– Как попасть отсюда в Театр Истины? 7 Глаза Таланн широко раскрываются: прямо фиалки в сумерках. – Я… я… я не знаю, – заикается она. – А… а с тобой все в порядке? Я прижимаюсь гудящим лбом к холодной каменной стене и пытаюсь выглядеть уверенно и спокойно. Черт, девчонка чуть концы со страху не отдала, когда я свалился. А уж я-то как напугался. – Ты была там? В Театре Истины? Она неуверенно кивает и не смотрит мне в глаза. – Ламорак там? Я не нашел его в камере. Там было пусто. – Ложь легко срывается с моих уст. – Не знаешь, куда он мог пропасть? Может, ужинает с Ма’элКотом? Если нет, то Театр Истины – единственный вариант. Она запускает грязные пальцы в свалявшиеся, засаленные волосы: – Я не… Я не знаю, как туда попасть. Когда меня водили туда, то надевали мешок на голову. Я ничего не видела. Осталось всего пять минут. Вот и все, мелькает у меня отчаянная мысль. Твоя взяла, Ма’элКот, и твоя тоже, ты, дряблый серый червь в человеческом облике, чье имя мне запрещено называть. Вы оба выиграли. Ламорак умрет. Игре конец. Я не знаю, как это работает, я понятия не имею, слышал ли кто-то, кроме меня, как Ма’элКот орал в моей голове, что Ламорак лежит сейчас в камере ужасов, слишком далеко от меня и под надежной охраной, так что спасти его нельзя. Это, конечно, не средневековая камера пыток, о нет: это современное, чистое, хорошо оснащенное помещение, где хозяйничает липканский экспатриант, чье имя давно уже стало нарицательным для бесстыдной жестокости. И все же что-то мокрое и липкое ворочается у меня в груди, твердя мне, что бросить Ламорака легко. Слишком легко. Он же трахает мою жену. Просто оставить его здесь, и пусть умрет. Шансов все равно нет. И руки у меня чистые. Тут даже Паллас не придерется. Я встаю. Меня покачивает. В голове гудит от рева Ма’элКота. – Как ты? Сможешь бежать? Карабкаться? Нам надо будет забраться по веревке на высоту сто пятьдесят футов. Сможешь? – Кейн, – с чувством говорит она, – чтобы выйти отсюда, я что угодно смогу. – Держись за моим правым плечом, в паре шагов, и не отставай. Ты ведь из Монастыря, верно? Монашеский шаг знаешь? Она кивает. Глаза на ее чумазом лице горят обожанием и обещанием награды доблестному Рыцарю. Теперь уже я отвожу взгляд. – Тогда пошли. Я закрываю за нами дверь камеры, ставлю на место засов, и мы пускаемся бегом. Монастырский шаг – это и разновидность медитации, и способ передвижения по пересеченной местности. Надо наклонить прямой корпус вперед от бедра и бежать, при каждом шаге подтягивая колено к груди и ставя на землю всю ступню сразу. Руки в это время болтаются, расслабленные, а не отталкиваются от воздуха, как при обычном беге, кулаки сложены в комбинацию из трех пальцев. На бегу я держу фонарь почти закрытым, так что узкий луч освещает коридор на три шага вперед, не больше. Я слежу за дыханием – три шага вдох, три шага выдох – и чувствую, как дыхание вселенной вливается в меня, подхватывает и несет вперед. Хороший ходок может двигаться сквозь лес со скоростью марафонца и не устать, ни разу не споткнуться о камень или корень, спрятанный в подлеске, и при этом совсем не шуметь. В монастырской школе каждый наш день начинался с трехмильного броска в лес монастырским шагом; так что трещины и выбоины каменного пола мне не страшны. Таланн поспевает за мной без труда. – Куда мы бежим? – Молчи. На ходу я считаю прямые отрезки коридора и повороты, шепчу их про себя, как мантру: «Прямо, прямо, направо, прямо, налево, прямо, прямо, направо». С каждым пройденным отрезком список сокращается. Вообще-то, понятие «прямая» под землей условно: здесь все коридоры идут по дуге, причем иногда эта дуга круче, чем кажется. Вот почему я должен сохранять концентрацию: пропущу поворот и мы пропали. А мы и так почти выбились из графика. Когда моя мантра сокращается до последнего «прямо, направо», я останавливаюсь и протягиваю руку, чтобы перехватить Таланн. – Вот за этим поворотом, – шепчу я ей, – есть дверь без засова. За ней вентиляционная труба. В трубе – веревка. По ней мы вылезем на крышу здания Суда, но надо торопиться. Если дневные кашевары придут и затопят печи, мы там задохнемся. Поняла? Она кивает и хмурится: – Но… где же Театр Истины? И как же Ламорак? Я угрюмо мотаю головой: – Мы не сможем ему помочь. Времени нет. Если бы он был в камере… Таланн слегка отодвигается от меня, чуть заметно, будто уходит в свою скорлупу, и прячет глаза. – Значит, мы его бросим, – говорит она тусклым голосом. – И ты совсем ничего не можешь сделать? Она хочет услышать от меня, что ошиблась; теперь она смотрит мне прямо в глаза, и в ее взгляде я вижу столько неприкрытого обожания и надежды, что мне хочется ее высечь. – Вот именно… – Ужасная мысль молнией проносится у меня в мозгу. – Послушай, ты… э-э-э… у вас с Паллас есть условленное место встречи? Ну, такое, чтобы снова найти друг друга, если вы вдруг разделитесь? Она смотрит на меня с прищуром: – Есть, конечно. А тебе зачем? Разве это не Паллас тебя прислала? – Нет. Долго объяснять. Я перевожу дух – было бы чересчур бросить Ламорака здесь, а потом выяснить, что только он знал, где искать Паллас. Но у меня сводит под ложечкой, и дело не в том, что я знаю Ламорака или что он мне по-своему нравится. Мое ощущение больше похоже на разочарование. И вдруг я понимаю: в глубине души я надеялся, что Ламорак окажется единственным, кому известно место встречи. Я ищу предлог, чтобы спасти его. Зачем я вообще завел этот разговор? Все, что от меня требовалось, – это довести девчонку до кухни и засунуть в трубу, а уж потом, в безопасности, ломать голову над прочим. Ма’элКот велел мне бросить Ламорака умирать; такой же приказ отдал и червь. Все хотят, чтобы я дал умереть Ламораку. Один очень умный парень сказал мне на днях: «Они считают, что ты их собственность и должен делать то, что они велят». А ведь отсюда есть еще один выход, если подумать… Я опускаю фонарь на пол и в темноте ловлю Таланн за плечи. Обращенное ко мне лицо как будто светится, но на самом деле лишь отражает красноватое свечение факелов в Яме шагах в ста за моей спиной. Я вижу, как у девушки перехватывает дыхание и блестят глаза. – Ты поднимешься наверх, – говорю я ей. – Найдешь Паллас Рил и передашь ей вот эти слова: Кейн сказал, что ты офлайн уже четыре дня. Она знает, что делать. Таланн прищуривается, я вижу упрямую складку ее губ. – Вот сам ей и скажешь. – Надеюсь, у меня еще будет шанс. Она делает шаг назад и эффектным приемом высвобождается из моей хватки, ударяя меня ладонями по запястьям. Чуть подавшись вперед всем корпусом, она выбрасывает палец так, что он почти утыкается мне в грудь: – Даже не думай идти туда без меня. – Таланн… – Нет. Ламорак – мой товарищ и друг. Если ты говоришь, что у нас нет шансов, то мы уходим вместе. Но если ты хочешь попробовать, то я иду с тобой. Я мерю ее взглядом – руки чешутся взять и выбить дурь из этой пигалицы. Но, вспомнив ее крепкие руки и видя устремленный на меня взгляд, полный свирепой уверенности в своих силах, я понимаю, что мне, может, и не удастся этого сделать. А, да хрен с ней, пусть идет. Не пинками же мне загонять ее на веревку. К тому же мне может понадобиться помощь. Она угадывает мое решение по тому, как меняется положение моего силуэта на фоне красно-бурой мглы у меня за спиной. – Так как мы найдем дорогу в Театр Истины? – Проще простого. Поймаем кого-нибудь из стражи и будем пытать до тех пор, пока он не покажет.