Сердце сделало кульбит и застучало с удвоенной силой. – Кто это был? – хрипло спросил конт и закашлялся, чтобы скрыть дрожь в голосе. Предчувствие чего-то необратимого разлилось в воздухе. Виктория старалась оттянуть этот момент. – Наемник. Ему все равно, кого убивать, тебя или меня. Кстати, их было двое. Второго нашли люди Гихарда. Алан, тебе нужно взять игушей на службу. Никто лучше нас не защитит тебя в горах. Иверт поднялся на ноги и прошелся по комнате. Виктория его не слушала, она исподлобья следила за мужчиной и не могла оторвать взгляда от плеч со шрамами, от волос, небрежной волной рассыпавшихся по обнаженной спине. Мысли ее были совсем не об отряде горцев. Иверт Ураган. Стремительный, независимый, загадочный, живой. Недосягаемый, но такой желанный. Иверт тряхнул распущенными волосами. От этого движения по телу пронесся горячий шквал. Виктория встала и сделала шаг к замершему у окна горцу, протянула руку и… едва успела ее отдернуть, когда Иверт резко обернулся. – Бешеный Алан, я говорил с отцом. Он поддержал мое желание служить тебе. Я останусь с тобой до тех пор, пока не посчитаю, что мой долг крови выплачен полностью. Они стояли друг напротив друга, в глазах горца Виктория искала нежность и сострадание, но видела лишь спокойствие и ожидание ответа. – Назначь день, когда ты примешь мои клятвы. О какой клятве он говорит? Разве это ей сейчас нужно? Разве горец не видит, не чувствует? Неужели он так слеп? Мысли метались, мешая сосредоточиться, и не желали уходить. По телу пробегали волна за волной и собирались в воронку внизу живота. Иверт что-то говорил, но Виктория не слышала, она лишь видела шевелящиеся губы, к которым ей так хотелось прильнуть. Сосредоточиться! Взять себя в руки. Это просто стресс, просто накопившаяся усталость – физическая и моральная. Одиночество. Но это пройдет! Должно пройти! Так отчего ей захотелось заорать в лицо мужчине о своих чувствах? Виктория сделала шаг в сторону и нащупала меч, прислоненный к стене. Последнее время она использовала Разящий как трость. Зеленые глаза немного растерянно, не мигая, смотрели в серые, и от этого взгляда хотелось бежать. Куда бежать? Зачем? Ведь она выбрала мужскую жизнь! Она выбрала мужское тело! Она отказалась от своей любви, когда заключала сделку с Вадием! – Иверт, уйди, – тихо произнес конт. Воздух в комнате стал вязким, ей стало тяжело дышать, желудок сжался от ожидания. – Эй, Алан, что случилось? Тебе плохо? – встревоженно произнес игуш, делая шаг вперед. – Мне плохо, – едва слышно прошептал конт, но Иверт услышал. – Позвать Рэя? Что с тобой? Где болит? – Он обнял конта за плечи и легонько подтолкнул к кровати. Виктория покачнулась от нахлынувших на нее эмоций и чувств. Она едва сдержалась, чтобы не вцепиться в мужчину двумя руками. Нет, она никогда не сможет ему признаться. Никогда. Почему бы горцу сейчас не уйти? Что он хочет услышать? Что она обманула саму себя, когда заключила сделку с Вадием и поклялась жить в этом ненавистном мужском теле? Безнадежная тоска поднялась со дна души и поглотила разум. – Алан, тебе нужно лечь. Тебя трясет! Хочешь, я пришлю служанку, чтобы согрела постель? – Зачем мне служанка, когда есть ты? Но Иверт никак не отреагировал на эти слова Валлида, только бросил на конта быстрый внимательный и немного виноватый взгляд, и от этого Виктории показалось, что чувство одиночества стало осязаемым, оно протянуло к ней свои щупальца, сжимающие сердце. Наконец они добрались до кровати. Виктория тяжело села, оперлась на меч и оттолкнула руку горца. – Нет! Я не хочу служанку! – прорычала, чтобы сказать хоть что-нибудь. Чтобы не разрыдаться и не начать крушить все вокруг. «Иверт, неужели ты так слеп? Я еще смотрю на кого-нибудь так, как на тебя? – тоскливо подумала Виктория. – Мне никто больше не нужен. И… ты больше не нужен». Она который раз пыталась убедить себя, что сможет забыть эту шальную ненужную любовь, так усложнившую ее жизнь. Она уговаривала себя и сама себе не верила. Женщина чувствовала себя мухой, завязшей в паутине. Неизбежная безысходность. Ненужные мысли. Болезненные и жестокие. Может быть, оно и к лучшему? Может быть, ей нужно было это понять? Она ведь сама выбрала. Сама отказалась от предложения Ирия, так чего она ожидала? На что надеялась? Ее удел – одиночество. Долгие годы одиночества. Пустота, холод, страх потери. – Уйди, – холодно произнес конт. – Алан… «Все очень сложно, Иверт, – подумала Виктория. – Но я справлюсь». Она чувствовала, как черная тоска заполняет ее глаза, и не хотела, чтобы Иверт это видел. Не хватало еще, чтобы он начал ее жалеть! Меч уткнулся горцу в бок. – Уйди! – зло выкрикнул конт, вскакивая с места. – Убирайся! «Дай наконец поплакать без свидетелей! Не можешь посочувствовать, так не мешай!» – Виктория изо всех сил оттолкнула от себя Иверта. – Эй, не маши мечом! У тебя рана откроется! – Горец отступил на шаг. Заботливый! Женщина почувствовала, как на смену тоске приходит злость. – Я сказал, убирайся! – заорал конт, взмахнув мечом. На пол полетел разбитый кувшин. Следующий взмах – и кружки разлетелись на множество осколков. – Еще одно слово, и твоя голова отделится от тела! … – Что случилось? – Рэй остановился возле сидящего в коридоре на полу Иверта. – Что это за шум? – Там случился Бешеный Алан, – флегматично ответил горец, не открывая глаз. – Мне кажется, он добрался до кровати. Рэй приоткрыл дверь. – Вина! – послышался голос конта. – И чтобы никто не беспокоил! Стол развалился после шестого удара, кровать оказалась крепче. Но и ей досталось. Скрипя, рухнули столбики, поддерживающие балдахин, закружились в воздухе перья. Со звоном разлетелось на множество осколков небольшое зеркало, такая же участь постигла и единственное окно. Слуга, принесший вино, поставил его на пороге и быстро захлопнул двери, увидев, как в его сторону летит клинок. – Еще вина! После третьего кувшина из стены вышел Ирий, отчего-то облаченный в древнегреческую тогу. – О, Зевс пожаловал! Стань здесь, я буду тебе морду бить. Виктория хмуро подняла кувшин и отхлебнула большой глоток вина, не утруждая себя поисками чашки. – За что? Я ведь предлагал тебе женское тело. И предупреждал, что ты поспешила с выбором. Но все еще можно переиграть. Подпиши бумаги и умри. Умереть! Точно! Как она сама не догадалась? Это ведь так просто – умереть. Забыть, не помнить, не думать. Может, броситься на меч, как римские гладиаторы? А где меч? Виктория обвела рассеянным взглядом комнату. Где-то был, она точно помнит, что меч валялся под ногами и она отшвырнула его куда-то в сторону. Но разве в этом бардаке найдешь! Слуги совершенно распустились. На конюшню всех! Выпороть! О! У нее есть пояс. Красивый и крепкий, можно повеситься. Только к чему его привязать? Виктория поднялась на ноги и, шатаясь, подошла к двери. Открыла ее, увидела сидящего у стены Иверта и со злостью захлопнула дверь. А вот фигу! Она показала двери кукиш. Не дождешься! – Правильно, – сказал Ирий и превратился в Вадия. – Давай лучше выпьем. А почему ты ему не сказала, что любишь? – Потому что я не такая! Не голубая, короче! Я просто хотела, чтобы меня любили. И все. И ничего больше. А он! – Конт перевернул кувшин, потряс им и разочарованно вздохнул. – А где этот гад, который обещал мне счастье? Где твой светлый брат? – Без понятия. – Вина! Еще! Потом они с Вадием пели. Грустную песню о неразделенной любви. Потом Виктория вроде уснула. Ненадолго, а когда проснулась, вновь потребовала вина. – Представляешь, он мне служанку предложил! Мне! А я отказалась, и теперь он, наверное, думает, что я этот… нетрадиционный? А я нормальный!.. Нормальная!.. И я это сейчас докажу! Вина и девку! – Ну что, буянит? – Рэй приоткрыл дверь и заглянул в щель. – С кем он разговаривает? В комнате никого нет. Иверт безразлично пожал плечами. – Он на стене рожу нарисовал углем, с нею и разговаривает. Вторые сутки пьет и ничего не ест, мало ли, что ему чудится. Потребовал девку, а когда она пришла, заставил ее раздеться и выгнал. А после, – игуш тихонько рассмеялся, – выглянул и обиженно заявил мне, что девка волосатая, а он терпеть не может волосатых баб. – Он от пыток еще не отошел, а тут опять голодает. И повязка вся в крови, – с болью в голосе произнес Рэй. – Может, как заснет, попробуем его связать? Иверт только хмыкнул в ответ на это предложение. – Ну да, глупость сказал, – со вздохом согласился Рэй. – Но что-то надо делать, пока он не начал духов голыми руками ловить. Иверт плавно поднялся и кивнул на дверь. – Теперь ты карауль, Молчун. Я знаю, что надо делать. – Вина! Сколько времени она пьет? И зачем? А! Потому что ее никто не любит и не жалеет. Она всем нужна лишь для того, чтобы… чтобы… Не нужна она никому! Никто даже не пришел узнать, как она! А может, она уже того… повесилась или умерла с голода. Где-то были пирожки… Какая гадость! От мыслей о еде желудок свели спазмы, и Виктория едва успела добраться до угла комнаты, где слуга поставил ведро. Как мерзко во рту. Надо запить. – Вина! Почему никто не принес вина? Где Иверт? Где этот предатель? Виктория распахнула дверь, но вместо Иверта увидела сидящего на стуле Рэя. Рядом с ним на полу стояли кувшины с вином. – О! Рэй! Приказываю переименовать замок! Теперь он будет называться «Осколки моего сердца»! Выполнять! – С этими словами конт схватил кувшин и, шатаясь, исчез в комнате. Стук в дверь застал Алана сидящим на обломках кровати и тупо смотрящим в окно. Ночь. Кто-то стучит. Дятел. Или белочка? Маленькая белочка вместе с песцом. Они пришли спеть конту колыбельную. Не дождавшись разрешения, в комнату вошла девушка с подсвечником в руках. Она, осторожно перешагивая через обломки мебели, прошла к окну, поставила на подоконник подсвечник и, мягко ступая по усыпанному мусором и соломой полу, приблизилась к Алану. Тот поднял на нее глаза.