Через дыру в стене я выскальзываю в соседнюю комнату, но он идет за мной. – Значит, ты одна? Погоди… так это ты? Ты – Шут Саймон? Ты? Мерзопакостный Шут Саймон, Неуловимая Заноза в Лапе Анхананского Льва – это всего лишь гребаная Паллас Рил? Ну, задери меня коза! – Он проводит языком по губам. – А я так мечтал, – говорит он вдруг осипшим похотливым голосом, – так мечтал встретить тебя снова. У меня есть свои планы на тебя, Паллас. И кто знает, вдруг они придутся тебе по вкусу? Если да, то ты, скорее всего, останешься в живых. Я молча пячусь: пусть болтает. Чем дольше будет болтать Берн, тем дальше уйдут Ламорак, Таланн и семья Конноса. Его ухмылка становится еще шире. – Знаешь, даже интересно будет сохранить тебе жизнь. Ведь тогда ты сможешь рассказать Кейну, что я с тобой делал. Я качаю головой: – Слабый ход, Берн. Мы с Кейном уже расстались. Ему безразлично, что со мной происходит. Он рассудительно кивает: – Вот и ладно. Значит, я просто позабавлюсь. – Сначала поймай. После этих слов я, контролируя дыхание, возвращаюсь в мыслевзор, одновременно нашаривая тесемки сумки на поясе. Он фыркает: – Я уже поймал. Полированный «бычий глаз» ложится мне в руку, источая дым и собирая вокруг большой узел Потока, пока мое фирменное сосредоточение запускает действие Заклинания. Берн видит дым и с жалостью смотрит на меня: – Можно быть хорошим магом и глупым человеком, но я никогда не поверю, что это про тебя, – ты же знаешь, что не можешь мне навредить. Этому Щиту придает силу Ма’элКот, сука ты глупая. У тебя нет ничего, что могло бы пробиться сквозь него. Вместо ответа я кидаю «бычий глаз» ему под ноги – так мальчишки подкатывают друг под друга шарики. И не удерживаюсь от смачной реплики в духе Кейна: слишком у меня разыгрался адреналин, к тому же я не верю, что умру здесь и сейчас. – До встречи в свободном падении, – говорю я и прыгаю в дыру в полу, которая у меня за спиной. В прыжке я вижу, как «бычий глаз» взрывается, вышвыривая Берна вместе со Щитом и досками пола сквозь дыру на улицу. Этаж всего-навсего третий, так что падение его не убьет, а вот поломать пару костей и хорошо встряхнуть может. К тому же новая дырка в полу задержит Котов, – по крайней мере, я на это надеюсь. Я приземляюсь в квартире этажом ниже и замираю, прислушиваясь: кто-то скулит в углу, под кроватью. Видно, какого-то беднягу напугали огонь и взрывы, а потом еще люди посыпались с потолка. Я пожимаю плечами – вряд ли у него больше шансов спастись в других местах, так что пусть сидит под кроватью. Я пробегаю поочередно через три прорезанные стены и скоро догоняю своих. Ламорак трудится над капитальной кирпичной кладкой, которая отделяет этот дом от следующего. Кирпич подается туго – волосы Ламорака так промокли от пота, что даже кончик хвоста потемнел. Таланн, прикрывая ему спину, кивает мне: – А где близнецы? – Погибли. – Я поворачиваюсь к дыре, через которую пришла, и вытаскиваю из кармана второй кварцевый Щит. – Как – погибли? – ошарашенно переспрашивает Таланн. – Оба? Я молчу: мне надо заткнуть дыру новым Щитом, а когда он уже становится частью мира вокруг, в провал на потолке в дальней от нас комнате сыплются Коты с мечами наперевес. – Да, – отвечаю я Таланн. – Они купили нам время. Надо использовать его с толком. Дочери Конноса жмутся к матери и безутешно всхлипывают. Пораженный моей новостью, Коннос качает головой: – Надо было мне сдаться. Это я во всем виноват. Я довел нас до этого. – Хватит ныть! – грубо обрываю его я. – Мы еще живы, и мы тебя вытащим. Тебя и твою семью. Ламорак – сколько еще? Жилы вздуваются на его шее, пока он с силой вдавливает меч в кирпич у основания прорисованной им арки. – Тридцать секунд, – пыхтит он хриплым от напряжения голосом. – Пятнадцать. Это последний Щит, и я не знаю, долго ли я смогу держать его против Берна. Коты пинают Щит сапогами, рубят мечами, так что от шума и вибрации у меня кружится голова. Вдруг из передней доносится грохот: они все же нашли вход. Таланн выхватывает откуда-то парочку длинных ножей и салютует ими мне, ухмыляясь словно безумная: – Кажется, это за мной. – Таланн… – начинаю я, но она уже скрывается в передней. Не зря она поклонница Кейна: в бою Таланн становится сумасшедшей мельницей: руки, ноги, ножи – все так и мелькает в воздухе, разя направо и налево. Вот и теперь из прихожей несутся вопли испуга и боли – Коты явно оказались не готовы к встрече с ней. Я молюсь – хоть бы она успела вывести из строя как можно больше врагов, прежде чем погибнет. Ламорак выдергивает Косаль из кирпичной кладки и пинает ее ногой. Кирпичи рушатся, и он, не дожидаясь, пока уляжется пыль, помогает Конносу с семьей перебраться на ту сторону. Потом берет меня за руку и притягивает к себе: – Хватит – этот коридор выведет вас в переулок, по которому вы доберетесь до реки. Иди. – Ламорак, тебя же убьют… Он пожимает плечами: – Либо меня, либо тебя. Но ты сможешь увести семью Конноса в укрытие, а я нет. – Он обводит Косалем вырезанную в кирпиче арку. – Зато я могу долго, бесконечно долго защищать этот проход. А ты, если доберешься до Подданных, пришлешь мне подмогу. Я хочу возразить, но тут ослепительное пламя вгрызается в мой Щит, и боль рисует узор из черных клякс внутри моего мыслевзора. Берн идет. У меня подгибаются колени, Ламорак толкает меня в дыру в стене и говорит: – Пожалуйста, поверь – я не хотел, чтобы так случилось. Прости меня, Паллас. И вот чем приходится платить. – Платить? Ламорак… Но он уже стоит ко мне спиной, перекрыв узкий проход плечами, а Косаль в его руках поет свою песню, кромсая кости и сталь. – Беги! Коннос и его жена – меня вдруг охватывает неуместное ощущение неловкости из-за того, что я не знаю ее имени, – уже ждут моей команды. – Девочек на руки, – говорю я. – Сейчас побежим. Они хватают каждый по дочке и пускаются за мной, а я уже выбегаю в коридор – слава богу, он пуст. Коридор узкий, длинный, по боковым стенам – двери. Окно в дальнем конце обещает спасение. Мы бежим туда во всю прыть. У окна я останавливаюсь и выглядываю на улицу. Серые Коты. Две группы по пять человек, каждая в своем конце переулка. Их десять, а у меня ни одного бойца. Коннос видит выражение моего лица. – Что? Что такое? Они там, да? О боги, это они! – Мы еще живы. Я сую руку во внутренний карман туники и вынимаю серебряный ключ. Секунда – и я перехожу в мыслевзор, настраивая его на сияющие печати. Потом сую ключ в замок ближайшей двери, поворачиваю и слышу мягкий щелчок. Я вталкиваю всех внутрь. Мы оказываемся в двухкомнатной квартире, к счастью совершенно пустой. – Так, – говорю я, – у нас есть пара секунд, чтобы принять решение. Пока я не творю магию, никто нас здесь не найдет, если только не начнет открывать все двери подряд. – А ты… разве ты не… – начинает жена Конноса; я впервые слышу ее голос. – Разве ты не можешь сделать нас всех невидимыми или что-то в этом роде? – Держи себя в руках, – жестко говорит ей муж. – Плащ не работает без магии, а магию засекают все устройства, есть даже люди, чувствительные к ней. – Но, может быть… – говорю я. – Плащ в сочетании с сильным противоотслеживающим средством… Он смотрит на меня, вытаращив глаза. – Дай мне твой свиток. – Но… но… За дверью топочут сапоги. Значит, Ламорак погиб. У меня перехватывает дыхание, слезы переполняют глаза, в грудь словно втыкаются раскаленные ножи, от боли я не могу думать. Я трясу головой так, что слезы брызжут в разные стороны. Плакать буду потом, если выживу. Вцепившись в тунику на груди Конноса, я рывком поворачиваю его к себе: – Свиток!