовать каплю крови каждого из них. И сказать по правде, я не видел радости на его лице, когда мы покупали этих четверых. Он назвал их обычным «мясом». Я перешел на истинное зрение. Жереми и тех двоих «бедолаг» я просканировал еще в Абвиле перед выездом и точно знал, что в их энергоструктурах нет ничего особенного. Сканирование блондина тоже ничего не показало. В принципе, все понятно. Не ошибусь, если предположу, что жрец их выбрал только из-за возраста и хорошего здоровья. — А вот с пятым все не так просто! — Арвид заговорщически мне подмигнул. — Идем. Я его вам покажу. Мы его держим отдельно от всех. Камера, где сидел пятый раб, находилась в глубине барака. Она была заметно теплее и чище. По крайней мере, из нее не несло помоями и экскрементами. Лысый верзила, охранявший пятого раба, в отличие от чернобородого Кнуда, на наше появление отреагировал нейтрально. Они обменялись с Арвидом короткими приветствиями, и мне было предложено взглянуть на добычу жреца. Пока мы шагали внутрь барака, Улссон рассказал, что служитель Ледяного храма очень радовался тому, как отреагировал его артефакт на кровь этого парня. Когда я заглянул в камеру, то встретился взглядом с худеньким парнишкой, которому от силы было лет четырнадцать или пятнадцать. На его худом бледном лице был написан страх и неверие в происходящее. Я осмотрел парня внимательней. А ведь это не обычный крестьянин. Даже по остаткам его одежды понятно, что паренек — не из бедной семьи. Хм… Интересно, чем ты так привлек жреца. Я быстро просканировал его энергосистему и довольно улыбнулся. Вот оно что! Теперь понятно, чему был так рад жрец. Энергосистема паренька, сидевшего на пучке сырого сена и с надеждой таращившегося на меня, была светло-янтарного цвета. Приветливо подмигнув пареньку, я обернулся к Арвиду Улссону и произнес: — Спасибо, друг мой! Я увидел все, что хотел. Предлагаю вернуться в таверну и продолжить нашу беседу за кружечкой эля. У меня созрело одно предложение, которое, я уверен, тебе очень понравится. Глава 8 — А вон и стены Тулона! — облегченно произнес господин Шарье, глава каравана, к которому мы присоединились в Бриаре, небольшом городке, расположенном на границе двух графств уже на территории Вестонии. — Далее в двух часах пути от Тулона находится Западная крепость — наш последний оплот. А уже за ней… — Тень Стрикса, — продолжил я за караванщика. — Эх… Будь она неладна, — буркнул Шарье и, громко причмокнув, тронул поводья. Проследив за двинувшейся вперед повозкой караванщика, я перевел свой взгляд на темнеющие вдалеке стены последнего приграничного города Вестонии и улыбнулся. Из Сардана мы вышли почти месяц назад и вот, наконец-то, добрались до фронтира. Рядом со мной остановился наш фургон, который отлично показал себя в этом путешествии, чего нельзя сказать о коляске, которую мы с Жаком экспроприировали у виконта де Тосни. Транспортное средство виконта не выдержало тягот нашего похода, и повозку пришлось продать в небольшом городке, находившемся в нескольких днях пути от границы графства Макон. Там же мы приобрели несколько лошадей для всего нашего небольшого отряда. — Дальше действуем по плану? — спросил меня Жак, сидевший на козлах фургона. — Да, — кивнул я. — Остановимся на несколько дней на постоялом дворе, о котором нам говорил Шарье. Затем, пока я буду улаживать дела в крепости, на тебе поиск подходящего жилья. Жак, кивнув, дернул поводья, и наш дом на колесах покатился вперед. Краем глаза я заметил бледное юношеское лицо, мелькнувшее в узком оконце фургона, и тяжело вздохнул. Почти месяц назад мой статус слегка изменился. Я стал рабовладельцем. Если для местных аборигенов это было показателем некой власти и признаком достатка, то для человека, сознание которого перенеслось из мира, где такое явление, как владение рабами, упоминалось разве что в исторических книгах, этот статус был прежде всего дикостью и, как ни странно, бременем. В одночасье я взвалил на себя обязанность заботиться о пятерых, полностью зависящих от меня, разумных, которых мой мозг отказывался воспринимать в качестве рабов. В тот день в таверне «Веселый барсук» с помощью зелья виконта де Тосни и некоторого количества эля мне без проблем удалось уговорить Улссона продать сразу пятерых его рабов. Хотя изначально планировалось выкупить только парней из нашего каравана. Решение я изменил, когда увидел энергосистему Кевина — того мальчишки из отдельной камеры, который оказался одаренным. Благоприятное ли это стечение обстоятельств, простая случайность или очередная шалость моего таинственного благодетеля — мне было плевать. Такой шанс я упускать не собирался. Пятого раба, широкоплечего блондина, я выкупил скорее из жалости. Во-первых, я знал, какая участь его ждет на севере, а во-вторых, я просто мог себе позволить эту покупку. Впоследствии я ни разу не пожалел о содеянном. Гуннар, так звали блондина, был родом с запада Астландии. В рабство он попал, когда его родную деревню разграбили и сожгли дружинники из соседнего баронства. Мой жест доброй воли натерпевшийся бед парень оценил по достоинству и всячески старался быть полезным в пути. Кстати, именно он, подслушав разговоры северян, просветил сидевших с ним в камере Жереми, Клода и Люка, не понимавших ни слова на нортландском наречии, о том, что всех их собираются принести в жертву в Ледяном храме. Стоит ли говорить, что в тот миг, когда они увидели мое лицо в зарешеченном оконце, то восприняли это как знак свыше. В общей сложности за пятерых рабов я выложил сто серебряных крон, о чем было упомянуто в договоре купли-продажи. Я намеренно дал почти в два раза больше, чем заплатил за них дядя Улссона. Так никто не сможет обвинить меня в мошенничестве — любой, кто увидит цифры в договоре, скажет, что эта сделка более, чем выгодна для северян. Кроме того, по моей инициативе, которая нисколько не удивила Улссона, в документе были подробно перечислены имена и фамилии всех рабов, переходящих в мою собственность. Это уже страховка от будущих притязаний на мою собственность властей Вестонии. В том, что эти притязания будут иметь место, я нисколько не сомневался. Сделка чуть было не сорвалась, когда у стряпчего, который должен был заверить своей подписью документ, возникли сомнения: имеет ли право племянник распоряжаться имуществом своего дяди? Но Улссон подсунул ему под нос доверенность, в которой было указано, что имеет, и все вопросы отпали сами собой. В тот момент, когда всех рабов вытащили из их камер и выстроили перед нами, чтобы записать их имена в контракт, а потом уже передать новому хозяину, неожиданно подал голос Кнуд. Он единственный из купеческой охраны попытался вразумить Улссона, аргументируя тем, что его дядя будет в бешенстве из-за поступка племянника. Но Арвид в категорической форме потребовал, чтобы Кнуд заткнулся. И зелье виконта де Тосни здесь было уже ни причем. Его действие уже закончилось. Всему виной был пухлый кошель с сотней серебряных крон, который Улссон не выпускал из рук. В общем, с полной уверенностью можно было сказать, что финальную стадию нашей сделки Арвид провел абсолютно добровольно и в практически трезвом состоянии. Серебро творит чудеса. Как там уже отреагирует на продажу рабов дядя Улссона, мне было глубоко наплевать. Сделка была оформлена по закону. Забегая немного вперед, скажу, что, когда мы выезжали из Сардана, дядя Арвида и жрец Ледяного храма все еще находились в столице графства. Сам же Улссон, по сообщениям Кота, которому я дал поручение приглядывать за северянами, пока мы были в городе, умудрился спустить ту сотню крон за игральным столом буквально за ночь. В общем, что ждало этого балбеса по возвращении его дяди, я мог только догадываться. В Сардане мы задержались еще на несколько суток, на протяжении которых Кот исправно снабжал меня разными сведениями. Перед отъездом я вручил ему инструкцию, в которой подробно расписал, как именно составлять для меня отчеты. Предводитель ватаги оборванцев, сам того не подозревая, превратился в некое подобие бота, который собирал для меня всю имеющуюся информацию в локальной сети «Сардан и его окрестности». Собранные отчеты Кот должен был доставлять каждую неделю господину Клюзе, тому самому стряпчему, который провел нашу сделку с Улссоном, и который понравился мне своей дотошностью и скрупулезностью. С Клюзе я заключил договор о том, что он будет принимать для меня всю корреспонденцию, а потом отправлять мне ее почтовыми дилижансами, что иногда прибывали с караванами в Тулон. Для оплаты услуг стряпчего, который в свою очередь занимался выплатой фиксированных гонораров моему «инфоботу», я открыл счет в самом крупном банке Сардана, где оставил вклад на сумму полторы тысячи крон с предписанием ежемесячной выплаты денежных средств на имя господина Клюзе или его законного представителя. Я понимал, что качество информации и особенно сроки ее получения мной в этом неповоротливом мире будут, мягко говоря, далеки от совершенства, но по крайней мере, пусть и с опозданием, у меня получится быть в курсе происходящего в Сардане. Насмотревшись вдоволь на темнеющие вдалеке стены Тулона, я взглянул на наш небольшой отряд, двигавшийся в сторону города. Откровенно говоря, я ожидал, что с парнями, статус которых изменился, будет больше проблем. Я был готов к сопротивлению, саботированию моих приказов, злым и ненавидящим взглядам, что насквозь прожигают нутро поработителя. Скажу больше, я думал, что в первую же ночь они все сбегут от меня, и даже загодя записал потраченную на их покупку сотню крон в графу «да и хрен с ними с этими деньгами…». Но реальность оказалась совсем другой. Никакого сопротивления даже близко не имело места. Все пятеро выполняли мои приказы беспрекословно и даже с неким рвением, что первое время меня немало удивляло. А о злых взглядах и уж тем более о побеге даже и говорить нечего. Все пятеро смотрели на меня, скорее, как на благодетеля, чем на «ненавистного поработителя».