И увидев, как засияли от неожиданной радости лица Данки и Йонаха, уверился, что поступил правильно. Сладислава молча повернулась, взбежала по ступенькам и скрылась в доме. — Бать, что это с мамой? — удивленно-испуганно спросил Славка. — Не хочет, чтобы Йонах на твоей сестре женился, — сердито бросил Духарев, соскочил на землю и двинулся за женой. — Слада! — Что? — Голос у жены — ледяной. — В чем дело? Ты сама сказала, что я могу решать, как считаю нужным! — Ты — муж. — Вот именно! — И я, жена, должна повиноваться твоей воле. — Сладушка... — Сергей потянулся к жене, но Слада отпрянула. — Не трогай меня! — Ну хорошо, успокойся... — Духарев растерялся. Никогда Слада не говорила с ним так. — Прости, если я тебя огорчил. Но я думал не о себе, правда! — О чем же ты думал? — О счастье нашей дочери. — Какое может быть счастье, если она навеки погубит свою душу! — закричала Сладислава. — Да с чего ты взяла... — Духарев тоже повысил голос, но осекся. Они уже были не одни. В дверях стоял Богослав. — Бать, гонец от князя, — пробормотал он смущенно. — Тебя кличут в Детинец. Срочно. Посыл был княжий, но посылал его не князь, а Артём. Сын просил срочно прибыть в Детинец. Слово «срочно» гонец повторил трижды. Так ему было велено. — Что тут случилось? — спросил Духарев. — Опять печенеги? Гонец не знал. — Ты поешь хотя бы, — безразличным мертвым голосом сказала Слада. — Князь накормит, — без особой уверенности ответил Духарев. Эх, совсем не так представлял он свое возвращение из деревлянских лесов... Во дворе Детинца Духарев столкнулся со Свенельдом. — Где тебя носит, воевода? — проворчал Свенельд вместо приветствия. — Да что случилось? — воскликнул Духарев. — Поторопись, Святослав ждет! — Князь-воевода в сопровождении «свиты» поехал к воротам, а Духарев спешился и вошел в терем. В большой палате Детинца толпился выводок тиунов, приказчиков и мелких бояр «хозяйственного» направления. По их озабоченной суете и отрывистой быстрой речи князя Духарев с порога понял: идет подготовка к походу. Причем форсированными темпами. Духарев удивился. До планового выхода в конце сентября оставался почти месяц. Увидев его, великий князь воскликнул: — Ну наконец-то! — Взмахом руки выпроводил всех. — Садись, воевода. — И, определев наметанным взглядом, что Духарев только-только с дороги: — Голоден? — Есть немного. — Коли немного, то потерпишь. Как дружина твоя? К походу готова? — Думаю, дней десять надо, чтоб всех собрать, — Духарев со своим «заместителем» Стемидом еще не общался, но не сомневался, что у Барсука всё в порядке. Но добрая половина парней — в отпуске. Пока за ними пошлют, пока они подтянутся... — Три дня, — сказал Святослав. — Я седмицу назад велел Стемиду твоему собирать воев. Однако! Если Святослав пошел на такое «нарушение правил», как приказ чужим дружинникам, значит, дело серьезное. Духарев быстро прикинул «геополитическую ситуацию». Наезд скандинавов? Вряд ли. С этой проблемой Новгород с Роговолтом управились бы самостоятельно. Кто-то покусился на Хузарию? Напал на союзников-угров? Печенеги что-нибудь учудили? Ромеи высадились в Булгарии? — Ромеи напали на Булгарию, да? — Близко, — проворчал Святослав. — Но мимо. Не ромеи, сами булгары взбунтовались. — Да ты что? — изумился Духарев. — Борис? — Нет, не Борис. Этот сидит в своем дворце за щитами моих гридней. Ждет, чем обернется. Взбунтовались кмети[14] на юге Булгарии. Может сами, а может и не сами. Сунулись сначала к Преславе — не вышло. От Плиски их тоже шуганули. Тогда пошли к Доростолу. Оттуда, от Устаха ко мне прибежал гонец. — А что — мои? — спросил Духарев, подразумевая под «своими» булгарских ополченцев. — Часть — в Доростоле. Часть разбежалась. Разбежалась или примкнула к бунтовщикам. Крайне обидно, если окажется, что Духарев тренировал собственных врагов. — Еще гонец сказал, — продолжил великий князь, — войско кметей от Доростола двинулось к Переяславцу. — Ну и пусть им. В Переяславце стены крепкие и дружина у Гуннара — тоже. — Ты, верно, устал воевода. Или поглупел. В Переяславце — мой флот. — Ах ты... — До Духарева дошла вся серьезность ситуации, — Значит, надо нашим в Булгарии собрать дружины в кулак, объединиться... — Некому, — буркнул Святослав. — Что — некому? — Объединять некому. Свенельд, Икмор, ты... Все мои большие воеводы здесь. В Булгарии только Щенкель, но ему я крепко-накрепко велел держать Преславу и Бориса. Ты его знаешь, он от моего приказа не отступит. — Что ты намерен делать? — В поход. Завтра. Я ждал только тебя. Чем скорее мы выйдем к Дунаю, тем меньшей крови нам будет стоить возвращение в Булгарию. — А что здесь, в Киеве? — Сами управятся. Я им князем Ярополка оставляю. С данью и землями ему боярин Блуд поможет... — Это еще кто? — Есть тут один. Сам — из моравских мелких князей, но матери служил верно. — Что-то мне его прозвище не нравится, — заметил Духарев. — Такое зря не дадут. — Это точно, — согласился Святослав. — Боярин наглый и хитрый, как старый лис. Но — в силе, а главное — с вышгородскими у него вражда. А чтоб Блуда этого придержать если что, я над дружиной киевской твоего сына Артёма поставлю. Всё, воевода, не будем времени терять. Иди поешь и начинай сборы. Завтра с рассветом выходим. Духарев кивнул, шагнул к дверям, потом вспомнил... — Я волоха деревлянского привез, тебе показывали? Лесовики, твари, людей наших ловили, чтоб своим богам в жертву принести. Да не смердов, а... — Знаю уже, — перебил его князь. — Поведали, зачем ты в деревлянские земли отъезжал. Потому и не ругаю, что меня не известил. А волоха твоего я велел утопить. — Но он многое мог рассказать! — Мог, верно. Только слушать мне его сейчас недосуг. Деревлянские земли теперь под моим младшим, Олегом, будут. Он, конечно, мальчишка еще, но я ему воеводой одного Свенельдова сотника дам. Он, было дело, еще при отце моем деревлян усмирял — А Свенельд — что? — Свенельд сам и предложил.