Глава 2 Продолжение дневника Светланы Некрасовой (август 1986 года). Как человек влюбляется? О, сначала это прекрасно… Даже если любовь не с первого взгляда, всё равно она настигает тебя внезапно. Сначала ты начинаешь всё чаще задумываться о каком-то человеке, потом радуешься каждой новой встрече с ним, затем начинаешь мечтать о встречах или искать их, замирать от звуков его голоса… В сердце поселяется приятное волнение, непонятная радость. Вроде, и радоваться особо нечему, день как день, серый и промозглый, а у тебя в душе́ будто вечная цветущая весна. А потом на тебя обрушивается осознание того, что ты влюбился. Прозрение. Всё встаёт на свои места, и у всего появляются определения. Тогда уже не только душа и сердце, но и мозг говорит: люблю… Со мной всё произошло именно так. Конечно, я влюблялась и раньше, и даже встречалась с Пашей Симановым, бывшим одноклассником, когда училась на третьем курсе в педучилище. Мы несколько раз ходили в кино, в кафе «Мороженое», гуляли в парке… А потом он сказал мне, что я слишком идейная. Наверно, потому что я отказалась целоваться с ним. А что делать, если мне вовсе не понравилось? Вот если бы Олег Петрович поцеловал меня… Я уверена, всё было бы совсем по-другому. А с Пашкой я как будто со стороны смотрела на себя; мне было смешно и, если честно, немного противно. Больше я не стала встречаться с ним, и за мной закрепилась репутация заносчивой и высокомерной недотроги. Видимо, Пашка поспособствовал этому, ну да и ладно. Подумаешь! На Олега Петровича я сначала не обратила особого внимания. Вроде, обычный парень двадцати двух лет: невысокого роста, русоволосый, стрижка «теннис», как у многих сейчас. Но однажды в середине октября директор школы, видимо, для количества, включила меня в состав комиссии, присутствующей на открытом уроке химии у молодого специалиста, то есть, у Олега Петровича. Когда я училась в школе, химия была самым моим нелюбимым предметом; я с огромным трудом получила по ней «пять». Вот и на открытом уроке мне сначала было откровенно скучно. Но постепенно рассказ Олега Петровича начал меня увлекать. Сначала — из-за приятного голоса преподавателя, а потом я обратила внимание на глаза Олега Петровича, огромные и серые. Точнее, на то, как эти глаза блестели, и какое в них было воодушевление. Именно после этого урока серая осень и превратилась для меня в вечную весну. Я начала ловить себя на том, что спешу на работу с гораздо бо́льшим энтузиазмом, чем раньше. А потом мне захотелось сменить причёску. Я пошла в парикмахерскую, и там мне сделали стрижку «каре». Через две недели после открытого урока мы с Олегом Петровичем дежурили на дискотеке — в конце первой четверти в нашей школе всегда проходит «Осенний бал». После дежурства Олег Петрович, как истинный джентльмен, проводил меня до дома. Мне было очень жаль, что я живу всего в пятнадцати минутах ходьбы от школы — мы так о малом успели поговорить! Олег Петрович рассказывал мне об учёбе в университете. О том, как на первом курсе они две недели жили в колхозе и помогали убирать урожай. О преддипломной практике. Мы тоже ездили в колхоз и во время учёбы в школе, и позже, в педучилище, но каждый день возвращались обратно. Я не стала рассказывать об этом; даже о том, как однажды во время обеда в колхозе мы заедали пряниками маринованные опята, потому что хлеб быстро закончился. Мне не хотелось говорить. Мне хотелось слушать его. Мне кажется, я готова была до утра слушать рассказы Олега Петровича и смотреть в его серые глаза. Когда я, прижав ладони к пылающим щекам, бежала домой, на четвёртый этаж, я поняла, что влюбилась. И я настолько ослепла от своей восторженной любви, что даже не сразу поняла: сердце Олега Петровича занято. И занято, увы, не мной. Впервые я увидела их вместе седьмого ноября, на демонстрации. Тогда же я увидела, как Олег Петрович смотрит на Татьяну Антоновну, «англичанку». И, как будто этого мне было мало, Мария Михайловна, организатор, легко толкнула меня локтем в бок, указала глазами на парочку и выразительно подняла бровь. — Уже и не скрываются, — тихо сказала она мне на ухо. — Раньше-то он к ней в кабинет постоянно таскался между сменами, просиживал там подолгу, клинья подбивал. Думал, никто не замечает. А теперь, видимо, всё взаимно. Кажется, скоро опять в школе свадьба будет, а потом Татьяна Антоновна в декрет уйдёт. Обычная история. В позапрошлом году, ещё до того, как ты пришла на работу, физрук женился на учительнице биологии. Правда, потом они уехали в другой город. Мне трудно описать то, что я испытывала, слушая Марию Михайловну. Больше всего мне хотелось закрыть уши ладонями и убежать. Или провалиться сквозь землю. А лучше умереть прямо тут, не сходя с места. Но так расстроить папу с мамой я не могу, и Наташку тоже. Придётся жить. И не просто жить, но и продолжать работать. Улыбаться всем вокруг так, будто всё в ажуре. Почему я раньше не заметила ничего? Все знали, а я не знала! Может, тогда и не влюбилась бы в Олега Петровича. Хотя нет, всё равно влюбилась бы… С Татьяной Антоновной мне никогда не сравниться, нечего и думать. Во-первых, она гораздо более образованный человек, чем я. Конечно, Олегу Петровичу с ней интереснее. А во-вторых, она красавица. Она стройная, довольно высокая, даже чуть выше Олега Петровича. У неё лебединая шея, правильные черты лица, красивые глаза, почти фиалкового цвета, и длинные вьющиеся тёмные волосы. И одевается она очень красиво, модно. …Минула зима. Конечно, я не перестала любить Олега Петровича, тем более, мы виделись на работе почти ежедневно. Но надеяться я давно перестала — куда мне⁈ К тому же, по общему мнению, Олег Петрович и Татьяна Антоновна — постоянная пара. Однажды, уже в середине апреля, я шла из Дома пионеров в школу и увидела, как в квартале от здания школы остановилась тёмно-синяя «Лада» последней модели. Возможно, я бы и не обратила внимания на машину, если бы из неё не вышел высокий темноволосый мужчина в джинсах, модной куртке и солнцезащитных очках. В принципе, я бы и на мужчину не обратила внимания, однако он открыл двери машины и подал руку девушке. Когда девушка выбралась из машины, я узнала в ней Татьяну Антоновну. Я, как шпион, спряталась за угол универмага и следила за этими двумя. Мужчина быстро поцеловал Татьяну Антоновну в губы, а она улыбнулась, помахала ему рукой и заспешила к школе. Видимо, сегодня у неё нет первых двух уроков. Я задумчиво шла в школу и размышляла о том, что мне делать теперь с новым знанием. А что я могу и должна сделать? Только забыть. Сердце подсказывало мне, что Татьяна Антоновна обманывает Олега Петровича, водит его за нос, но вмешиваться я не имела права. Об этом не могло быть и речи. Они должны сами во всём разобраться. Я вошла в здание школы, а когда проходила мимо учительской, увидела, как Олег Петрович и Татьяна Антоновна разговаривают. Олег Петрович глупо улыбался и влюблённо смотрел на собеседницу, держал её руку в своей. Тогда мне второй раз в жизни захотелось исчезнуть, испариться. Я не хотела ничего знать. Не хотела чувствовать то, что чувствую. Это слишком тяжело. Мне не под силу. Но, как выяснилось впоследствии, меня ждал впереди ещё третий раз. Была середина мая. Конец учебного года неумолимо приближался, всё вокруг начинало расцветать. Казалось, даже такое серьёзное место, как школа, полностью пропитано весной. Я репетировала с барабанщиками бой — вовсю шла подготовка к празднованию Дня пионерии и к итоговому сбору пионерской дружины. Тут же сидели ребята, которых скоро, на сборе, должны были принять в пионеры. Вдруг в пионерскую комнату вошёл Олег Петрович, сел рядом с ребятами. Он смотрел и слушал, как мы занимаемся. Я начала сбиваться и волноваться, терялась в догадках. Раньше он почти не бывал в пионерской. Что его привело сюда? Спустя некоторое время, я отпустила ребят, и мы с Олегом Петровичем остались в пионерской вдвоём. — Светлана Леонидовна, — откашлявшись, заговорил он. — У меня к вам очень важное дело. Огромная просьба. — Слушаю, — я вложила в это слово максимальную серьёзность, хотя была растеряна больше некуда. — Скажите, правду говорят, будто вы можете помирить кого угодно с кем угодно? Глава 3 Продолжение дневника Светланы Некрасовой (август 1986 года). Сначала я просто молча смотрела на Олега Петровича, не в силах ответить. Кажется, я начала понимать, зачем он пришёл ко мне. Это понимание было ужасно. Всё, что я чувствовала до сих пор, показалось мне цветочками. — Говорят, да? — промямлила я. Я ведь должна была хоть что-то ответить. — Да, — кивнул Олег Петрович. — Я слышал разговоры в учительской, когда перед зимними каникулами вы помирили двух учителей истории, которые поссорились из-за того, что не могли поделить кабинет. Тогда коллеги говорили, что это далеко не первый случай… Что вы даже помирили одну из учителей начальной школы с её мужем. Помирили мать и дочь, работающих в школьной столовой. А чаще всего вы мирите учеников. — Бывает, — мне пришлось прочистить горло. Надо же, какая у него цепкая память! Всё услышал, всё запомнил, всё на ус намотал… Хоть и нет у него усов. — Светлана Леонидовна, у меня к вам личная просьба. Очень конфиденциальная. И крайне важная. — Слушаю, — обречённо ответила я, сцепив на коленях кисти рук и разглядывая их так внимательно, словно на них была написана истина. — Понимаете, — начал Олег Петрович вежливо и значительно, но потом вдруг заговорил торопливо, сбивчиво и горячо. — Вы наверняка в курсе того, что мы с Татьяной Антоновной встречаемся… Все знают об этом, да мы и не скрывали этого. Видите ли… Таня оставила меня несколько дней назад без объяснения причин, бросила. Сказала, что между нами всё кончено. А я не могу без неё… Я люблю её, а она и слушать меня не хочет… Мне хотелось закрыть глаза и сжать зубы от боли, но я продолжала сидеть, как истукан: не изображать же перед Олегом Петровичем актрису погорелого театра! Он заглянул в моё лицо: — Светлана Леонидовна, вы слышите меня? В его голосе было настоящее отчаяние. — Да, слышу, — кивнула я. — Может, необходимо всё же уточнить причину, по которой Татьяна Антоновна вас оставила? — Я бы рад, но она не разговаривает со мной. Пожалуйста, Светлана Леонидовна, сделайте что-нибудь! Я очень вас прошу. Мне больше не к кому обратиться. В долгу я не останусь. Ага, только этого не хватало! В долгу он не останется… — Олег Петрович, — спокойно начала я, удивляясь, откуда у моего организма взялись ресурсы на изображение этого спокойствия. — Это слишком личное дело, понимаете? Боюсь, я не смогу… — Светлана Леонидовна, но вы же мирили до этого влюблённых и даже супругов!