— То есть мне кажется, будто я могу шагнуть прямиком в неё. Она обратила взор зеленых глаз на него. — К слову, я — Бэт. — Кристиан, — пьяно ухмыльнулся он. — Знаю. Твоё имя указано на табличке у входной двери. — Разумеется. Жар прилил к его щекам. — Бэт, ты уверена, что достаточно взрослая, чтобы пить? Она прижала ладонь к груди так, как если бы была дамой бальзаковского возраста. — Ты льстишь мне. Проплыв мимо его произведения, её пальцы задержались на одной из витиеватых рам с портретом Эвелин. — А это кто? — Жена. Бэт придвинулась к картине, чтобы внимательнее рассмотреть. — Она великолепна, — многообещающе заявила Бэт, с ухмылкой озираясь на Кристиана. Кристиан откашлялся. — Согласен. — Итак… Она немного приблизилась, слегка касаясь пальцами воротника его рубашки. — Здесь есть другие твои работы, в кладовке или еще где? Она смотрела на парочку хихикающих девушек, наблюдавших за ними с другого конца зала. Тотчас до него дошло, что происходило. Это была какая-то игра, в которой подруги бросили ей вызов соблазнить героя дня. Хорошо. Он подыграет. Он наслаждался вниманием. Кто знал, выпадет ли ему еще когда-нибудь шанс вкусить восхищение молоденькой девушки? Его эго, то малое, что от него осталось, подтолкнуло на тернистую дорожку. Без намерения сделать что-либо аморальное, он отведет её в заднюю комнату, лишь бы она смогла сохранить лицо перед своими друзьями. И быстро охладит её пыл, как только они окажутся наедине. — Разумеется. У меня есть парочка картин, которые я могу показать тебе. «Что за грандиозный болван». Даже если бы это не зашло за рамки дозволенного, разве ему не приходило в голову, как плохо все выглядело бы, застукай их кто-нибудь? Именно это и произошло. Тара стала свидетелем того, как они направлялись в заднюю часть галереи, и встретилась взглядом с Кристианом. Она безмолвно задала вопрос, какого чёрта он делает, на что Кристиан пренебрежительно встряхнул головой, давая понять, что не о чем беспокоиться. — Слушай, — начал Кристиан, как только они оказались в заваленной кладовке. — Я люблю свою жену. — Конечно любишь. Бэт наклонила голову, игриво надув губки. — Это ясно любому, кто хоть раз взглянет на ее портрет в твоем исполнении. Я понимаю. Она лениво подошла к нему, замешкалась на несколько секунд и прижалась губами к его шее. Кристиан оттолкнул ее, неловко рассмеявшись. — Нет, я думаю ты не поняла. Я знаю, что ты со своими подружками затеяла, но этого не произойдет. Поверь, я ценю твой комплимент. Она вновь приблизилась к нему, прижавшись губами к уху. — Все хорошо, — прошептала она. — Великолепная никогда не узнает. Он почувствовал улыбку на её губах. — Я буду знать. Но его слова не остановили Бэт, и в мгновение ока её руки были там, где никогда не должны были быть. Несомненно, он попал в безвыходное положение, но его тело уже сделало выбор, который должен был принадлежать его разуму. Он был ошеломлен, что, вопреки отсутствию какого-либо влечения к этой незнакомке, его тело так неистово отреагировало. Так или иначе, она понятия не имела о его многочисленных недостатках и слабостях. В этот момент он был совершенно другим человеком, потерянным в очаровании заманчивой мысли. Ну вот и все. Где-то в закоулках его разума скрывался мотив совершения такой глупости, мотив, который он никогда не признает. Он отпустит Эви, тем самым дав ей то, чего она наверняка жаждала. Если она так и не смогла избавиться от унылого, апатичного существа, которым стал Кристиан, то он поможет ей в этом. Закончится ее постоянное подчинение его недостаткам, а ему больше не придется напряженно ожидать неизбежного, постоянно думая, когда это произойдет. Он не мог отрицать, что его тело наслаждалось прикосновениями этой девушки, ее молодостью и пылкостью. Но этот выбор также означал принятие эгоистичного и трусливого пути и дороги назад уже не было. Глава 18 Бирма, 1944 Был жаркий летний день, когда солдаты вышли на реку Иравади с досками, чтобы постирать одежду. Часть пошла купаться в реке, и это было сущим удовольствием по сравнению с душем из каски посреди джунглей. Мэттью, мальчик из Канзаса, пошел в армию в девятнадцать лет, когда же оказался в Бирме, ему уже стукнуло двадцать. Он был членом 164-ой Сигнальной фото-фомпании в ранге боевого оператора. Ему необходимо было сообщать все новости, связанные с Китаем-Бирмой-Индией. Мэттью привлекала красота бирманских храмов, большинство из которых были в руинах после военных действий, он фотографировал их с превеликим удовольствием. Во время его пребывания там он много времени проводил с китайскими солдатами, один из которых был буддистом. Он подружился с ним, и тот даже немного знал английский, но этого было достаточно для их бесед. Его звали Пинг, что означало спокойствие, он был старше Мэттью на два года. Любопытство у Мэттью зашкаливало, поэтому он часто спрашивал у Пинга о его вере, и Пинг с удовольствием отвечал на все его вопросы. — Пинг, — начал Мэттью, снимая сапоги. — Как ты миришься со всей этой войной вокруг, когда ты буддист? — Что ты имеешь в виду? — Ну как же, разве буддисты не против насилия? — Конечно, — ответил Пинг. — А христиане разве за? Мэттью рассмеялся. — Ты прав, Пинг. — Он сел на землю, подобрал камешек и бросил его в воду. — Когда я был ребенком, я узнал об учениях Иисуса все: что нужно подставлять другую щеку, любить своего врага и прочее дерьмо. Признаюсь честно, сейчас мне чертовски тяжело любить японцев. — Когда ты был ребенком, — повторил Пинг с усмешкой. — Ты и сейчас еще ребенок. И я тоже. — Да? Но в то же время мы уже достаточно взрослые для того, чтобы сидеть здесь, пока японцы бомбят нас, а потом бегать и фотографировать последствия взрывов. Пинг смотрел на детей из деревни, которые играли чуть ниже по реке: — Война — часть этого мира. Иногда так складывается, что боев не избежать, возможно, они даже необходимы. — Он выжал рубашку и положил на доску. — Но не ненависть. Мэттью понравился ответ Пинга. Он, конечно, никогда не скажет об этом вслух, но он был благодарен за этого маленького мудреца, появившегося в его жизни. — Ладно, Пинг. У тебя хорошо получается. Теперь мне просто необходимо, чтобы ты помог мне смириться с тем, что моя Натали далеко. — Он вытащил из кармана потрепанную фотографию своей возлюбленной, которая ждала его дома, и протянул ее Пингу. — Помоги вызвать в памяти что-нибудь хорошее и теплое о японцах, потому что мне кажется, они мешают мне думать о ней. Пинг улыбнулся. — Она красивая. — Несколько секунд он размышлял, затем его лицо поменялось, потому что он уже знал, что скажет — Когда я был младше, я выучил один отрывок. — Он сел на доске рядом с Мэттью. — Ну что же ты ждешь? — спросил Мэттью, не отрывая глаз от фото. — Порази меня. Тот, кто настойчиво ступает по Пути Видит не ошибки мира; Если мы придираемся к другим То сами тоже ошибаемся. Когда ни ненависть, ни любовь не нарушают наш покой