— Как же без этого! Повели нас в отделение. Я этому козлу втолковывал. «Гордиться должны. Не каждому удается по роже от Джульетты. От самой Джульетты! Это же поэзия. С вашей-то физиономией». К счастью, умишком он не вышел. В милиции вместо своего дня рождения называл день рождения капитана Кука. — Козел. — Козел. Начальник отделения никак не мог взять в толк, при чем здесь Кук. А козел сказал, что, глядя на нас, чувствует себя, как Кук среди дикарей. Юлечка действительно выглядела немного раскованной. А козел совсем распоясался, кричит: Не потерплю надругательства над Шекспиром! — Козел. — Козел. А начальник отделения ему очень даже резонно объяснил: «Если это надругательство над Шекспиром, тогда пусть Шекспир и подает заявление. Шекспир, а не капитан Кук». Потом комиссия из Москвы. Меня по собственному желанию, а, в качестве напутствия худрук сказал: «Иди с миром и экспериментируй с кем хочешь, только не с Шекспиром». — А твоя партнерша? — Юлечку он отправил на неделю в пансионат, там отдыхал главный прокурор области, и наказал: «Натворила руками — выправляй ногами». — Справилась? — Справилась, в этом деле она очень трудолюбива. Знаю не понаслышке. — Словом, нет повести печальнее на свете, чем повесть о Ромео и Джульетте. — Это про меня. — И что потом? — Полгода я не мог найти постоянную работу, мотался по утренникам, зимой подрабатывал Дедом Морозом. А тут кто-то мне сказал, что в детском театре одной прибалтийской республики требуется актер на роль говорящего верблюда. И я приехал сюда с творческим интересом, потому как верблюдов до этого играть мне не приходилось. Треугольников прислушался, потом спросил: — Слышишь? Борис ничего не слышал. — Это шум. Сейчас нас поведут обедать. И действительно, открылась дверь, вошел конвоир: — На обед. Обед был очень кстати, ибо Борис не ел со вчерашнего дня, и тюремная трапеза показалась ему даже вкусной. После обеда Треугольников вынул из-под матраца колоду карт: — В шахматы играешь? — Нет. — И я не играю. Тогда в карты. Не на деньги, на интерес. Борис согласился, и до ужина они играли в какую-то ранее неизвестную ему игру, которую Треугольников называл «матросский вист». 3. Земля круглая — Что снилось тебе в первую ночь? — утром спросил Бориса сокамерник. — Ничто так не располагает к философскому переосмыслению жизни, как первая ночь на арестантском матрасе. — Мне снился Чацкий. «Все гонят, все клянут, мучителей толпа…» — Не к добру это. Тебя посадят. — За что? — Чацкий успел смыться, а у тебя не получилось, тебя посадят. — По какой статье? — Статью придумают. Все будет зависит от следователя. Главное, чтобы не Кубик. — Это что такое? — удивился Борис. — Ты правильно спросил: «что такое». Ты понимаешь, он — кубик: снизу у него много, а сверху, где у нормальных людей голова, у него заострение. Так что на самом деле он не кубик, а пирамида. Этот тебя лет на десять посадит. Ты хочешь сидеть десять лет? — Не хочу, — ответил Борис. И не обманул, ему действительно не хотелось сидеть десять лет. Треугольников достал карты, но в это время возник охранник: — Аристов. С вещами на выход. Борис знал, что с такими словами некогда выводили из камеры на расстрел, и, как профессиональный актер, войдя в роль обреченного, покорно направился к двери. — Повторяй все время вслух таблицу умножения, — посоветовал Треугольников. — Помнишь таблицу умножения? Таблицу умножения Борис помнил, но на всякий случай спросил: — Зачем? — Чтобы они видели, что ты не псих. А то, чуть что — в психушку. «Если я буду все время повторять вслух таблицу умножения, — подумал Борис, — меня точно упрячут в психушку». — Земля круглая; может, на краях и встретимся, — напутствовал его Треугольников. Борису тоже хотелось сказать что-то неординарное, но на ум ничего кроме «век воли не видать», не приходило и он ограничился: — До встречи. Его вывели во двор, посадили в машину с решетками. Минут через десять машина подъехала к заднему входу трехэтажного здания. Там его ждал человек, похожий на вышедшего на пенсию Буратино. — Этот? — спросил он. — Так точно, — ответил конвоир. — Следуйте за мной, — распорядился вышедший на пенсию Буратино. Они поднялись на лифте на третий этаж. Буратино показал Борису на дверь: — Входите. Борис вошел, а герой Золотого ключика остался в коридоре. 2. Визит дамы 4. Прекрасный следователь Комната, куда конвоир доставил Бориса, оказалась кабинетом какого-то солидного учреждения. На полу — ковер, в углах — две кадки с цветами. На одной стене — большой портрет Горбачева, на другой — портрет неизвестного Борису человека с большим лбом и в пенсне. Три двери: та, через которую он вошел; солидная дверь — скорее всего, в кабинет к начальству, третья — на балкон. За массивным письменным столом восседала девица лет двадцати пяти и яростно перебирала лежащие на столе бумаги. Борис поздоровался: — Здравствуйте. Девица подняла глаза: