– Ага, точно, – ответил Кейн и одной рукой придержал ей голову и плечи, так что ее шея оказалась как раз между его большим и указательным пальцем, а второй прижал ей руки к телу, не задев нежных крылышек. Потом осторожно, даже, пожалуй, ласково начал вытягивать из деревяшки нож; Кирендаль морщилась при каждом еле слышном скрипе, с которым металл выходил из косяка. Тап продолжала воинственно лягаться, метя Кейну в руку, но он как будто ничего не замечал. Ранка на ее крыле окрасилась бледно-розовой кровью. – Одна рука, – приказал Кейн Кирендаль, протягивая ей дриаду. – И держи ее крепче. Только ощутив ладонью теплую тяжесть тела Тап, Кирендаль поверила, что все это происходит на самом деле, что Кейн не играет с ней и не перережет ей горло тем самым ножом, который только что вынул из крыла Тап. Кирендаль поднесла дриаду к груди, та припала к ней головой и оросила ее сосок кристально чистыми слезами. – Прости меня, Кир, прости, пожалуйста. – Она судорожно всхлипнула. – Он… он вломился через окно… и Закки, он убил Закки… – Ш-ш-ш, – успокаивала ее Кирендаль. – Тише, все будет хорошо. – И она бросила на Кейна такой взгляд, словно молила его о подтверждении. Он нетерпеливо дернул плечом: – Если она о том парне из камнегибов, то он жив-здоров, ну или будет здоров, когда очнется. Голова поболит день-другой, и он опять будет как новый. Кирендаль с растущим изумлением встретила его холодный, неподвижный взгляд; может быть, она ошиблась, и его глаза не холодны и неподвижны, а просто скрыты тончайшей пеленой… Вслух она сказала: – А ты совсем не такой, каким я тебя считала. О тебе болтают, что ты… ну, в общем… – Шут Саймон, – напомнил он ей. – Да. – Кирендаль погладила кудрявые волосы Тап. – Та игра в Крольчатниках дорого им стоила: шестеро Котов убиты, многие ранены. Не знаю, скольких людей убитыми потерял Шут, но двоих из его шайки Коты схватили. – Двоих? – Что-то изменилось в его выражении лица, появилась какая-то новая эмоция, которую Кирендаль не могла назвать, прежде всего потому, что в ней не было смысла; в глазах убийцы проглянула отчаянная надежда висельника, идущего на казнь, который ждет, что подельники в последний миг спасут его от петли. – Их имена. Кто они такие? Среди них была… И он произнес какое-то имя, но Кирендаль не успела его разобрать – ее отвлекло внезапное натяжение Потока. Быстро вернувшись в себя, она сказала: – Прости… прости, я не расслышала. Как ты сказал? – Паллас Рил. Фея нахмурилась. Паллас Рил? Это же, кажется, чародейка из людей? Какое отношение она… о чем вообще речь? И тут же натяжение Потока вернулось, обвилось вокруг нее шелковой петлей, и Кирендаль обнаружила, что не помнит ни слова из их предшествующего разговора. – Я… кажется, я слышала, что она здесь, в городе. А что, она важна? – Да, – ответил он так решительно и весомо, что слово упало, точно гранитная плита. – Она есть среди пленников? – И он подался к ней. – Каких пленников? Кейн вздохнул так, словно из последних сил держался, чтобы не вспылить, и у Кирендаль перехватило горло от ужаса. А что, если у нее не окажется нужных ему ответов? Что он будет делать тогда? Он сказал что-то еще, и она опять не расслышала. – Что? – переспросила она тонким голоском, съежившись в ожидании неминуемого удара. – Те двое пленников, последователей Шута Саймона, которых Коты взяли в Крольчатниках вчера, – среди них был сам Шут Саймон? Она замотала головой, молясь про себя, чтобы он удовлетворился ее половинным знанием. – Не знаю; говорят, что взяли мужчину и женщину. Наверное, они еще сами не разобрались, кто попал им в руки; пажи пока помалкивают. – Где их держат? Во дворце? – Скорее, в Донжоне, под зданием Суда. – Ты можешь провести меня туда? Кирендаль вытаращила глаза и отпрянула – пламя, которое вдруг осветило его лицо изнутри, почти обжигало. – Что? – Ты слышала что́, Кирендаль. Старый Хамман водил меня во дворец; не делай вид, будто ты владеешь своим ремеслом хуже Хаммана, иначе Лица не подчинялись бы тебе. Проведи меня туда. – Не могу, – сказала она. – И во дворец сейчас так просто не попасть. Там многое стало по-другому. А уж в Донжон… Кейн, он высечен в сплошной скале. Будь у тебя несколько лишних сотен золотых ройялов на подкуп, ты бы смог пробраться туда через неделю или две. Другого способа я не знаю. Пламя тлело в его глазах. – Может, при правильном поощрении ты найдешь способ. Кирендаль сдерживалась изо всех сил. – Я говорю правду, Кейн. Оттуда никому еще не удавалось вырваться на свободу; единственный способ – подкупить судью или стражу. А на это нужны время и деньги. Фея смотрела ему в лицо не мигая, в ее словах не было двойного дна, и он это быстро понял. Кейн отвел глаза. Его разочарование чувствовалось так явно, что Кирендаль почти пожалела его. В отношениях меж ними наступил какой-то сдвиг. Фея обнаружила, что уже почти не боится сидящего перед ней человека, а, наоборот, испытывает к нему острый интерес. Он сказал: – Я не хочу становиться твоим врагом, Кирендаль. Не исключено, что мне скоро понадобится твоя помощь. И ты должна понимать: за любую твою услугу я отплачу сторицей. – Мне ничего не нужно от тебя, Кейн. Обещай только, что никогда не потревожишь меня снова. – Обещать можно, – сказал он и пожал плечами. – Но это будет пустой звук, как ты прекрасно понимаешь. Дай-ка я лучше кое-что тебе расскажу: кто-то из Подданных Арго сливает информацию Очам, причем на самом верху. Фея вскинула брови в притворном изумлении: – Вот как? – Ага. А вот и еще кое-что: Подданные поддерживают Шута Саймона. На этот раз она не притворялась: – А вот этого я действительно не знала. – Думаю, что информатор в среде Подданных сдал Котам Шута Саймона. Если ты узнаешь, кто это, то я перед тобой в долгу не останусь. – Может, лучше сразу спросить у величества? – фыркнула Кирендаль. Он молча устремил на нее неподвижный взгляд, и его лицо напомнило ей маску Смерти. Фея не выдержала и отвела глаза, крепче прижала к груди дрожащую Тап. – У меня нет доказательств. Даже слухов и тех нет. Я только знаю, что Очи Короля вовсю следят за мной, за Крысами, Дунгарами и Змеями, а Подданных не видят в упор. Может, величество сможет тебе объяснить, как это у него выходит. – Ладно, – тихо просипел Кейн. – Может, и объяснит. – И надолго умолк, а потом встряхнул головой, как человек, усилием воли прогоняющий неприятные мысли. В углу комнаты, в алькове меж двух больших свечей, стояла поясная бронзовая статуя. Кейн кивнул на нее и спросил: – А это еще что за штука? – Святилище Ма’элКота. А что? – Кирендаль пожала плечами. – У всех такие есть. – И ты поклоняешься ему? Как богу? – Кто, я? Ты, наверное, шутишь, Кейн. Он рассеянно кивнул: – Мм… ага. Просто я удивился, что ты держишь его в доме. Я слышал, что недочеловекам он не друг. «Недочеловеки, как же! Да если бы не мы, то люди до сих пор ходили бы в шкурах и выли по ночам на луну», – подумала она, но вслух ничего не сказала, а только развела руки и пожала плечами. – Знаешь, есть такая пословица: с волками жить – по-волчьи выть. Слышал, наверное? – Конечно, – ответил он тоном глубокой задумчивости и умолк. Молчание прервала Кирендаль: – Если ты и в самом деле хочешь мира между нами, то будь добр объяснить, как ты попал сюда. – Да ничего сложного. Твой парнишка – Закки, кажется? – сам тебе расскажет, когда очнется. Окно на третьем этаже, то, которое выходит в узкий переулок, ненадежная штука – в него можно запрыгнуть из дома напротив. Я бы на твоем месте поставил на него решетку. – В квартире напротив двое моих людей. – Тут до нее дошел смысл сказанного, и она округлила глаза. – То есть, наверное, были. Кейн отрицательно помотал головой: – С ними все в порядке. Они сами убрались из квартиры, как только ты подняла тревогу. Я их не трогал. Они меня даже не видели. Фея затаила дыхание.