Из этого свежего листка Дафна узнала и о вчерашнем бале, на котором не могла присутствовать, потому что в доме праздновался день рождения ее младшей сестры Гиацинты, а домашние праздники свято чтились в их семействе. Поскольку же сестер и братьев было, как уже говорилось, восемь (и мать – девятая), дни рождения отмечались чуть ли не каждый месяц. – Ты все-таки читаешь этот бред! – упрекнула ее Вайолет. Дафна подняла голову и, не ощущая ни малейшего угрызения совести, ответила: – Там много занятного. Описывается бал у Мидлторпов, где Сесил Тамбли разбил целую гору бокалов для шампанского. – Правда? – стараясь подавить любопытство в голосе, переспросила Вайолет. – Ничего себе. Сколько звона… – И осколков, – уточнила Дафна. – Здесь такие подробности! Кто что сказал и кому… Во что одеты… – И, наверное, непререкаемое мнение по поводу каждого туалета? – не удержалась от нового вопроса Вайолет. Дафна усмехнулась. – Ладно, мама. Я знаю, на что ты намекаешь: миссис Фезерингтон жутко выглядит в своем лиловом? На лице Вайолет промелькнула улыбка, которую она тут же попыталась согнать, но ей не удалось, и, улыбнувшись шире, она подошла к дочери, села рядом и примирительно проговорила: – Хорошо, довольно спорить. Дай и мне взглянуть. Что там еще стряслось? Не пропустили ли мы что-нибудь важное? – Не беспокойся, мама, – уверенно ответила Дафна, – с таким репортером, как леди Уистлдаун, мы ничего не пропустим. – Она снова заглянула в листок. – Как будто сами там побывали. Даже больше узнаем, чем если бы сами… Вот слушай… – Она принялась читать: – «Тощий, как мумия, молодой человек, известный ранее под именем графа Клайвдона, почтил наконец захудалый город Лондон своим присутствием – теперь, когда стал новоиспеченным герцогом Гастингсом». – Она умолкла и, набрав воздуха, продолжила: – «Его светлость шесть лет провел за границей, и случайно ли совпадение, что вернулся он только после того, как старый герцог Гастингс покинул этот мир?» – Дафна снова прекратила чтение и сказала с неодобрением: – Она все-таки довольно резка и цинична в своих предположениях, эта леди Уистлдаун. Ты права, мама. – И после паузы добавила: – Кажется, наш Энтони водил дружбу с неким Клайвдоном? Я не ошибаюсь? – Да-да, он теперь и стал Гастингсом. Энтони учился с ним в Итоне и потом в Оксфорде. Они, по-моему, приятельствовали одно время. – Вайолет наморщила лоб, вспоминая. – Насколько я знаю, этот юноша не был паинькой. Большой задира и шалопай. И всегда на ножах со своим отцом. Но говорили, что с большими способностями. Особенно в этом… как ее… в математике. Чем не могут похвастаться мои дети, – добавила она с тонкой улыбкой. – Ну-ну, мама, – утешила ее Дафна. – Не переживай так сильно. Если бы девушек принимали в Оксфорд, я бы тоже там преуспела. Правда, не в математике. Вайолет фыркнула. – Как же! Помню, мне приходилось проверять твои тетрадки, когда гувернантка болела. Худшие минуты в моей жизни! – Зато как я знала историю! – Дафна вновь заглянула в газету. – Положительно меня заинтересовал этот тощий, как здесь написано, и задиристый, как ты утверждаешь, субъект. Во всяком случае, что-то новое на нашем тоскливом небосклоне. Вайолет бросила на нее настороженный взгляд. – Он совершенно не подходит для молодой леди! – Однако как вольно ты играешь моим возрастом, мама. С одной стороны, я слишком молода для друзей Энтони, а с другой – засиделась в девицах. – Дафна Бриджертон, мне не… – …нравится твой тон, – продолжила Дафна. – Но ты все равно любишь меня. Верно, мама? Мать рассмеялась и обняла дочь за плечи. – А как же иначе, моя дорогая. Дафна потерлась своей щекой о материнскую. – Это крест всех матерей, я знаю. Они приговорены любить тех, кого произвели на свет, какими бы ни были их чада. Вайолет вздохнула: – Ты права. Но судьба была ко мне благосклонна. Надеюсь, однажды у тебя тоже появятся дети и ты… – Тоже будешь их любить, как я вас, – договорила за нее Дафна и положила голову на плечо матери. Вайолет, возможно, была излишне придирчива, а отец всегда больше интересовался собаками и охотой, нежели домашними и общественными обязанностями, но родители обожали друг друга, детей, и в доме царили мир и покой. – Я всеми силами буду стараться следовать твоему примеру, мама, – прошептала Дафна. – Как приятно это слышать. – В глазах Вайолет блеснули слезы. – Это лучшая награда для меня. Дафна в задумчивости накрутила каштановую прядь на палец, а затем, решив сменить сентиментальный тон на шутливый, проговорила: – Да, я пойду по твоим стопам и не остановлюсь до тех пор, пока у меня не будет восемь детей… А в это самое время Саймон Артур Генри Фицрэндольф Бассет, с недавнего времени – герцог Гастингс, о коем только что вскользь упомянули мать и дочь Бриджертон, сидел в старейшем лондонском клубе «Уайтс». Его визави был не кто иной, как Энтони, самый старший из братьев Дафны. Да и сами молодые люди казались братьями – оба худощавые, высокие, с густыми темными волосами. Разительную непохожесть выдавали лишь глаза. У Энтони – шоколадного оттенка, как у его сестры, а у Саймона – пронзительно-голубые, словно льдинки. Именно это составило ему репутацию человека твердого и непоколебимого. От его пристального взгляда женщины трепетали, а мужчины чувствовали себя неуютно. Но к Энтони это не относилось: молодые люди были закадычными друзьями. – Не забывай, что я видел тебя в разных ситуациях. Бывало даже с головой, опущенной в ночную вазу, – со смехом проговорил Энтони. На что Саймон ответил: – Если мне не изменяет память, именно ты держал меня над этой вазой. – А чем ты мне отплатил на мое благодеяние? – продолжал игру Энтони. – Подложил в постель дюжину угрей… Саймон по-прежнему считал Энтони ближайшим другом и после возвращения в Англию первым делом встретился именно с ним. – Очень рад тебя видеть, Клайвдон! – в который раз повторил Энтони. – Ох, ты, наверное, предпочитаешь, чтобы я теперь называл тебя Гастингсом? – Нет! – с непонятной для Энтони поспешностью ответил Саймон. – Гастингсом навсегда останется мой отец. Я приму титул, если того потребуют обстоятельства, но не стану носить это имя. – Обстоятельства? – с удивлением переспросил Энтони. – Да кто не мечтает стать герцогом? Ты меня удивляешь! Саймон нервно провел рукой по волосам и ответил не сразу. Да, он знал, что должен – таковы давние традиции – сохранить родовое имя, родовые владения и тем самым подтвердить и упрочить место семьи в истории Англии, но ведь кем он был до недавнего времени? Сын, отвергнутый отцом чуть ли не с рождения, да и в юные годы не удовлетворявший того своими взглядами и поведением. Отец скрепя сердце мирился с его существованием, но горячих чувств не испытывал и, как и прежде, не желал видеть. Сын платил ему той же монетой. Одним словом, нашла коса на камень. – Это чертово ярмо не для меня, – пробормотал он наконец. – Придется к нему привыкнуть, – сказал Энтони. – И к новому имени тоже. Саймон вздохнул. Он понимал, что приятель прав, что его протест может быть воспринят в обществе как кокетливое кривлянье. – Ладно, – продолжал Энтони, – не будем о грустном. Ты прибыл как нельзя кстати. Мне нужна поддержка в моих трудных и нудных хлопотах. – Что за хлопоты, Тони? – Мне, видишь ли, придется сопровождать одну из сестер на очередной бал. Саймон откинулся на спинку кресла и не без интереса посмотрел на собеседника. – Мне это мало о чем говорит. Лично я далек от подобной суеты. – Что ж, придется осваиваться в новых обстоятельствах, дружище. Доверься мне, и я помогу тебе на первых порах. Саймон заливисто рассмеялся: – Если я не ослышался, человек, пытавшийся окунуть мою голову в ночную вазу, предлагает мне трогательную заботу? – О, тогда мы были совсем юные, Саймон. Теперь, увы, все по-другому. – Теперь ты образец благопристойности и хранитель семейных устоев? – В самую точку! И я рассчитываю на твою помощь. Энтони на минуту задумался, а затем спросил: – Полагаю, ты намерен занять определенное положение в обществе? – Это совсем не так, Тони. – Но ты говорил, что собираешься на вечер к леди Данбери. – Только потому, что испытываю симпатию к этой прямолинейной старухе. Она всегда говорит то, что думает. – Ну, допустим, не всегда, – заметил Энтони. – Ты прав. Но она чаще других говорит искренне. Кроме того, она хорошо относилась ко мне, когда я был ребенком. Я несколько раз проводил у нее в доме школьные каникулы. Дружил с ее племянником. Энтони кивнул: – Итак, я понял. Ты намерен избежать соблазнов света. Но знай, мой друг, они все равно тебя настигнут, где бы ты ни находился.