Пратт напустился на Макмиллана: – Еще сегодня вы клялись, что с этим делом покончено и вы не станете участвовать в любых попытках сорвать нашу сделку! – Вы правы. – Макмиллан слегка дрожащей рукой поставил стакан с виски на стол. – Но они пристали ко мне с ножом к горлу… Они так давили… А ведь я старый гернзеец, мистер Пратт… – Вы опорочили честь гернзейцев? – взорвался Каллен. – Я бы вообще исключил вас из лиги гернзейцев! Вам нет прощения! Вы прекрасно знали, что станет с быком после продажи! – Конечно, – уныло кивнул Макмиллан. – Вам легко говорить, мистер Каллен. У вас денег куры не клюют. А у меня же после кризиса осталось одно стадо, и больше ничего. А тут еще сибирская язва месяц назад… Из всего стада уцелели четыре теленка, шесть коров, один бычок и Цезарь. Даже породистую телку купить было не на что! Как мог я содержать Цезаря в таком положении? Вот я и разослал телеграммы дюжине крупнейших скотопромышленников, включая и вас, сэр. И что я получил в ответ? Все знали, что я на мели, вот никто и не предложил больше девяти тысяч. Девять тысяч за Гикори Цезаря Гриндона! А тут ко мне пришел мистер Пратт. Он не скрывал, для чего ему понадобился Цезарь. Затея была невероятная, но соблазн велик… Особенно когда у тебя ни гроша за душой. Вот я и решил от него отделаться и заломил неслыханную цену – сорок пять тысяч! – Макмиллан взял свой стакан, заглянул в него и отставил в сторону. – Мистер Пратт, не моргнув глазом, вытащил чековую книжку и, не сходя с места, выписал мне чек. А ведь вы, мистер Каллен, не предложили мне и девяти тысяч. Насколько я помню, ваша цена была семь с половиной… Каллен пожал плечами: – Я в нем не нуждался. Впрочем, теперь вы получите тридцать три тысячи, точнее, оставите их из денег, уплаченных Праттом. Считайте еще, что вам чертовски повезло. Во мне вдруг проснулся филантроп. Я беседовал по телефону с управляющим и даже не уверен, нужна ли мне линия Цезаря в стаде. Всегда были быки лучше Цезаря и всегда будут… – Но только не ваши, черт побери! – Голос Макмиллана задрожал от ярости. – Дилетант паршивый! – Внезапно он умолк, обвел глазами присутствующих и провел ладонью по губам. Потом нагнулся к Каллену и горячо заговорил: – Да кто вы вообще такой, чтобы судить о быках и коровах – даже самых завалящих?! Не говоря уже о Гикори Цезаре Гриндоне! Цезарь был лучшим из племенных быков! – Он снова провел по губам ладонью. – Да, я сказал «был», так как он мне больше не принадлежит. Но он еще и не ваш, мистер Каллен. И ведь он внук самого Берли Великого. Он зачал пятьдесят одну чистопородную телку и девять бычков. Я глаз не сомкнул в ту ночь, когда он появился на свет. – Макмиллан показал свои руки, которые едва заметно дрожали. – Вот эти пальцы он сосал, будучи шести часов от роду. Он получил девять главных призов на выставках. Последний – на национальной, в прошлом году в Индианаполисе. Двенадцать его дочерей дают больше тринадцати тысяч фунтов молока и больше семисот фунтов молочного жира каждая. А вы смеете утверждать, что он не нужен для вашего стада! Надеюсь, черт вас побери, он вам и не достанется! Мои руки теперь развязаны. – Он повернулся к Беннету. – Мне самому пригодятся эти двенадцать тысяч, Лу. И из вашей игры я выхожу. Что тут началось! Беннет, Дарт и Каллен – все втроем обрушились на Макмиллана. Если отбросить в сторону ненужные детали, то смысл сводился к тому, что Макмиллан нарушил слово, чего не имел права делать, что на карту поставлен престиж Национальной лиги по разведению гернзейской породы и всего американского скотоводства, что случившееся подорвет престиж ярмарки, что тридцати трех тысяч Макмиллану хватит с лихвой и так далее. Макмиллан, мрачный и злой, сидел, упрямо не раскрывая рта. От внезапного, как взрыв бомбы, возгласа Пратта все замолчали. – Оставьте его в покое! Он здесь ни при чем. Я не возьму никаких отступных! Мне нужен только бык, и он уже мой, и у меня в сейфе хранится купчая. И баста! Все уставились на Пратта. – Но это невозможно, – залопотал Беннет. – Подождите… Я же объяснил… – Я не отступлюсь, – упрямо процедил Пратт. – Сделка есть сделка. Приготовления уже идут полным ходом. Я позвал сотню гостей… – Проклятье! Да после всего, что мы… – Беннет вскочил, так яростно размахивая руками, что я решил на всякий случай проверить, легко ли вынимается пистолет. – Вы не смеете! – вопил Беннет. – Мы не допустим! Вы просто сумасшедший, если надеетесь, что вам это сойдет с рук! В Кроуфилде меня ждут двенадцать членов лиги. Мы такое придумаем, что вы горько пожалеете о своем решении! Остальные тоже поднялись с мест. – Вы мерзкий маньяк, Пратт! – выкрикнул Дэниел Каллен и повернулся к выходу. – Беннет, Дарт, пошли. Я должен успеть на поезд. Он решительно двинулся прочь. Беннет и Дарт отправились следом, и вскоре вся троица скрылась за углом дома. После некоторого молчания морщины на лбу Пратта разгладились, и он взглянул на Макмиллана: – Знаете, Макмиллан, мне не нравится этот Беннет. И то, что он говорил, тоже не нравится. Ему ничего не стоит пробраться на пастбище, а мой сторож – полный растяпа. Я понимаю, что за сорок пять тысяч вы мне ничем не обязаны, но, учитывая… – Конечно. – Макмиллан встал, неуклюжий и долговязый. – Пойду взгляну. Мне… мне и так хотелось посмотреть на него. – Вы можете задержаться немного? – Вполне. Скотовод ушел. Мы остались сидеть. Племянник с племянницей казались встревоженными, Лили Роуэн зевала, а Пратт хмурился. Вулф подавил вздох и допил пиво. – Ну и кутерьма, – пробурчал Пратт. – Подумать только, – кивнул Вулф, – из-за какого-то быка. Словно вы хотите зажарить его и съесть! – В том-то и дело, – кивнул в ответ Пратт. – Из-за того они и бесятся. Глава 3 Так вот где собака зарыта! Молодежь и глазом не моргнула, но я вытаращился на нашего хозяина в немом изумлении. И по тому, как дернулась голова Ниро Вулфа, я понял, что и он по-настоящему удивлен, а это с ним случается крайне редко. Он выдал свое удивление еще и тем, что переспросил, а подобное наблюдалось не чаще. – Вы хотите съесть быка, мистер Пратт? Пратт снова кивнул: – Да. Вы, должно быть, заметили яму, которую роют у дорожки? Это для барбекю. Быка зажарят на вертеле. Пир состоится через три дня, в четверг. Племянница с племянником и мисс Роуэн приехали на это торжество. Я пригласил около сотни гостей, в основном из Нью-Йорка. Быка забьют завтра. Пришлось вызвать мясника из Олбани – местные отказались. – Потрясающе! – сказал Вулф, по-прежнему держа голову высоко поднятой. – Полагаю, в таком гиганте чистого мяса семьсот, а то и восемьсот фунтов. Сорок пять тысяч поделить… выйдет долларов шестьдесят за фунт. К тому же вы используете только самые лакомые куски, а многое пропадет… Можно посчитать и по-другому: если у вас сто гостей, то каждая порция обойдется в четыреста пятьдесят долларов. – Если так рассуждать, это и впрямь выглядит дико. – Пратт потянулся за стаканом, увидел, что он пуст, и громко позвал Берта. – Но согласитесь – истратив те же сорок пять тысяч на рекламу в газете или еще где, что вы получите? А на радио ваши деньги вообще проглотят в мгновение ока. А вот моя затея оправдает все расходы. Вы разбираетесь в психологии? – Я? – Вулф подавился, затем твердо ответил: – Нет. – А следовало бы. Так вот послушайте. Представляете, какая поднимется шумиха, когда станет известно, что знаменитого быка, чемпиона гернзейской породы, зажарили на вертеле и подали в виде бифштексов сборищу эпикурейцев? И кто это сделал? Том Пратт, владелец знаменитых праттерий! И знаете, что из этого получится, не говоря уже о рекламе? В течение многих месяцев посетители праттерий, жуя сэндвич с ростбифом, будут подсознательно чувствовать во рту вкус великого Гикори Цезаря Гриндона! Вот что значит психология. – Вы упомянули про эпикурейцев… – Кое-кто ожидается. В основном, конечно, я пригласил друзей и влиятельных знакомых, а также газетчиков. Но будут и несколько эпикурейцев. – Пратт неожиданно вскочил на ноги. – Кстати, вы ведь известный гурман. Вы еще будете в Кроуфилде? Не пожелаете ли составить нам компанию? В четверг, в час дня. – Благодарю вас, сэр. Не думаю, что вкусовые качества Цезаря окажутся чемпионскими, но, пожалуй, попробую. – Еще бы! Я собираюсь вечером звонить в свое нью-йоркское агентство. Вы позволите сказать газетчикам, что Ниро Вулф будет в числе гостей? – Да, пожалуй. Конкурс орхидей закончится в среду, после чего я, вероятно, отправлюсь домой. Впрочем, вам не возбраняется говорить о моем визите. Еще один вопрос. Мне любопытно, вы не испытываете угрызений совести из-за того, что собираетесь умертвить быка столь благородного происхождения? – С какой стати? – отмахнулся Пратт. – Они тут наговорили про многочисленное племенное потомство Цезаря – это их главный аргумент. А что это значит, вам известно? Корову объявляют племенной, если она дает определенный средний удой молока нужной жирности в течение года. В нашей стране около сорока тысяч племенных коров гернзейской породы, и только пятьдесят одна из них от Цезаря. А если послушать эту шайку из Кроуфилда, то можно подумать, что я намереваюсь вырезать все поголовье гернзейского скота. Я уже получил больше сорока телеграмм, в которых мне угрожают расправой. Это все Беннет! Он науськивает на меня скотоводов. – Видимо, они убеждены в своей правоте. – Конечно, как и я в своей! Хотите еще выпить, мистер Гудвин? А вы, мисс Роуэн? Эй, Берт! Берт! Грязнощекий, надо отдать ему справедливость, исполнял свои обязанности довольно проворно. Три хайбола превышали мою обычную норму, но после столкновения с деревом и корриды на пастбище я решил, что лишний бокал мне не повредит. Утомленный разговорами о чемпионе-быке, я придвинулся к чемпионке-племяннице и принялся любезничать с ней. Мои ухаживания были восприняты весьма благосклонно. Через несколько минут я заметил, что блондинка то и дело стреляет в меня глазами, и, улучив момент, улыбнулся ей. Я мог бы действовать и поактивнее, но впереди меня ожидали отнюдь не розовые перспективы. Мне предстояло до наступления сумерек доставить Вулфа, багаж и орхидеи в Кроуфилд, в забронированный для нас номер отеля, распаковать вещи, обеспечить Вулфа едой, которую он сможет проглотить, не подавившись, выслушать назидание за мое неумение водить машину и рекомендацию объезжать встречные деревья, согласиться со всем этим вздором и еще час-другой сидеть и прислушиваться к его вздохам. Я уже раскрыл рот, чтобы напомнить племяннице о ее обещании отвезти нас в Кроуфилд, так как время перевалило за пять часов вечера, как вдруг услышал нечто из ряда вон выходящее. Пратт пригласил моего шефа остаться на ужин, и Вулф дал согласие. Я злобно посмотрел на него, мстительно надеясь, что еда окажется отвратительной, поскольку знал, что после наступления темноты устроиться в Кроуфилде на ночлег будет практически невозможно, и тогда никаких человеческих сил не хватит, чтобы сладить с Вулфом. Он заметил мой неласковый взгляд и прикрыл глаза, я же притворился, что не замечаю его, и сосредоточил все внимание на племяннице. По-моему, она была премиленькая и довольно сообразительная, но уж больно сильная. По мне, так девушка должна быть девушкой, а спортсменка – спортсменкой, хотя возможны и промежуточные варианты. В ответ на приглашение Каролины я сказал, что с радостью составил бы ей компанию на теннисном корте, да вот рука болит – повредил при покорении забора (отъявленная ложь). И тут вдруг на террасу заявился еще один отряд нападающих во главе с исключительно симпатичной особой лет двадцати двух – двадцати трех, с золотисто-карими глазами и мягким чувственным ртом. Она была без шляпки, в полотняном платье с пояском. По пятам за ней следовал высокий стройный парень, чуть моложе меня, в коричневых брюках и пуловере. Замыкал шествие субъект, которому явно надлежало пребывать в ином месте, а именно в зоне, ограниченной Сорок второй улицей и Девяносто шестой – с юга и севера, Лексингтон-авеню и Бродвеем – с востока и запада. Там подобные типы находятся в родной стихии, но здесь, в провинции, их роскошные костюмы, непременным атрибутом которых являются жилеты, сшитые на заказ модные рубашки и кричащие галстуки, просто режут глаз. Атмосфера сразу наэлектризовалась. У нашего хозяина от изумления отвисла челюсть. Джимми покраснел и вскочил на ноги. Каролина что-то пробормотала, а Лили Роуэн нахмурилась. Подойдя к столу, уставленному пустыми стаканами, девушка обвела присутствующих взглядом и сказала: – Нам, наверное, следовало позвонить? Ее разуверили. Послышались приветствия. Субъекта в модном костюме видели в доме Праттов впервые, и он отрекомендовался как мистер Бронсон. Девушку звали Нэнси Осгуд, а стройный оказался ее братом Клайдом. В очередной раз кликнули Берта. Мисс Осгуд принялась уверять, что они не хотели портить нашу вечеринку, случайно заскочили на минутку по пути с ярмарки и задержаться не могут, ну разве только на одну минутку… Клайд Осгуд, на шее которого болтался бинокль, подошел к Пратту и вызывающе сказал: – Монт Макмиллан прогнал нас с пастбища, а ведь мы хотели только взглянуть на вашего быка. Пратт с делано безразличным видом кивнул, но жилы на его висках вздулись. – Чертов бык доставляет массу хлопот. – Он посмотрел на Нэнси Осгуд, потом перевел взгляд на ее брата. – Молодцы, что заехали. Очень приятный сюрприз. Я видел сегодня вашего отца в Кроуфилде. – Да, он говорил. – Клайд вдруг замолчал, потом стал разворачиваться медленно, но уверенно, словно влекомый какой-то неведомой силой. Он сделал четыре шага и остановился прямо перед Лили Роуэн. – Как поживаешь? – спросил он. – Прекрасно. – Она запрокинула голову назад, чтобы лучше видеть его. – А у тебя все в порядке? – Да, вполне. – Очень рада. – Лили зевнула. Этот диалог, видимо, чем-то задел Джимми Пратта, ибо он зарделся еще сильнее, хотя смотрел все время на Нэнси Осгуд, беседовавшую с Каролиной. Каролина настаивала, чтобы гости задержались и пропустили по стаканчику. Мистер Бронсон, которого, по-видимому, утомил проведенный на ярмарке день, присел. Клайд внезапно повернулся спиной к Лили, подошел к Пратту и опустился в соседнее кресло. – Можно вас на минутку? – Да, мой мальчик? – Понимаете, мы зашли с сестрой, чтобы повидать вас. – Что ж, очень приятно. Теперь, когда я выстроил этот дом, мы ведь снова соседи, не так ли? Клайд нахмурился. Он походил на избалованного ребенка, который то и дело капризно выпячивает губы. – Соседи? – переспросил он. – Да, пожалуй. Формально, во всяком случае. Я хотел поговорить с вами насчет быка. Я знаю, зачем вы это затеяли… Все только это и обсуждают. Вы хотите унизить моего отца… Отстань, Нэнси, я знаю, что делаю… Нэнси вцепилась ему в плечо: