На лице Никка застыла маска мертвенной бледности. — Но ведь если вы говорите правду… Ведь на Земле… — начал было он, но умолк. Его взгляд заметался по устилающей тоннель плитке. — Там нет… — Ни единого намека на то, что Сутала и Патил и все ваши народы когда-то существовали? — Фарн подошел к окну и сделал жест, как бы приглашая взглянуть на подземелье за своей спиной. — Добро пожаловать в будущее. Здесь, под землей, будут жить те жалкие остатки ваших народов, которые еще помнят АмараВрати. Вместе с такими, как я, с тифонцами. Однако те, кто теперь живут на поверхности, предавшие забвению свое наследие и свои технологии, тоже ваши потомки. Вы творите историю прямо сейчас. «Наш мир погиб? — голос Никка даже мысленно звучал слабо. Будто его ударили со всей силы под дых. — Но самое главное, Аня, это значит… значит… я твой прародитель?» Она попыталась засмеяться, но смех получился больше похож на стон умирающего сурка. Получается, все это время она гуляет по прошлому? Значит ли это, что каждый ее шаг, каждое решение прямо сейчас меняет будущее — ее настоящее? И какое настоящее ее? Здесь с Никком, там с отцом? Не совершила ли Аня нечто фатальное, сунувшись в другое время?.. «В другое пространство? В параллельный мир?» — она не понимала. На дороге показалась фигура тифонца в мантии. Аня и Фарн резко присели, но Никк остался стоять, не заметив его, все еще пытаясь осмыслить новую информацию. Жрец увидел его. Закричал, зовя подмогу. — Остается одна крошечная неурядица, — в полуприседе Ева ловко выстрелила из арбалета, попав тому точно в шею. — Выжить. Вчетвером они ринулись вперед по тоннелю. Сердце у Ани стучало в груди, а за спиной беспощадно стучали ботинки преследователей. — А вы не можете просто рассказать своим людям из… прошлого все то, что только что рассказали нам? — предложила она Фарну. — Что из их затеи завоевать мир ничего не выйдет? — Нет, — тряхнул головой тот и снова обратился человеком. Заметил, значит, что Ане не по себе, когда видит его настоящее лицо. — Во-первых, они не послушают; во-вторых, не факт, что они опять проиграют. — Что? — Не только прошлое влияет на будущее, но будущее на прошлое. Подумай, в конце концов, вы ведь нашли «Книгу Судеб» на Земле, чтобы унести на Да’Арию, это ли не доказательство, что время тесно переплетено и изменчиво? — Тогда… — …мы можем спасти и наш мир, — закончил за нее фразу Никк. — Или окончательно все испортить, — оборвала Ева. Тоннель оканчивался мостом, обвалившимся или намеренно разрушенным, и нужно было спускаться по камням по почти отвесному склону. Мать не растерялась, сунула арбалет обратно за пояс и начала аккуратно двигаться вниз. Аня посмотрела на Еву, на ее точные, как у львицы, движения, и совсем не материнский, холодный взгляд. Опять стало обидно. Если Ева знает о прошлом, почему не знает, что ее дочь стоит сейчас перед ней? Что и Аня в прошлом? Неужели в каком-то старом учебнике написали, что Аня и Никк нашли «Книгу Судеб», но не написали их имен? Пугающая идея закралась Ане в голову, словно острое жало, провернувшись в висках: она уже изменила свою судьбу. Из-за нее, из-за Ани, мать исчезла пятнадцать лет назад. — Идешь? — Ева протянула ей руку. Помедлив, Аня сжала мамину теплую ладонь. — Получается, ты пришла сюда изначально, чтобы спасти Да’Арию? — спросила Аня, ставя ноги на выпуклые камни. — Нет, — отозвалась Ева снизу. — Легенда гласит, что Лăры уничтожат не только Да’Арию, но и Землю. Все время, все пространство, весь материальный мир разом. Я не знаю точно, как это работает, сосуществует ли каждая минута истории в одном моменте или они просто повторяются по кругу, но я слышала немало легенд и видела, как многие из них сбывались. «Как легенда о потерянном городе инков», — подумала Аня. — А если ты не сможешь потом вернуться в свое время? — спросила она вслух. — Исключено. Пока прошлое и будущее существуют, всегда есть лазейка между нашими временами. — Она сделала паузу. — Я не могу не вернуться. Меня ждет дочка. Сверху посыпались камни. Внизу виднелся узкий переулок, очерченный каналом пересохшей подземной реки, и другой широченный мост, о который разбивались летящие сверху осколки. Аня сглотнула. Падать будет высоко, нельзя падать. Никк спускался чуть выше, а следом за ним шел Фарн, несколько жрецов стояли у края и не решались кинуться следом лишь потому, что Фарн метал в них булыжники, которые разлетались в воздухе по безмолвному приказу враждебных тифонцев и сыпались опасным градом обратно. «Меня ждет дочка». В этой фразе вдруг проскользнуло столько боли, что у Ани навернулись слезы на глазах, застилая кривую тропинку из обломков. «Дочка…» Ева произнесла слово именно так, как Аня всегда представляла; здесь, в этом слове, в этом моменте была ее мама. Настоящая мама. Заботливая, нежная, внимательная. — Пятнадцать лет, — не сдержавшись, промямлила Аня. Слезы потекли по щекам и закапали на качающийся на груди кулон. — Ты не возвращалась пятнадцать лет, мам. Ева перестала спускаться. Замерла, чуть не оступившись, но в последний миг схватившись за торчащую из камней железяку старых подпорок. Подняла голову и посмотрела на Аню; недоумение, недоверие, а потом испуг отразились на ее лице. Фарн что-то крикнул, но ни Ева, ни Аня не шевельнулись, глядя друг другу в глаза. — Мам… — эхом повторила Ева. Ее глаза распахнулись шире. — Мам? Пятнадцать лет? Аня шмыгнула носом. Чертовы слезы, остановитесь! Не сейчас, не здесь, нельзя плакать. — А ведь твое лицо показалось мне знакомо, — Ева покачала головой, в уголках ее глаз блеснули две слезинки. — Нет, но я ведь только вчера… Никк что-то закричал, но Аня не слышала что, не видела, где он. Две мамины слезинки — только на них она смотрела, как зачарованная. — Не может быть, не может быть, — повторяла мать одними губами, протягивая дрожащую руку к Аниной щеке. — Я не могла так просчитаться, не могла… Аня? Тяжелый удар пришелся Ане прямо в спину. Летевший сверху камень угодил в нее. Аня пошатнулась, и правая нога потеряла твердую опору. Землянка попыталась ухватиться за другой выступ, но вспотевшие руки соскользнули. — Аня! — закричал Никк. — «Аня!» — Аня!.. — позвала мама, но ее рука промелькнула в сантиметре от Аниных пальцев. Не поймала. И Аня упала. Вместе с камнями упала вниз. Глава 26. Вот видишь, хуже уже быть не может Лир втянул носом затхлый воздух, и ему на миг почудилось, он снова умер. Снова в темноте, снова в пустоте, снова один… «Нет, там даже гнили не чувствовалось», — напомнил себе он и покосился на Даф. И он вовсе не один, даитьянка пробиралась по узкому подземному коридору рядом с ним, хотя и всем своим видом показывала, что не желает разговаривать с Лиром или хотя бы его замечать. «Имеет полное право». Хэллхейт все равно любил ее больше жизни и был благодарен уже за то, что после всего, что он сказал, Дафна по-прежнему в него верила, по-прежнему готова была отправиться с ним на верную смерть. В отличие от Чарны. Последнее, что сказала Лиру фоморка, прежде чем уйти и оставить наедине с полузабытыми змеиными костями: — Аня и Никк у тифонцев. — Откуда ты знаешь? — Хэллхейт уставился на нее тогда в полном пыли кабинете, на что Чарна лишь повела плечами. — Ирн замети странное движение на датчиках, — ответила Регинслейв, — которые понатыкал в пещерах. Кто еще мог туда сунуться? — Никк с Аней ни за что не поступили бы так глупо! «Поступили бы», — шепнул Лиру внутренний голос. Во-первых, Лăрам нужна была Аня, и Лир это прекрасно знал. Если Ивэйн сумела обмануть Хэллхейта и вынудить его дать ей клятву, то землянку обманет в два счета. Во-вторых, после всего, что они узнали о прошлом Мунварда, Никк мог сделать любую глупость, лишь бы заставить Лира почувствовать себя виноватым. Только вот Лир не чувствовал. Лишь злился на всех. Он схватил тогда свои ножны со стола и кинулся было к дверям, но замер опять из-за голоса Чарны. — Лир, оставь их, — «умирать», — должна была она еще добавить, и вероятно, хотела. Хэллхейт обернулся, пристегивая ножны к поясу. Взгляд Регинслейв был решителен, как никогда. — Я не могу, Чарна. Аня мне как сестра и Никк мне как брат. — Иногда приходится жертвовать самыми родными ради благополучия большинства. Царю ли не знать? — Ты не понимаешь! — «Я дал клятву защищать Аню до последнего вздоха. Клятву, данную Лăрам, нельзя разорвать». Чарна поднялась на ноги. — Если уйдешь сейчас, Лир, то предашь меня. Предашь нас всех… «…свой народ», — он мысленно прокручивал теперь эти слова снова и снова в своей голове. Не это ли сказала Чарна в том кошмарном сне, что он видел?.. «Ты предал меня, Лир. Предал всех нас, свой народ. Ты никогда не был одним из нас, лишь притворялся другом». Не хватает лишь ливня, молний и его старой могилы. Фомор перелез через камни, загородившие ход почти наполовину, и подал руку Дафне, карабкавшейся следом. Она проигнорировала его жест помощи. Они зашли в подземное государство тифонцев через старую пещеру, расположенную в Парке Ста Дорог — лестница к ней почти обвалилась, и уже пришлось потратить много лишнего времени. Но другого пути вниз Лир не знал, а телепортировать в сам Тиамтум можно было лишь под землей, иначе кристаллам не хватало мощности. Вокруг стояла тишина, и в переплетении катакомб разносились только звуки их шагов и тяжелых дыханий.