– А кто сказал, что я собираюсь ею править? – Ну, не править, – поправляюсь я. – Но когда дерьмо полетит во все стороны, тебе только и надо будет, что прийти к Тоа-Сителю и предложить ему свою помощь. Королевство Арго будет единственной организованной силой, способной поддерживать порядок в городе. А раз ты придешь к нему сам, по собственному почину, то он будет тебе благодарен, а его благодарность вполне может выразиться в присвоении тебе титула Герцога, а с ним и места в Кабинете. Ты кем предпочтешь быть – министром торговли или налогообложения? Холодный расчет в его глазах сменяется почти осязаемыми столбиками золотых монет. Но я продолжаю: – Вы ведь с ним давно уже сработались, так? Доверяете друг другу? – Более или менее, – допускает величество. – Но Ма’элКот… Если он засядет там, во дворце Колхари, его оттуда год не выковыряешь… Я наклоняюсь вперед и делаю паузу, во время которой всякий намек на юмор исчезает из моих глаз. А лицо становится недвижным, точно у каменного изваяния. – А вот это ты предоставь мне. Величество окидывает меня откровенно презрительным взглядом: – Тебе? – Мне уже случалось проделывать подобное. – А ну-ка, давай проверим, все ли я правильно понял, – насмешливо начинает он. – Значит, так: завтра ты встаешь, завтракаешь, убиваешь Берна, затем прокрадываешься на стадион Победы, подрываешь там у народа веру в Ма’элКота, наскоро перекусываешь, крадучись покидаешь стадион и идешь во дворец Колхари, где отправляешь Ма’элКота к праотцам, тихонько выходишь из дворца, ну а потом уже можно и пообедать, и даже пару рюмок пропустить, перед тем как спать лечь. Правильно я тебя понял? – В общих чертах – да, – отвечаю я. – Только одно ты забыл. – Что, твой послеобеденный сон? – Нет. – В который уже раз я выбрасываю на стол все ту же козырную карту. – Мне еще надо спасти Паллас Рил. При звуке ее имени краска сбегает у него с лица, глаза закрываются. Пока Заклинание действует, я, не теряя времени, беру его в оборот: – Видишь ли, Тоа-Ситель сам по себе очень приличный парень и имеет склонность вести дела мирно. В то же время у него есть власть и репутация человека жесткого. Он – как раз то, что нужно, чтобы удержать Империю от сползания в гражданскую войну; с другой стороны, город он один не удержит, вот здесь ему и понадобишься ты. Пока он не наберет и не подчинит себе новую армию, он будет нуждаться в тебе не меньше, чем ты в нем. Он – твой идеальный выход. – Но он также предан Ма’элКоту, – напоминает величество. Я ухмыляюсь: – Вот как раз об этой части нашей проблемы мы и позаботимся завтра. Тоа-Ситель предан трону, а не человеку. – Черт тебя побери, Кейн, – говорит он. – Черт тебя побери, если ты не просчитал все до последней мелочи. Паслава? Маг с трудом отрывает глаза от созерцания камня, который держит в руке. Когда он все же поворачивается к нам, я вижу в них огонь. – Мы это сделаем, – говорит он. – Кирендаль? Пока мы разговаривали, она незаметно поменяла лицо и фигуру: глаза из золотых стали ореховыми, волосы серебристые, точно платина, приняли легкий рыжеватый оттенок, близкий к каштановому, резкие линии острых скул смягчились, превратившись в более легкий, более человеческий овал. Теперь она бросает на величество такой взгляд, что воздух между ними едва не дымится. – Я могу помочь, – медленно говорит она чуть хрипловатым голосом, который, разумеется, тут же напоминает мне о Паллас. Что за игру она затевает? Может быть, разглядела на нем наложенное заклятие? Следующая ее фраза снимает мои последние сомнения. – Я с тобой, величество, но мы должны… скрепить наш альянс более… мм… официальным путем, – говорит она таким тоном, что даже у меня начинается стояк; что сейчас творится с Королем, могу только представить. Вид у него такой, как будто ему только что ударили ножом в спину; проходит время, прежде чем он вспоминает, что в мире есть еще люди, краснеет, кашляет, смотрит на меня и качает головой. – А ты… что ты от всего этого получаешь? Благодарность нового Герцога? Но тебе ведь на это плевать, верно? Я пожимаю плечами: – Ну, в общем, да. – И ты хочешь, чтобы я поверил, – говорит он медленно, – будто ты готов развалить целую Империю только ради спасения Паллас Рил? – Именно. – Ясно, – говорит он и вдруг расплывается в безумной улыбке. – Тогда я с тобой. Я едва сдерживаюсь, чтобы не полезть к нему обниматься, но, вовремя опомнившись, просто жму ему руку. Он отвечает мне тем же: – И знаешь что, Кейн? Спасибо тебе. – За что? – За то, что ты даешь мне шанс помочь тебе спасти ее. Для меня это так важно. – Ага, – говорю я, чувствуя, как меня подташнивает. – Я так и знал, что ты не откажешься. Долгое молчание накрывает комнату, и в его протяженности чувствуется отзвук завтрашних боев. Все, что мы можем сделать пока, – это сидеть и размышлять над грандиозностью того решения, которое мы приняли только что. Наконец Паслава нарушает молчание кашлем. – А мне вот еще интересно взглянуть на твою серебряную сеть, – говорит он. – Не покажешь, часом? – Пока нет. Завтра. Она у меня припрятана. – По-твоему, это мудро? – Паслава тревожно хмурится. – Ведь успех или полный провал всей нашей затеи зависит от этой сетки! А что, если ее украдут или она потеряется?.. – Она в надежном месте, – заверяю я его с тайной улыбкой. – Завтра ты сам ее увидишь. А пока… э-э-э… кое-кто сторожит ее для меня. 21 Ругаясь про себя, Берн спустился по веревке вглубь природной расселины в форме дымохода в скале, затем завис там, куда едва хватало света факела, и стал вглядываться в черную бездну под ногами. Черт побери, да есть у этой дыры дно или нет? И как сюда спустился гребаный Кейн, если он даже веревки не оставил? И зачем он вообще сюда полез? Здесь ведь даже дышать нечем, такая вонь стоит. Прежде чем продолжать спуск, Берн обернул веревку вокруг пояса, а в освободившуюся руку взял кинжал, заколдованный для него Ма’элКотом. Описав рукой широкий круг в темноте, он увидел, что лезвие горит особенно ярко, если его направить прямо вниз. Так ярко, как он еще не видел. Достаточно ярко для того, чтобы осветить шахту под его ногами еще на несколько футов и вырвать из темноты выступ, на котором неаккуратной кучкой лежала серебряная сеть, так, точно ее бросили туда небрежно. Вот теперь Берн принялся ругаться уже не про себя, а в полный голос, да так, что Коты, которые поджидали его наверху, шарахнулись от расщелины, точно напуганные кони. Кейн знает, этот скользкий выблядок все знает, потому и выбросил сеть нарочно. Берн отпустил веревку, пролетел оставшиеся футы и приземлился на площадку, испытав шок из-за удара на полусогнутые ноги. Потом он наклонился, чтобы поднять сеть, но вдруг передумал, фыркнул и, уцепившись за веревку, со всей скоростью полез по ней наверх, в залитую светом факелов пещеру. – Вы четверо, – он выбрал первых четверых из своей свиты, – остаетесь здесь. Он за ней вернется. Не мешайте ему. Как только он появится, один из вас пусть бежит за мной во дворец. Остальные пойдут за ним, только осторожно, на глаза ему не показывайтесь. Если он вас увидит, то убьет. – Во дворец? Ты не домой? – Сегодня, скорее всего, нет, – ответил Берн, и гримаса на его лице показала, как ему скрутило кишки от страха. – Надо пойти и рассказать Ма’элКоту, что мы снова потеряли Кейна. 22 Сидя за большим письменным столом с изрезанной крышкой в домашней берлоге Берна, Ламорак смотрел в окно на широкий фронт приближающейся бури, которая полностью закрыла полярные звезды. Там почти непрерывно сверкали молнии, а от грома уже тряслись стекла в домах. Гроза будет страшная, такой он, пожалуй, и за всю жизнь не припомнит, однако теперь ему не до нее. Итак, для него все свелось к простому выживанию. Разумеется, смерти Паллас он не хочет, но если она останется в живых, а его не будет рядом, чтобы получить от нее удовольствие, то какое ему дело, жива она или нет? А Кейн… Хотя к черту Кейна. Кейн знал, что Берн и Коты идут за ним по следу, и сознательно привел их к нему, Ламораку. Так что Кейн все равно что сам запер его здесь, в этой дыре. Ламорак не тешил себя иллюзиями и не надеялся, что Берн его пощадит. Единственное, на что он мог надеяться теперь, – это освободиться из лап Берна и его Котов раньше, чем Кейн разворошит осиное гнездо, и сдаться на милость констеблей или Очей. Даже если сам Берн погибнет завтра на стадионе – а в том, что там случится продолжение мятежа, Ламорак не сомневался, – Коты все равно перережут ему глотку. Значит, у него есть всего один шанс: заключить сделку, пока существует такая возможность. Не стоит и пытаться вызвать на разговор охранников: они предубеждены против него. Ламорак обыскал всю берлогу, но все же нашел обрывок пергамента и перо. Еще несколько минут поисков привели его к чернильнице, на дне которой плескалось достаточно чернил.